Литературный критик Лиза Биргер рассказывает о романе «Снег на кедрах» Дэвида Гатерсона, в котором нашлось место всему: и детективу, и предательству, и первой любви, и семейной саге, и процедуралу, и историческому очерку.
В середине 1980-х годов учитель из Сиэттла Дэвид Гатерсон начал записывать на бумажках идею романа, который помог бы ученикам старших классов немного понять что-то про историю края, где они живут. В его романе о жизни острова Сан-Пьедро, списанного с реального Бэйнбриджа, куда до сих пор ходит реальный паром из Сиэттла, должно было быть много величественной природы. А еще Гатерсон хотел показать этническое разнообразие населявших его людей, их тяжелый труд на полях и в море, рассказать историю американцев японского происхождения, упомянуть лагеря для интернированных, построенные после Пёрл-Харбора, и бытовую ксенофобию середины XX века.
По задумке, роман должен был быть устроен просто — судебная драма (как «Убить пересмешника»), только на острове под Сиэттлом, и несправедливо осужденным должен оказаться японец. Но прошло десять лет, а книга все продолжала разрастаться: в ящике учительского стола, куда Гатерсон запихивал бумажки с набросками, уже совсем не осталось места. Тогда он уволился с работы и наконец дописал роман, который вышел в итоге не очень-то педагогическим. Настолько, что в некоторых школах его до сих пор запрещают за чересчур откровенные эротические сцены, зато в более либеральных, как и мечтал Гатерсон, его изучают в школьной программе.
В романе, получившем название «Снег на кедрах», оказалось всего понемножку — и детектива, и предательства, и первой любви, и семейной саги, и процедурала, и исторического очерка, и даже антивоенного манифеста. Но больше всего, конечно, кедров, которые тут не просто необходимый фон, а полноправная часть рассказа. Роман вышел в 1994 году, моментально стал бестселлером, разошелся миллионами экземпляров, а в 1999-м был экранизирован с достаточно звездным кастом. Сегодня эту экранизацию стоит посмотреть и за тонкие переклички с «Английским пациентом» Энтони Мингеллы, и за актерские работы молодого Итана Хоука и зрелого Макса фон Сюдова.
На русский язык роман тоже переводился, в начале нулевых, но мало кем был прочитан. Его новое издание — это, конечно, редкий подарок читателю, которому всегда не хватает сложных прекрасных книг про любовь, а тут такое упущение! Заодно можно проверить, насколько изящно удалось постареть книге, где белый американец рассказывает об устройстве сложной японской души. И хотя сегодня, конечно, такой номер не прошел бы, Гатерсон неплохо справляется с задачей. В частности потому, что у его романа есть необозначенный главный герой, и он, конечно, такой же писака — репортер Исмаэл Чемберс, издатель местной газеты, человек, постепенно занимающий все более центральную роль в повествовании, ведь именно от его морального выбора зависит, как оно закончится.
Слушать/читать онлайн в приложении Букмейта.
О чем рассказывает «Снег на кедрах»?
Итак, сюжет. Он начинается как судебная драма: 1954 год, в городке Эмити-Харбор судят рыбака Кабуо Миямото за то, что он якобы убил в море Карла Хайнэ, другого рыбака. Нет ни орудия преступления, ни точного представления, что произошло и как, но зато есть смутные улики и вроде бы мотив — старый диспут за землю. Ну и самое главное, что после войны местные жители не сильно доверяют японцам. Все в подсудимом кажется им подозрительным: и его молчаливость, и невозмутимость, и цвет кожи. А еще начинается снежная буря — городок и сам зал суда, набитый зрителями, полностью отрезаны от окружающего мира.
За процессом наблюдает местный репортер Исмаэл — жена подсудимого, Хацуэ, когда-то была его первой любовью, но потом он потерял на войне руку, а Хацуэ в лагере для интернированных вышла замуж за другого. В общем, ситуация сложная — удачная находка автора тут в том, что он не дает читателю распутать этот узел, не сообщив ему абсолютно всего: предыстории всех героев, их пути во время войны, обстоятельства ловли лосося и сбора клубники, частности имущественного права, уголовного и судебного производства 1950-х и всего другого, что вам и в голову не пришло бы спросить.
Все это работает тем убедительнее, что в центре романа довольно простая история, история о счастье и личном выборе. У этого счастья даже есть формула: «своя ферма, любимые люди, живущие рядом, и аромат клубники за окном». В этом смысле роман Гатерсона очень американский — автор тут настолько беспрекословно уверен в праве каждого на личное счастье, кусок своей земли и честный труд, что весь его роман превращается в шестисотстраничное доказательство этого нехитрого тезиса.
И что спорить, шестисотстраничные романы, устроенные сложнее одной извилины, — это настоящее литературное богатство, редкое сокровище в рудах последних десятилетий. Такое богатство нечасто встречается, и если измерять «Снег на кедрах» в единицах читательского удовольствия, то он совершенно точно не подведет. Однако у романа есть одна причина, по которой он постарел не слишком хорошо, и еще одна, благодаря которой он все равно смотрится замечательно.
Какие вопросы могли бы возникнуть к автору сегодня?
Читая роман, нельзя не думать о том, что в современной Америке автору предъявили бы по полной: от культурной апроприации до фетишизации. Потому что негоже белому человеку рассказывать о сложном устройстве японской души. Все эти чувства немного предвосхищены в увещеваниях наставницы госпожи Сигэмура, которая учит главную героиню оставаться неподвижной, чтобы успокоить ум. Госпожа Сигэмура предупреждает: «Белые мужчины мечтают о страстной Японии, о девушках с сияющей глянцевой кожей и тонкими, длинными ногами, идущих во влажной жаре босиком по рисовому полю, и фантазии эти извращают их сексуальные потребности». Но примерно это и происходит на протяжении всего романа: нас как будто приглашают вместе пофантазировать о японцах, их удивительной культуре и исключительной красоте.
Понятно, что фетишизация гораздо лучше ксенофобии, и надо научиться любить другую культуру прежде, чем перестать ее ненавидеть. Но тридцать лет спустя в американском романе такая позиция уже балансирует на грани фола, и когда взрослый белый мужчина начинает фантазировать об азиатах, это выглядит неловко, даже если происходит из лучших побуждений. В общем, хорошо, что роман написан не в современной Америке, а в той, где уже возможно было описывать сексуальные игры подростков, но еще не запрещено было описывать опыт меньшинств от первого лица, даже если лично ты его не пережил.
И все же, почему главное в романе — это кедры?
Российскому читателю все эти этические тонкости вряд ли будут понятны, и это, пожалуй, к лучшему. Тем более что совершенно завораживает в романе Гатерсона другое — не верный ход неторопливого сюжета, не детектив и не драма, не судьбы героев и не история Америки. А те самые заявленные в названии кедры, что постоянно присутствуют в рассказе. Всякий раз, когда действие замедляется и автор начинает медленно, очень медленно описывать окружающую природу, хочется, чтобы он делал это вечно. Тропинки в лесу среди папоротника и ольховых порослей, викторианские дома, заросшие мхом, отвесные скалы, высокие крутые холмы, пенистые волны. Это звучит лучше и привлекательнее любой самой откровенной сцены — не зря реальный остров Бэйнбридж по опросам считается одним из лучших мест для жизни в Америке.
Именно эти тревожащие и манящие сцены природы напоминают, что за сиюминутным всегда проступает вечное, что природе вообще наплевать, кто плохой и хороший, кто жертва, а кто преступник. Природа здесь — это полноправное действующее лицо, она и судит виновных, и попутно наказывает невинных.
Получается удивительная штука — роман, в котором такие непобедимые естественные силы, как снежный буран, морские течения и подростковое либидо, вдруг подчиняются человеческой воле к тому, чтобы просто, честно жить, принимать морально верные решения, прощать и получать прощение. В этом переживании есть что-то религиозное, как будто в сложном повествовании постоянно присутствует что-то, что больше и важнее нас, и это что-то можно увидеть, осязать, вдыхать его воздух. Так роман из простой любовной истории приобретает силу госпела — и тогда читателю уже совсем наплевать, о чем нам имеет моральное право рассказывать автор, лишь бы это переживание продолжалось, и не заканчиваясь примерно никогда.
Слушать/читать онлайн в приложении Букмейта.