- Когда женился на Лидии Кирилловне, то пообещал прожить 120 лет. Если вдруг умру в 119, то обо мне в газетах напишут: «Безвременно ушёл…», - признался мне космонавт Георгий Гречко.
Ранним утром 8 апреля 2017-го космонавта №34, дважды Героя Советского Союза Георгия Гречко не стало. Перед смертью, по свидетельству дочери, он был в памяти, улыбался и навсегда простился с женой, поцеловав её руку…
В октябре 2010 года Георгий Михайлович в последний раз был в Актобе. Он оказался интересным и тонким собеседником. Мягко, тактично и незаметно он взял разговор в свои руки, а я был в нём лишь ведомым. Многое из сказанного не вошло в эту статью. И фразу, вынесенную в заголовок, вы тоже не встретите в тексте - Гречко произнёс её как бы между прочим.
- Георгий Михайлович, слышали анекдот про себя?
- Который?
- Приходит как-то мальчик Гречко к цыганке-гадалке...
- А-а, знаю, недавно услышал. И спрашивает: «Скажите, кем я буду, когда вырасту?». А она и отвечает: «Ты, мальчик, станешь очень известным. Твоим именем назовут самую вкусную кашу».
У нас в России сейчас трудности с гречневой кашей. Она то дорожает, то дешевеет, то её и вовсе нет в продаже. Когда мне об этом говорят, я отвечаю: «А реальный Гречко не продаётся!».
26 минут сплошного мата
- Ваши шутки и розыгрыши, которыми вы сыпали в космосе, ещё долго потом пересказывались на Земле. Допустим, происшествие в космосе, когда сразу несколько космонавтов увидели «летающие тарелки», обсуждалось даже в ЦК КПСС.
- Да уж... Я сам и запустил эти «тарелки». Выглянул как-то ночью в иллюминатор и увидел их - они преследовали наш корабль. Я говорю Юрию Романенко: «Смотри, летят!». А он рассмеялся и ответил, что это просто пылинки. И они не далеко, а возле иллюминатора.
Когда к нам прилетели другие космонавты, я их разыграл. Постучал пальцем по стеклу иллюминатора, пылинки отделились. Вот вам и НЛО.
- Без шуток, на самом деле, нельзя. Особенно вам, перенёсшим в космосе столько, что обычному землянину и не снилось.
- Однажды идём мы на спуск. Проходит время, а парашют не раскрылся. Тогда через несколько секунд должен раскрыться запасной. Проходят и эти секунды - запасной не раскрывается. И вот она - смерть. Потому что третьего парашюта нет. Понимаю, что жить осталось несколько минут. Это было очень страшно.
Фактически 26 минут корабль не спускался, а падал. И 26 минут на бортовом магнитофоне - сплошной мат. И, хотя было безумно страшно и очень хотелось жить, я не матерился. Я не кричал «Прощай, мама!», я не кричал «Прощай, Родина!». Я сказал себе: «Ты - космонавт-испытатель и должен до конца работать как космонавт-испытатель». Преодолел оцепенение и стал вызывать на контрольно-служебное устройство параметры систем, чтобы увидеть, которая из них не работает и где отклонение.
Оказалось, что центр управления полётами дал нам неправильное время. Парашют раскрылся. И вот этим я горжусь!
Спасатели уронили Губарева
- У вас был и другой спуск, тоже не самый мягкий...
- Был. Мы садились в буран. Ветер страшный. Зима, земля как камень. Парашют превратился в парус – корабль несло как пушинку. Корабль бился о землю, прыгал, перекручивался и опять бился о землю.
- А чего не отстрелили парашют?
- Надо было... Но кнопки не было на ручке, как сейчас. Надо было или мне попасть пальцем в доску, или командиру - у себя за ухом. А когда спускаемый аппарат бьётся о землю, то руки разлетаются в разные стороны. У меня из ноги кровь течёт, у Губарева спина повреждена. В конце концов отстрелили мы этот парашют. Но приключения на этом не закончились.
Прибежали спасатели, открыли люк. «Ну, как вы, мужики?» - спрашивают. «Живы», - отвечаем. И спасатели... закрыли люк. Мы кричим: «Стой! Стой!». А они, оказывается, побежали докладывать, что мы живы-здоровы. Потому что тому, кто первый доложит о возвращении космонавтов, положены премии и именные часы.
Правда, они быстро вернулись. Стали вытаскивать нас из корабля. Стали тянуть Алексея за плечи, а ноги ему и не отстегнули. Я ему отвязал ноги, они его вытащили, потом - меня. Дальше - положили на носилки и понесли. Вернее, побежали. Один спотыкается, падает, Губарев через него летит в снег. Они его достают, очищают от снега и вновь бегут.
Юра, ты куда?
- Правда, что вы на орбите спасли жизнь Юрию Романенко?
- Нет, конечно! Там, наверху, это было просто смешно. А потом из этого раздули, что нам ещё и вломили.
Я, по расписанию, должен был выйти в открытый космос и осмотреть стыковочный узел. И если он повреждён, то починить. Он, слава Богу, оказался не повреждён. Вернулся. А Юра говорит: «А вдруг у меня больше никогда не будет задания выйти в открытый космос?». Я говорю: «Конечно, я тебя понимаю». «Только побыстрее», -машинально сказал я и, наверное, этим подтолкнул его. Он и вышел в открытый люк.
Я прижался к стене, пропуская его, и увидел, что фал безопасности не закреплён. Я его поймал за этот крючок и говорю: «Юра, ты куда собрался?». Закрепил я этот крючок, и он полетел. Мы вместе рассмеялись, а потом, на Земле, сразу об этом рассказали, и нас начали везде таскать.
Кстати, Романенко не любит об этом вспоминать.
- А вдруг вы бы не успели его поймать, и он улетел бы, как Карлсон?
- Да не улетел бы! Есть электропроводка, провода, по которым идёт голосовая связь, кислородный шланг. Он бы был, как большая рыба, но на прочной леске. И я за эту леску спокойно втащил бы его обратно.
Актюбинск - это фантастика!
- Хотите, я вам секрет открою? Вот, сколько раз я был в Актюбинске? Сегодня - второй. А я думаю, что не меньше 12. Интересно?
- Во сне, что ли?
- Рассказываю. На космодром мы раньше летали с остановкой в Актюбинске. Начинали полёт с нашего заводского аэродрома в Подлипках под Москвой на «Ли-2» или «Ил-14». До Актюбинска летели больше 6 часов.
Самолёт был грузовой, там не было ни одного сиденья - железный пол. Очень холодно. Тепло было только у лётчиков, но к ним не пускали. Рядом валялись чехлы от моторов. Моторы были не японские, поэтому подтекали, и чехлы были в масле. Вот этими чехлами мы и укрывались.
В Актюбинске мы делали остановку на дозаправку. За это время можно было в старом аэропорту вкусно поесть и купить книги, которые в Москве ещё не продавались. Я увлекался фантастикой и приключениями, поэтому увозил с собой кипы хороших книг. Так что об Актюбинске у меня остались самые лучшие воспоминания!
Три «Волги» и хлеб с горчицей
- Вы только что рассказывали о тех временах, когда ещё не были зачислены в отряд космонавтов, а занимались ракетными разработками. Романтическое, наверное, было время...
- О, романтики было - хоть отбавляй. Я, молодой инженер, получал 130 рублей зарплаты. И 3 рубля 60 копеек за каждый день командировки на Байконуре. Немного, во всяком случае, всё это мне приходилось тратить во время командировки. И когда мы возвращались поездом в Москву, то всегда норовили попасть в вагон-ресторан. Но не потому, что у нас были деньги. А потому, что у нас их не было. Всё-таки нас иногда пускали, и можно было хлеб, который там был, намазать горчицей, посолить и кушать.
И в то же время по поездному радио сообщали: «Сегодня в Советском Союзе запущена станция к Венере...», «Сегодня запущена межконтинентальная многоступенчатая ракета...». И шорох шёл по вагонам: «Ой, эти ракетчики, у них открыты счета в банках. Они могут прийти в магазин и выписать сразу три «Волги». С нами в купе ехала бабушка с внучком. Тот не понимал ничего насчёт «Волг», но ему бабушка объяснила, что ракетчики - это те, кто вместо хлеба ест пирожные. И он завидовал ракетчикам.
Клопы на подушке и каша со стеклом
- Наверное, хлеб с бесплатной горчицей и холодный салон транспортного самолёта - не единственное ваше «радостное» воспоминание?
- Расскажу такой случай. Вот была у нас такая ракета №6, которая никак не хотела летать. Раз поставили на стол - она не полетела. Сняли, разобрали, прочистили, проверили. Опять поставили - опять не полетела. Вернули в Москву - заново полностью перебрали. Поставили в третий раз на старт - она взлетела, рассыпалась и стала падать на нас. Знаете, это довольно страшное дело.
Когда она отбомбилась, мы пошли в столовую. Столовая солдатская, мясо там было не первой, а быть может, и третьей свежести. Каша в этот раз и вовсе была со стеклом. Когда взрывались ракетные блоки, то выбило стёкла в столовой, и они полетели в котёл.
Жили в землянках. Работали день и ночь, но когда выдавался короткий отдых, возвращались в землянки, открывали ключом дверь, снимали ботинок и брали его за носок. Потом рывком влетали в землянку, включали свет и ботинком лупили. Потому что по стенам ползали клопы, а по полу - фаланги.
Тогда спрашивается, а чего мы туда ездили? За двумя вещами. Увидеть, как ввозится на старт ракета, и, конечно, запуск.
Рвоту за братьями из соцлагеря убирать?
- Вы трижды были на орбите. Понимаю, времени с тех пор прошло немало. Не хочется тряхнуть стариной и полететь ещё раз?
- Нет. Мне уже почти 80 лет (разговор состоялся в 2010 году, - В.Г.), это для космоса чересчур много. Уже и память не та, и реакция.
Я был неплохим космонавтом. Но к нам иногда прилетали гости из соцстран, которые не так хорошо были подготовлены. Приходилось за них работать. Приходилось их даже выхаживать, потому что первые дни они себя плохо чувствовали. И вот я как вспомню, как найдёшь рвоту в мешочке, который он спрятал, так мне лететь не хочется.
За те три полёта, что я выполнил со своими друзьями, крупных ошибок, вроде, не было. Пусть уж лучше останутся такие хорошие воспоминания, чем ещё один не очень хороший полёт.
Гнилая картошка и обед у Рейгана
- Где-то в Интернете прочёл, что вы получаете пенсию всего 600 долларов (около 30.000 рублей по тогдашнему курсу, - В.Г.). И всё?! Послушайте, Георгий Михайлович, вы ведь наш, СОВЕТСКИЙ КОСМОНАВТ, дважды Герой Советского Союза, доктор наук, в конце концов!
- Знаете, это напоминает мне анекдот о теории относительности. С анекдота мы начали нашу с вами беседу, им и закончим.
Значит, один одессит говорит другому:
- К нам приезжает сам Эйнштейн!
- Кто такой Эйнштейн?
- Автор теории относительности.
- Какой теории относительности?
- Ну сам посуди. Один волос на голове - это много или мало?
- Мало.
- А один волос в супе?
- Много!
- Вот видишь, это и есть теория относительности.
- И с этой хохмой к нам, в Одессу, приезжает Эйнштейн?!
Конечно, по отношению к моим друзьям, с которыми я вместе работал в КБ Королёва, это очень большая пенсия. У них такой нет. А если сравнить наш уровень жизни с американцами, то уже другая вырисовывается картина.
Ведь когда-то, когда мы только начинали дружить, то американцы стали приглашать нас к себе. И до сих пор мы раз в год встречаемся семьями в какой-то стране. Американец приглашает к себе и говорит: «Вот мой дом на 4 спальни. Приезжайте, отдохнёте». А у нас были «хрущёвки». Мы американцев тоже приглашали и говорили: «А у нас дом - 5 спален. Только сейчас там ремонт и мы временно снимаем вот эту квартиру». Вскоре обман раскрылся, потому что все приглашали в «хрущёвки».
Я пережил войну, поэтому мне никаких особых хором не нужно. Как говорил наш известный шутник, «деликатесов не ем, боюсь привыкнуть». Я и на гнилой картошке сидел полгода, был на приёмах у Рейгана и короля Саудовской Аравии, где подавали какие-то безумные яства.
Мне для себя ничего не нужно - за державу обидно. Мы летали в космос и делали потрясающие научные работы. А сейчас в космос летит клоун. Слава Богу, когда мы летали, вот такого позора за деньги не было...
Сказано!
О Боге
- Бабушка тайком от всех меня покрестила. Настолько тайно, что другая бабушка не знала об этом и тоже покрестила. Говорят, когда человека крестят, Бог приставляет к нему ангела-хранителя. Я был человеком рисковым и горячим. Один ангел со мной бы не справился. А вот два – сумели.
Об известности
- В Москве ко мне часто подходят: «О! Мы вас узнали. Вы – космонавт. Ваша фамилия – Леонов». Теперь я соглашаюсь, что – Леонов. «Нахожусь в затруднительном финансовом положении, - отвечаю. – Одолжите мне 100 долларов». А мы с Леоновым дружим. «Лёшка! – звоню ему. – Если к тебе подойдёт незнакомый человек и потребует 100 долларов – отдай. За известность надо платить».
Личное дело
Георгий Михайлович ГРЕЧКО
Космонавт №34 Советского Союза.
Первый полёт - 11 января - 9 февраля 1975 года. Продолжительность - 29 суток.
Второй полёт - 10 декабря 1977 - 16 марта 1978 годов. Продолжительность - 96 суток. Выход в космос - 1 час 28 минут.
Третий полёт - 17-26 сентября 1985 года. Продолжительность - 8 суток.
Дважды Герой Советского Союза.
Герой ЧССР.
Доктор физико-математических наук.