Рассказ Бориса Панкова
6
— Мы сами, друже, с Западной Украины, мобилизованные до немецкого войска. До этого все время жили в Варшаве. Эх, вот где добре было! Погуляли мы там. Ох долго будут помнить нас жиды!.. Бывало, окружим ихний моенток и ну цацки золотые искать да девок молодых таскать. По две недели во хмелю бывали беспросыпно. — Капитан прилег чуть на бок, потянул к животу колени. — В России теперь того не буде, що было в Польше. Здесь даже бабы на нас як на зверей смотрят. А що этих бандитов развелось, о, мама родная! Довелось мне как-то одного такого пытать. Хлопцы мои его схватили около железной дороги с пистолей в кармане, ну и привели ко мне. Сам он смердучий такой. Худой, как тот шакал. Я его сперва по-хорошему пытал. А он мне какие только балачки не строил: и жинка у него померла. И вин шел зайцев и ворон стреляти. Э, думаю, так я с тобой запутляюсь, що и до весны не разберусь. Позвал я хлопцев, да и по-настоящему ему пытку и зробыли. Так вин сразу растаял, как-то маслечко. Все выказав, — соврал для важности капитан.
— А фамилию его не помнишь! — поинтересовался Семен, косясь на солдат у пулемета.
— Нет, не помню, я пытал без фамилии, оно мне не нужно было.
— И что же ты узнал от него? Вообще, что он тебе рассказал?
Капитан немного замялся, потом с неохотой проговорил:
— Известно, що может сообщить бандит. Шел палить хаты, где живут немцы.
— Скоро начнется лес, — как-то неожиданно оказал Семен и, поднявшись на колени, всмотрелся в черную, заснеженную даль.
Капитан, взглянув на часы, легко спрыгнул с саней, проваливаясь в снегу, остановил обоз. Крикнул громко, чтобы все слышали:
— Хлопцы, жеребцы в обозе е чи ни мае?
— А навищо пану капитану жеребци? — спросил фельдфебель Салодкий и приподнялся во весь рост. Кажется, он сдерживал себя, чтобы не рассмеяться.
Над солдатскими головами пролетел веселый гул.
— Я боюсь, як бы якая коняка не заржала в самый критичный момент, — сконфуженно ответил капитан.
— Хочу завирыты пана капитана, що в обози вси коняки смырени, идуть, опустыв головы, а це значить, що ржаты не мають бажання, — весело отрапортовал фельдфебель.
— Ну и добре, — уверенно подхватил капитан и уселся на свое место.
На краю лесной дороги зорко притаилась партизанская разведка. Три километра ехали лесом, чтобы следить за дорогой. К сосне была привязана усыпанная снегом лошадь. На санях, накрытый шинелью, покоился станковый пулемет, тут же в сене лежало несколько гранат. Партизан было четверо, они так же, как и лошадь, были запорошены снегом, славно соблюдали в этом маскировку.
— Поехали теперь назад, — простуженно сказал Глушко, командир разведки, поочередно дуя на пальцы своих рук. — Через часок опять сюда завернем. Чего напрасно морозить себя ...
— И правда, трогаем назад, — подтвердил Мельников, самый старший из всех. На бороде его появились кристаллические ледяные узоры. Глаза сонно блуждали по далекой, затерявшейся в зимней тьме дороге.
— Обождите! Стойте! Вон, кажись, не то зверь, не то человек, — сдерживая всех, проговорил Лазарев. Он был самый молодой и зоркий. Вытянув шею, пристально посмотрел, где виднелась какая- то точка над оврагом далеко в поле.
Точка быстро приближалась, словно катилась, как мяч, по рыхлому снегу.
— Да это, кажется, человек идет, — пояснил Глушко. — Но только почему он идет не по дороге, и притом в такой поздний час?
Глушко загадочно обвел взглядом товарищей, но никто ему ничего не ответил. Все молча наблюдали за приближением неясной фигуры.
Просим оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752
Рекомендуемое пожертвование за одну публикацию – 10 руб.
Вскоре на темном фоне поля начал вырисовываться мужской силуэт. Человек бежал, проваливаясь в глубокий снег. На нем не было верхней одежды. Шапка съехала ему на затылок. Видно было, как он, выбиваясь из сил, рвался к лесу.
— Это неспроста он сюда летит, — больше себе под нос, чем товарищам, сказал Мельников.
— Да, тут что-то есть подозрительное, — отозвался Глушко, продолжая следить за растущей на глазах фигурой.
Когда человек приблизился так, что слышно было его хриплое, прерывистое дыхание, Мельников сбросил с плеч винтовку, стукнул затвором.
— Стой! Кто идет?
Человек на мгновение остановился и потом еще быстрее двинулся вперед.
— Свои... У, черти, испугали! — раздался тревожный его голос.
По голосу Глушко узнал разведчика из своей группы Владимира Ермилина, который специально жил в деревне под видом сапожника. Ермилин подбежал и, ухватившись за сосну, повис на толстом суку.
— Каратели едут по дороге сюда. Своими глазами видел... Обоз такой, что конца и краю не видно. С километр им осталось до лесу. Надо немедленно сообщить в отряд. — Ермилин качнулся, втянул через ноздри воздух. — Быстро мотаем отсюда, а то поздно будет.
— Где ты их видел? — недоумевая, спросил Глушко.
— Говорю, они уже близко. Свою клячу я бросил в овраге, застряла в снегу. Хорошо, что вас встретил, а то бы вытянулся здесь, на дороге.
Больше никто ничего не сказал. Все моментально уселись на сани и погнали лошадь в полный галоп.
Командир спросонья протер глаза, зевнул, загораживая ладонью нижнюю губу, и окинул мутным взглядом присутствующих. Все пришедшие на экстренный вызов тоже только что встали и имели неряшливый, какой-то напряженный вид. Некоторые еще поспешно продолжали застегивать свои ремни, лязгать оружием. Всего собралось человек двадцать. Это были командиры групп и коммунисты отряда.
— По только что полученным данным разведки...— начал внушительно командир, и на лице его появился оттенок приближающейся опасности.
Он стоял в углу, под большой иконой, кругом столпились партизаны и нетерпеливо ждали чего-то неопределенного. В избе сразу сделалось тихо. От множества собравшихся людей пахло кислой овчиной, мерзлым самосадом и еще чем-то резким. На печи испуганно заворочалась старуха, показала морщинистое, с черным оттенком лицо.
Командир чуть покосился в ее сторону и спокойным, властным голосом продолжал:
— По направлению к этой деревне движется большой карательный отряд. Вероятно, немцы получили точные данные о нашем расположении здесь, иначе бы они не решились выступать ночью. — Тут командир кончил свою медленную речь и перешел на быстрый темп: — Времени у нас, товарищи, мало. Давайте обсудим самое важное. Я хочу узнать ваше мнение, чтобы не ходили после кривотолки. Как будем поступать? Сделаем засаду карателям или же тихо, незаметно уйдем отсюда. Каковы ваши планы на этот счет?
Сразу всех охватило желание говорить. Поднялся разноголосый гул. Кто-то выкрикнул громко:
— А точно ли это, что каратели на пути к нам?! Возможно, это неправда. Надо бы проверить получше.
— На такие пустые опасения мы не будем тратить время, — твердо оборвал его командир. — Я имею настоящее правдивое сообщение и не сомневаюсь в нем. — Он выпрямился во весь рост так, что достал головой икону, и, выйдя вперед, сказал — скорее это было похоже на приказание: — Я думаю, мы дадим бой здесь, недалеко от деревни. Кто «за», прошу поднять руки.
Почти все подняли мозолистые ладони. Кто-то опять недовольно выкрикнул:
— А вы знаете, что немцы сделают с населением деревни после этого?
— Знаю, поэтому так и говорю. Учтите, что немцы не помилуют население, если даже мы уйдем, не сделав ни одного выстрела.
Лежавшая на печи старуха шумно вздрогнула, зашептала молитву. Глухой, протяжный кашель наполнил избу.
— Итак, значит, вступаем в схватку с противником, — вымолвил командир и снова отошел в тень иконы.
Вышедший вперед комиссар заявил строго:
– Встретить карателей огнем еще нужно по той причине, чтобы не пошли гулять про нас слухи, что мы трусливо бежали в страхе перед немцами. Это даст возможность оценивать нас с дурной стороны. — Комиссар поправил пряжку ремня на шинели, повел воинственно глазами. — На основании всех сложившихся фактов выход один: сделать засаду.
Старуха на печи еще громче затараторила молитву, потом, до половины высунувшись из-за трубы, сказала сухим, надорванным голосом, вытягивая жилистую шею так, что подбородок повис внизу мешком.
— А как же нам быть, товарищи начальники? Про деток малых вы, наверно, забыли!
Все, как по команде, повернули головы в ее сторону.
Продолжение следует.