Роуз вернулась в свою комнату, держа дневник отца у самого сердца. Ей не хотелось выпускать его из рук. Она решила, что обязательно прочтет его от корки до корки, а пока ей нужна была передышка, чтобы уложить мысли в своей голове ровными стопками. Она должна была все обдумать.
Матери дома не оказалось. Наверняка, она снова отправилась в больницу к Адаму. Роуз непременно нужно было последовать за ней, хоть она и боялась. В ее голове роилось море вопросов к своему дяде.
А вот и мастерская. Как бы ей не хотелось возвращаться в эту комнату, насквозь пропахшую маслом и растворителем для краски, она должна была еще раз взглянуть на картину. Найти ключ не составило труда — он хранился во все том же горшке с фиалками.
Она провернула ключ в замочной скважине трясущейся рукой. Вновь накатили воспоминания. Безумный взгляд ее дяди, кажется, отпечатался в ее мозгу надолго. Распахнув деревянную дверь, она ахнула — мольберт оказался свободен. Она включила свет и увидела на полу несколько кровавых пятен. Ее передернуло. Сжав волю в кулак, она обыскала все холсты — ничего. Полотно исчезло.
Неужто поведение дяди связано с муками творчества? Все настоящие художники странные. Адам тому подтверждение.
Одевшись, девушка закинула в свою сумку сладости и фрукты для Адама, которые смогла найти в доме, и, сев на автобус, отправилась в единственную больницу их города.
Самая большая достопримечательность Пристин Тауна стояла на зеленом холме в окружении голубых елей. Старинное белокаменное здание с большими цветными витражными окнами напоминало храм. У входа в больницу стояла бронзовая фигура стремящегося ввысь белого единорога — символа добра и чистоты. Чем ближе Роуз подходила к больнице, тем больше ощущала божественное присутствие. Когда-то здесь действительно было святое место — женский монастырь.
Он был разрушен в двадцатом веке вандалами, но после нескольких реконструкций его превратили в госпиталь. Это здание со сказочным памятником всегда восхищало местных жителей — таинственное, удивительно красивое и трогательно наивное место. Его стены столько вынесли, но оно до сих пор стояло. И, кажется, не утратило свое божественное предназначение — спасение людей. Только теперь в его стенах трудились не церковнослужители — спасители душ, а врачи — спасители тела. Но, каждый знает, что хорошему врачу всегда помогает Творец.
На пороге в больницу Роуз вновь остро ощутила присутствие Святого Духа. Здесь и сейчас происходили самые важные вещи в жизни многих людей: сложная операция, встреча с долгожданным ребенком, прощание с близкими и переход в Царство Божие. Лучше места для больницы не найти. Некоторые приезжали сюда из других городов, потому что верили в святость этой земли. Может, если бы Адам так поспешно не забрал Роуз отсюда, ее ребро заживало быстрее.
Девушку отправили в палату №40, но она не спешила, боясь встретиться с матерью. Осторожно ступая по коридору больницы, она оглядывалась по сторонам, чтобы вовремя улизнуть, если увидит знакомую фигуру. Девушка думала, что если мать скажет ей хоть еще одно слово в обвинительном тоне, она не выдержит и сорвется в истерику. Тогда придется задержаться здесь надолго — в психиатрическом отделении.
Роуз немного потопталась у входа в палату, заглянула в окошко и выдохнула с облегчением, когда не увидела внутри матери.
Она вошла в светлое помещение, в которое, сквозь витражное окно, на котором была изображена библейская сцена — «Моисей и евреи в пустыне», проникал теплый свет.
Адам лежал на больничной койке с закрытыми глазами, но его глазные яблоки под веками вращались из стороны в стороны. Бледное лицо взмокло от пота, а ко лбу прилипли кудряшки. Его руки были перебинтованы в нескольких местах, где-то сквозь бинты проступала кровь. Адам постоянно что-то шептал, словно читал молитву. Грудь высоко вздымалась, а дыхание было учащено. «Завершение, завершение, я должен», — распознала Роуз его речь.
Она хотела была позвать медсестру на помощь, но не успела — Адам открыл глаза и уставился на нее совершенно безумным взглядом, полном тревоги. Белки его глаз выглядели воспаленными.
— Зи-за, — прохрипел тот, оглядываясь по сторонам и обводя взглядом помещение палаты.
— Адам, тебе плохо? — спросила девушка дрожащим голос.
Роуз взбудоражило состояние дяди. Никогда раньше он не выглядел так плохо.
— Я не могу, — произнес он, вновь закрывая глаза.
— Я позову кого-нибудь.
— Нет, никого не… никого нельзя… не надо… — тяжело дыша проговорил Адам. Он снова открыл глаза и посмотрел в лицо Роуз: — Подойди.
Дыхание Адама немного успокоилось, кажется, он приходил в себя.
— Что такое? — Роуз послушно приблизилась к койке и наклонилась над лицом Адама.
— Мне нужно домой… здесь плохо. Эти стены… они давят, — его слова звучали как бред. Роуз решила, что дело в лекарствах.
— Адам, ты скоро поправишься, — дежурная фраза сорвалась с ее губ.
На самом деле девушка ни в чем не была уверена. Кажется, Адам действительно сошел с ума. Хотя день назад казался совершенно нормальным. Неужели так легко впасть в безумство?
— Я не поправлюсь, — ответил дядя. — Мне нужно домой. Увези меня отсюда. Твоя мама мне не верит.
— О чем ты говоришь?
— У меня бывают видения. Я не могу… — он снова тяжело задышал. — Я не хочу!
— Тише, тише, — Роуз взяла Адама за руку, чувствуя, как ее сердце подскакивает от ужаса. Еще немного и она позовет медсестру. Но, что же Адам пытается ей сказать?
— Эти девушки.
— Какие?
— Девушки на моих картинах, они…
— Что, что они?
— Я вижу их, они… мертвы.
Роуз ужаснулась. Она вспомнила изображение темноволосой красотки на полотне в мастерской. Ее глаза были совершенно белыми. Мертвенно-белыми.
— Где та картина?
— Я не знаю… мне надо домой… плохо… — Адам вновь закрыл глаза, впадая в новый приступ бреда.
— Все, я зову медсестру, — бросила Роуз, и направилась к двери.
— Стой! — девушка обернулась и увидела, что Адам уже сидит на койке, смотря на нее умоляющим взглядом. — Не надо.
— Тебе нужна помощь.
— Нет… не мне, — произнес он, вновь опуская голову на подушку.
— О чем ты опять? Мне что, клешнями из тебя все вытаскивать? — вскипела девушка. — И так хватает странностей. Отправлю тебя в психиатрию.
— Держись подальше от своего друга.
— Чего? От Алана что ли?
— Он не тот, кем кажется, — прошептал Адам, закрывая глаза и отворачиваясь к окну.
— Ей, — Роуз обошла кровать и посмотрела в лицо дяди. Теперь он казался спокойным. Кажется, нервная горячка прошла. — Это еще что значит?
Она подошла ближе, толкнула Адама в плечо, но тот никак не отреагировал. Она сделала это еще раз с бóльшим напором, и Адам вдруг резко распахнул глаза и уставился на нее с неподдельным удивлением.
— Зи-зи, — сказал он, часто-часто заморгав. — Ты давно здесь?
— Ты издеваешься?
— Я, наверное, спал, — теперь Адам казался вполне обычным. — Извини, я был сам не свой ночью. Сам не знаю, что на меня нашло. Наверное, мои лекарства дали сбой.
— Ты серьезно не помнишь, что только что говорил?
— Я говорил во сне?
Роуз фыркнула. Это что-то новенькое.
— Ты нес какой-то бред, будто я разговаривала с психом.
Адам рассмеялся, а потом снова стал серьезным:
— Прости. Я всех напугал. У меня бывало такое раньше, но, обещаю, что больше не повторится. Это нервное.
— Тут хорошие врачи.
— Я знаю, — Адам улыбнулся, а потом посмотрел на свои перебинтованные руки и поспешил спрятать их под одеяло.
— Я пойду, — сказала она. — И вот еще… совсем забыла.
Она достала из сумки угощения и разложила их на тумбочке рядом с кроватью Адама.
— Спасибо, Завихрень, — улыбнулся тот. — Так я быстрее поправлюсь.