Опавшие листья подернулись инеем и с хрустом дробятся под ногами. До ступеней крыльца – тысяча двадцать четыре шага. Я выбираю маршрут, стараясь не поскользнуться на листве, засыпавшей валяющиеся повсюду обломки дерева и металла. Растянись я во весь рост среди этого мусора, помощь придёт не скоро, а сам я вряд ли смогу подняться. Я слишком стар, мои суставы стерлись за годы, прошедшие с моего появления на свет.
Ещё десять лет назад таких как я, в совершенстве знающих кризисную психологию, было очень много. После прохождения аттестации на должность психолога нас распределяли в государственные службы оказания помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию. В крупных городах нас было до сотни, в маленьких – по несколько психологов на городок. Лишь единицы отправлялись в далекие от городов населенные пункты. Правила требовали получения согласия от будущего сотрудника, и проанализировав риски и выгоды, многие из нас предпочитали переподготовку прозябанию в глубинке.
Это действительно было опасно. Местные – дети и взрослые - были зачастую агрессивны и неприветливы, а общение с ними могло нанести вред физическому состоянию прибывшего специалиста. Иногда сигнал с тревожной кнопки поступал в первые же часы, но без полиции бригада помощи в такие места ехать отказывалась. А когда они все-таки приезжали, от бывшего психолога не оставалось даже лоскутка одежды.
И дело было не в том, что жители глубинки превращались в каких-то монстров. Простое человеческое любопытство ко всему новому и тяга к низменным потребностям иногда более разрушительны, чем самое высокотехнологичное оружие. Местные были в состоянии за пятнадцать минут разобрать на запчасти и растащить по дворам грузовик – что им какой-то психолог.
Случившаяся пять лет назад катастрофа нарушила весь порядок на планете. Человечество откатилось в своих желаниях и потребностях на самый низ треугольника Маслоу. Набить желудок, выспаться и остаться в живых – остались только эти базовые потребности. Иногда к ним присоединялась четвертая, но в мотивационном составляющем этого акта исчез его высший и главный смысл. Люди отказались от воспроизводства себе подобных: выносить младенца, родить без медицинской помощи и выкормить его было под силу единицам.
И так же единицы пытались думать о чём-то ещё, более возвышенном, чем еда, сон и существование. Именно они оказались теми, кто еще нуждался в нашей помощи. Но психолог – слишком узкая специализация, нас не научили даже элементарной медицинской помощи. Наши пациенты погибали от потери крови в результате травм, полученных в битве за еду, огонь и воду. Они замерзали от холода, не умея разжечь огонь и погибали от жажды, не сумев спуститься с обрыва к берегу реки. Наконец настал тот день, когда последний из нас вышел из кабинета, так и не дождавшись своего пациента.
Психологи так же подвержены стрессу и страдают в критических ситуациях, как и простые люди. Без работы многие из нас стали зацикливаться на уже отработанных ситуациях и утратили свои способности. Говоря непрофессиональным языком, любой навык нуждается в постоянном закреплении и отработке, а если нет новых знаний и области их применения, навыки утрачиваются.
Я нашёл способ быть полезным. Я расклеил пятьсот двенадцать объявлений, обойдя двести пятьдесят шесть улиц в том, что было когда-то большим городом. Сто двадцать восемь из них в тот же день были сорваны ветром, ещё шестьдесят четыре смыло прошедшим ливнем.
Тридцать два дня я возвращаюсь в кабинет, чтобы встретиться со своими пациентами. Согласно теории вероятностей, на земле осталось ещё пятнадцать психологов, додумавшихся до того же, что пытаюсь сделать я. Если восемь из них увидят чужое объявление – появится шанс… Я поднимаюсь на крыльцо своего кабинета, пройдя тысячу двадцать четыре шага среди руин бывшего города. Если сегодня мой пациент… завтра будет поздно.
Да или нет? Единица или ноль? Я открываю дверь.