Родственники Нупты готовилось к погребению Киндинну. На семейном совете решено было похоронить тело Кида на городском некрополе[1].
Здесь, в чужом городе, они как никогда следовали старым вавилонским обычаям. Им хотелось соблюсти весь ритуал и помочь Кидинну перейти благополучно в мир теней.
Набу-риманни нанял двух плакальщиц, музыкантов и жрецов для подготовки тела сына к загробной жизни, и распорядился, чтобы слуги вырубили могилу и купили у гробовщиков надгробный камень. На нем отец поручил Гамешу высечь клинописью полное имя брата, место рождения и время его жизни на земле. Бэладину ссудил серебра на приобретение жертвенных животных для обряда: одного быка и двух овец.
На следующее утро после убийства все собрались в саду. Нупта наблюдала за происходящим остраненно, как бы со стороны. Девушка отметила про себя искусность мастеров в нанесении косметики на лицо Кида, его изящно завитые волосы и бороду. Она почувствовала тонкий запах благовоний. Тело брата лежало на небольшом постаменте и было одето в его лучшие одежды, рядом с ним девушка заметила аккуратно свернутую стопку сменной одежды, очевидно необходимой Киду в его путешествии после смерти. Близкие обступили тело Кида. Сара застыла, как изваяние, казалось, жизнь вытекла из нее. Безутешная молодая вдова стояла у изголовья умершего мужа и смотрела на его лицо почти не мигающими глазами. Набу-риманни поддерживал Инанну, полуобняв ее рукой. Гамеш, Нинмах и Нупта стояли рядом с родителями плечом к плечу и держались за руки. Бэладин занял удобную позицию, из которой следил за каждым, и старался запомнить местоположение всех членов погребальной процессии, их слова, выражения лиц и движения.
Музыканты заиграли похоронную мелодию, плакальщицы, раскачиваясь в такт грустной мелодии, подняли руки к небу, жалобно застонали и запели, причитая и всхлипывая, их горестный плач был полон скорби. Сара зарыдала, ее грудной голос присоединился к женским проклятиям человеку или людям, по вине которых оборвалась жизнь мужа. Она желала им остаться без погребения, а их потомкам превратиться в пыль под ногами, чтобы имена их стерлись из людской памяти и забылись. К их плачу присоединились Инанну, Нинмах и служанки, хором они прокляли убийц: «Пусть разлетится их добро, словно птичья стая!»
Нупта вздрогнула, мурашки побежали по ее телу. Она почувствовала силу женского круга и энергию слов, полных злости, гнева и ярости. Если бы убийцы находились поблизости, они бы упали замертво или заболели смертельными болезнями.
Плакальщицы переключились на благопожелания умершему и его семье. Они желали молодому господину благоприятной участи, которой его удостоит солнечный бог Уту[2] на своем загробном суде. Просили личного бога Кидинну молиться за него для смягчения суровых сердец подземных владык. Обращались к родственникам, побуждая их к щедрым жертвоприношениям, для наилучшего перемещения умершего с дарами к богам. На голову покойного призывали милость героев прошлого, ставших знатными жителями Подземного мира, – Гильгамеша[3] и Этаны[4].
Родственники Кидинну надеялись на то, что сердце покойного на том свете будет успокоено и обласкано приятной игрой на различных инструментах благодаря подношениям его родичей в виде жертв священных животных. Заканчивая обряд, плакальщицы пропели заклинания на будущее: дому и роду покойного пожелали увеличения богатства, чтобы его часть регулярно доставлялась Кидинну по глиняной трубочке в место пития воды[5].
Инанну, Нупта и Нинмах уже собирались сесть в повозку, чтобы ехать на городское кладбище, как вдруг Сара повернулась лицом к Нупте и закричала:
– Все из-за тебя! Это ты виновата в смерти моего Кида! Такого красивого, мудрого, доброго и веселого мужа у меня больше никогда не будет. Я обвиняю тебя и в том, что осталась одна без поддержки своих близких и даже не знаю, живы они, или нет.
Сара воздела руки по направлению к небу, обращаясь к богам:
– Почему я не ослушалась всех вас и не предупредила об опасности свою семью. А может, и нет никакой войны, и Вавилон, как и прежде, прекрасен. Я никогда, слышишь, Нупта, никогда не прощу тебя за то горе, что ты причинила мне и моему еще не рожденному ребенку, которого ты лишила отца. Он или она никогда не узнает, каким был отец.
Инанну подошла к Саре, обняла ее, приказала Гуле принести воды, и поглаживая волосы рыдающей Сары, тихо произнесла:
– Мы расскажем нашему внуку или внучке об их отце. Мы будем заботиться о вас до конца наших дней. Сара, я сочувствую тебе и твоему горю, потому что это наша общая боль и утрата. Ты скоро поймешь, что Нупта спасла нас. И Кидинну прожил дольше, чем если бы мы остались в Вавилоне. Я, как мать и истинная вавилонянка, обвиняю богов и Бэла-Мардука в том, что они не защитили и не спасли моего сына. Сегодня часть меня тоже умерла, а другая оплакивает умершего сына. Для матери нет большего горя, чем пережить смерть своего ребенка. Душа моя разрывается на части от этой несправедливости. Сара, мы будем рядом с тобой, дочка. А сейчас позволь Нупте проститься с братом.
Гула поднесла к губам Сары чашу с розовой водой. Сара пила мелкими глотками, всхлипывая и глотая воду и слезы, она еле стояла на ногах. Набу-риманни помог усадить жену и невестку в повозку, Нинмах и Нупта последовали за ними.
Похоронная процессия двинулась в сторону некрополя под музыку труб, свирелей и барабанов.
Прошла неделя. Сара делала усилия над собой, чтобы общаться с семьей Кидинну. На Нупту она старалась не смотреть, часто оставалась в своей комнате и ела отдельно от семьи, постепенно она замыкалась в себе, чувствовала себя одинокой, лишь мысль о ребенке давала ей силы жить дальше.
Инанну тоже отдалилась от детей и мужа, она часто отвечала невпопад. Как будто с кем-то вела постоянный незримый диалог. Когда муж призвал ее вернуться из своего воображаемого мира в семью, она жестко ему ответила: «Я жива, этого достаточно».
Бэладин старался быть рядом с Нуптой в это непростое для нее время. Он смешил ее при случае, заботился и поддерживал, незаметно сближаясь с девушкой. Она восхищала его. Сыщик понимал, что симпатия и личные чувства мешают выполнять ему поручение отца – обеспечивать охрану и безопасность девушке, поэтому принял решение держать с ней дистанцию. Однако он видел, как страдала Нупта, и решил отстраниться попозже.
По прошествии трех недель со времени похорон Кидинну Бэл настаивал на скорейшем отплытии, их положение было уязвимо. Они не знали наверняка, кто убил Кидинну, и как он или они пробрались на их пристань. Бэл вел скрытное наблюдение за Гулой. Девушка часто отлучалась, ее посылали в сопровождении возничего на базар за продуктами.
И однажды сыщику повезло. Он увидел встречу Гулы и Гимиллу. Бэл заплатил мальчишке-попрошайке, чтобы тот повертелся рядом и подслушал их разговор. Из обрывков, что услышал мальчик, сыщик понял, что Гимиллу приехал в Тир на встречу с местной мафией. Преступник вышел на связь с главарями тирских преступных организаций, подговорил их напасть на царский полицейский пост и перебить его гарнизон, открыть ворота города для разбойников и разграбить Тир. Наблюдая за встречей, Бэладин решил, что этих двоих связывают родственные отношения.
Незаметно проследив за Гулой и возничим, возвращавшимися на виллу, Бэладин заметил, что Гула остановилась на обочине около жреца, закутанного с ног до головы в серый плащ, быстро переговорив с ним, девушка догнала удалявшегося возничего, и они вместе направились по дороге на виллу. Сыщик проследил за жрецом, лица которого не увидел, и после того, как жрец зашел в роскошный дом, достал уголек из кожаной сумки, притороченной к поясу, и нарисовал тайный знак угольком на воротах. Бэл решил разведать это жилище ночью. У сыщика возник план: он соблазнит Гулу, она доверится ему и выболтает детали нападения на Тир. Нужно узнать у нее про отношения с жрецом. Что связывает этих двоих, возможно, слежка за Нуптой?
Бэл придерживался своего плана: активно ухаживал за Гулой, старался не замечать свои чувства к Нупте, игнорировал ее, не оставался с ней наедине. Нупта чувствовала себя обманутой и преданной, она искала встреч с Бэлом, чтобы прояснить отношения с ним. Ей казалось, что после смерти Кида они сблизились, сыщик ее поцеловал сразу после похорон брата, по ее мнению, это был не дружеский поцелуй, а страстный поцелуй двух возлюбленных. Чем настойчивее девушка искала встреч, тем тщательнее Бэл их избегал, если они шли друг другу на встречу, он поворачивал назад, или исчезал прямо на глазах Нупты. Она мысленно вела с ним беседы в своей голове, задавая вопросы и отвечая на них, в конце концов решила следить за Гулой. И вот однажды днем в саду, наблюдая за Гулой, ей показалось, как будто в кустах мелькнул серый плащ, к которому побежала служанка. Нупта, незаметно прячась за цветущими и благоухающими кустами, бесшумно кралась и приближалась к ним, чтобы подслушать их разговор, вдруг кто-то сзади резко прижал ее к своему телу, затыкая рот рукой. Нупта впилась зубами в мужскую ладонь, кто-то тихо охнул и повернул ее голову, девушка увидела Бэла, он отпустил ее, прижав палец к своим губам, молчаливо жестами призывая соблюдать тишину, затаиться здесь за ветвями кустарников. Сам же, бесшумно ступая, направился к говорившим. Нупта застыла на месте, не сводя глаз с Бэла и шепчущихся незнакомца в плаще и служанки. Время замерло, медленно тянулось, как разматывающийся клубок спутанных шерстяных нитей. Ну вот, свидание подошло к концу, Гула проводила своего тайного собеседника к пристани, он сел в лодку с двумя гребцами, и они уплыли по направлению к тирскому порту. Служанка ушла в дом.
Бэл вернулся за Нуптой, взял ее за руку и быстро повел к скрытой между цветущими кустами беседке. Он злился на девушку, она бездумно и напрасно рисковала своей жизнью. Когда он заметил ее и разгадал ее намерение подойти поближе к преступникам, он испугался. Бэл злился на себя за проявленный собственный страх, если он так чувствует себя рядом с ней, переживает, как же он будет защищать ее? Нужно что-то придумать, чтобы отделить эмоции от разума. А пока он тихо сказал:
– Ты подставляешь меня, ты подставляешь себя. Ты благоухаешь духами, если бы ты подошла ближе, они бы тебя учуяли, и мы завтра хоронили бы твой труп. Зачем ты следила за Гулой?
– Ответ очевиден. Я хотела поговорить с тобой, но ты в последнее время избегаешь меня. Я заметила, что ты, … как бы это вежливо сказать, уделяешь внимание и все свое свободное время служанке, там, где она, можно встретить и тебя. И я стала следить за ней.
Бэл усмехнулся и спросил:
– И что ты хотела увидеть?
– Я перестала тебе нравится, и ты переключился на другую женщину? – вопросом на вопрос ответила Нупта.
– Я ничего тебе не обещал. Я работаю на твою семью, мне жаль, что мое доброе отношение к тебе ты расценила как начало любовных отношений. В Вавилоне меня ждет невеста. И если тебя не смущает этот факт, я могу стать твоим любовником на время наших странствий.
Нупта совсем не ожидала такого ответа, замерла, кажется, даже перестала дышать. Мифическая невеста Бэла существовала в параллельной реальности. Здесь ее не было, неизвестно, что будет с ними всеми завтра, что будет с самой Нуптой, возможно она проснется в другом теле и в другом времени. Бэл нравился ей как мужчина. Даже не так. Она влюбилась в него, в свое идеальное представление о мужчине.
Путешествуя во времени и в телах мужчин, женщин, подростков обоих полов, она интуитивно составила для себя гендерные портреты людей. Образ мужчины в ее голове долго соответствовал недоступному для нее красавцу, выбирающему другую более красивую, успешную, уверенную, чем она, партнершу. Мужчины, встречавшиеся ей, точнее те, в которых она перевоплощалась, либо нарушали закон, либо любили женщин-преступниц.
В Вавилоне Нупта встретила Бэла. Он из противоположного лагеря: охраняет закон, борется с преступниками, защищает невиновных. Да, он с оружием, но пользуется им легально, так как имеет право. Бэл красивый, добрый, мудрый. Нупта решила изменить свою судьбу:
– Я принимаю твое предложение. Мы сегодня за ужином объявим себя невестой и женихом. Ты официально попросишь у моего отца разрешения ухаживать за мной. С Гулой ты прекратишь кокетничать и флиртовать, – обратилась девушка к сыщику.
Бэл хотел возразить Нупте, но она не дала сказать ему и слова, потому что быстро развернулась и побежала в дом так, как будто за ней гнались люди-змеи, оставив новоявленного возлюбленного в одиночестве обдумывать ее предложение.
В своей комнате Нупта застала Нинмах, играющую с Фиником. Котенок заметно подрос и превратился в кота-подростка. Его отпускали на ночь в сад на охоту, днем он спал, под вечер играл с Гамешем и Нинмах. Они втроем имитировали охоту, дети смеялись и умилялись способностям кота быстро и резко реагировать на игрушечную добычу: наблюдать за ней, прятаться, выслеживать, бегать, отыскивать ее, нападать и приносить им в зубах в качестве подарка. Характер у Финика сформировался независимый и свободолюбивый, он позволял себя гладить весьма редко, когда Гамеш его вычесывал гребнем. Перед ночной охотой Финик приходил в спальню к Нинмах, топтался по ее телу, укрытому одеялом, ходил молочным шагом, пел песни, ложился ей на голову, утыкаясь носиком в висок или щеку. Так он лежал какое-то время, громко мурлыкая на всю комнату, потом вскакивал, спрыгнув с кровати и подняв хвост трубой, спешил в ночной сад на охоту.
Нинмах дразнила Финика длинным серым льняным пояском с завязанным на его конце бантиком из синей бахромы, она превратила пояс в змею, извивающуюся на кровати, котенок прыгал всем телом, хватал бантик зубами и когтями, тянул его на себя, девочка смеялась и с азартом дергала веревочку, стремясь вырвать ее из его лап или пасти и ни в коем случае не уступить котику. Нинмах жаждала победы.
Увидев старшую сестру и полностью переключив на нее все свое внимание, она бросила пояс Финику, котенок тут же лег на него и принялся зубами вытягивать бахрому из бантика, у него не получалась, потеряв интерес к игрушке, Финик лег на кровати и принялся себя вылизовать.
Нупта почувствовала, глядя на девочку, что сейчас ее будут просить о чем-то непозволительном. Нинмах любила нарушать правила в пределах нормы, чтоб не отвечать за последствия, попросту чтоб тебе за это ничего не было, как она сама смеясь об этом говорила.
– Мне нужно как можно скорее попасть в порт, – начала она свой разговор, – помоги мне, Нупта. Уговори маму и сопровождай меня в этой поезде.
Мах умоляюще сложила руки, потом обняла сестру, уткнулась ей в щеку, посопела в нее, лизнула, поводила глазами в разные стороны, подражая изо всех сил Финику, и начала мяукать. Котенок отвлекся от своего занятия и уставился своими немигающими желтыми глазами на Нинмах, весь его вид говорил об удивлении и непонимании происходящего, и это было очень смешно. Сестры засмеялись.
Нупта догадалась зачем Мах хочет попасть в порт. Девочка надеялась встретить Нергала, корабли его отца, или же корабли из Вавилона, порасспрашивать знакомых Нергала об его семье. Она верила, что им удалось спастись и уплыть из Вавилона до войны и разрушений.
Нупта согласилась помочь Мах и за ужином поговорить с родителями.
[1] Город мертвых, кладбище.
[2] В мифологии он выступает прежде всего как бог солнца. Вавилоняне почитали солнце выше, чем луну, потому что солнце доступнее наблюдениям, и при дневном свете легче передвигаться по земле, и по солнцу можно ориентироваться в пути. Уту изначально был «пастушеский» бог, он покровительствовал животным. Ему же было поручено следить за порядком во вселенной. Последнее говорит о связи между накоплением знаний о явлениях природы и религиозными учениями. Уту ассоциировался с силой, охраняющей повседневные дела людей, т. е. всем, что происходило на земле. Бог солнца каждый день спускался с «Больших гор» и начинал своё путешествие по раз и навсегда установленному пути на небосклоне – над Шумером, над далёкими странами, – а с наступлением сумерек пересекал море и спускался в подземное царство. Шумеры считали, что это путешествие Уту совершает пешком или в колеснице.
Несмотря на страшную жару, которую Уту посылает на землю в долгие летние месяцы, его считали доброжелательным богом. К нему обращается за помощью боги; он покровительствует Гильгамешу; его призывают на помощь роженицы. Гимн в честь Уту прославляет его как бога правосудия. Функции судьи он выполняет и в «стране откуда нет возврата». Культ Уту получил особенно широкое распространение после падения Шумера, когда его стали почитать главным образом как бога, устанавливающего законы и наблюдающего за их исполнением. – Режим доступа: https://history.wikireading.ru/70842 (дата обращения: 10.08.2022).
[3] Гильгамеш – богочеловек, герой месопотамского эпоса о смысле жизни, смерти (нач. III тыс. до н. э.), на две трети бог и на одну треть человек, искавший бессмертия для людей. По одной из версий реальный исторический персонаж – царь Урука, проживший долгую жизнь – больше 120 лет.
[4] Этана – мифический царь древнего шумерского города Киша (нач. IIIтыс. до н. э.), объединил шумерские земли, претендовал на мировое господство.
[5] Так называлось у шумеров место поминовения.