Кажется, сама его жизнь давала поводы для рождения легенд. Он жил на другом конце света среди дикарей. Его посчитали погибшим, опубликовали некролог, а он оказался жив. Современники принимали его за могучего Одиссея и поражались его болезненности, когда знакомились с ним. Он вошел в папуасское и советское мифотворчество – как божество у одних и как материалист и борец с колониализмом у других. Впрочем, в жизни Николая Миклухо-Маклая действительно немудрено запутаться.
Текст: Алексей Макеев, фото предоставлено автором
Двойной фамилией Николай Николаевич обзавелся в студенческие годы. Сам он рассказывал такую историю: во время восстания Богдана Хмельницкого в плен к казакам попал шотландский наемник Микаэль Маклай. На Украине он прижился, взяв фамилию Миклуха. Никаких документальных подтверждений этому нет. Для чего ученому понадобилась шотландская «добавка»? Скорее всего, он просто тяготился простонародной фамилией отца. Николай Николаевич утверждал также, что его прапрадед, хорунжий казачьего полка Степан Миклуха, получил потомственное дворянство за героизм, проявленный при штурме Очакова. Это тоже легенда. Стародубский казачий полк, где служил Миклуха, не участвовал в той осаде.
НЕУГОМОННЫЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК
О своем отце Николай Николаевич упоминал редко, хотя мог им гордиться. Николай Ильич Миклуха в 1837 году окончил колледж в Нежине и пешком (!) пришел в Петербург учиться на инженера-путейца. Дослужился до начальника Николаевского (ныне Московского) вокзала Санкт-Петербурга. В 1844 году женился на Екатерине Семеновне Беккер, дочери героя Отечественной войны 1812 года. 17 июля 1846 года у супругов родился второй сын, Николай; семья тогда жила по месту службы Николая Ильича – в деревне Языково Новгородской губернии.
В 1855 году Миклухи окончательно перебрались в Петербург. Через два года отец умер, оставив вдову с четырьмя детьми в тяжелом финансовом положении. Бедность будет всю жизнь преследовать Миклухо-Маклая.
Поначалу науки Николая не привлекали, в гимназии он учился посредственно. Зато хорошо рисовал и даже думал поступать в Академию художеств. Осенью 1863 года он записался вольнослушателем в Санкт-Петербургский университет, но вскоре был исключен за участие в студенческих беспорядках. Позже Николай Николаевич писал, что его исключили без права поступления в университет. Это была очередная легенда для объяснения своего отъезда на учебу в Германию. Мать мечтала, что сын станет врачом.
Сначала Николай учился в Гейдельберге, потом в Лейпциге, но в итоге остановил выбор на медицинском факультете университета в Йене. Быстро выяснилось, что врачебная практика ему скучна, а вот научные исследования студента манили. Николай стал ассистентом своего преподавателя, философа и естествоиспытателя Эрнста Геккеля – автора таких терминов, как «питекантроп», «филогенез» и «онтогенез». Миклухо-Маклай зарисовывал для него данные микроскопических наблюдений так старательно, что в итоге оказался в больнице с диагнозом «легкий паралич левой половины лица». В 1866 году Геккель взял ассистента с собой в экспедицию на Канарские острова, где Николай впервые в науке описал кремнерогую губку.
Осенью 1868 года в составе экспедиции ученика Геккеля, зоолога Антона Дорна, Миклухо-Маклай отправился на Сицилию. Здесь Николай узнал о скором открытии Суэцкого канала и загорелся идеей изучить фауну Красного моря до того, как на нее начнет влиять фауна Средиземного. Но нужны были деньги. Пришлось обратиться за помощью к матери, не одобрявшей занятия сына наукой. С трудом ему удалось получить от нее 300 рублей. Весной 1869 года он выехал с Сицилии и отправился в Джидду (Саудовская Аравия) – этот город Николай решил избрать базой для исследований. Это была его первая самостоятельная экспедиция. Не остановило молодого исследователя и то, что время для нее было выбрано неудачно: путешествие пришлось на время хаджа, а Джидда служила перевалочным пунктом на пути мусульман в Мекку. «Неверного» просто не посадили бы на корабль, следующий в Джидду. Николай решил замаскироваться: обрил голову, надел бурнус, выучил несколько фраз на арабском. Но на корабле конспиратора разоблачили и едва не скинули за борт. Молодой ученый остановил разъяренных паломников, пригрозив им «загадочным»... микроскопом.
На Красном море он собрал богатую коллекцию губок, которая сейчас хранится в Зоологическом музее РАН. Видимо, после этой экспедиции он определился с выбором своего поприща: исследовать малоизученные уголки мира. Сначала Николай планировал поехать на Северный полюс. Отправил запрос на участие в германской и шведской полярных экспедициях. Получил отказы. И только после этого задумал отправиться в Новую Гвинею.
8 октября 1869 года он представил в Российское географическое общество (РГО) проект своей экспедиции. И нашел поддержку. Правда, вместо 5 тысяч рублей, запрошенных Миклухо-Маклаем, общество выделило только 1200. Мать дать деньги на экспедицию отказалась. Исследователя поддержали члены РГО – оборудованием и небольшими денежными суммами. Вопрос доставки на Папуа удалось решить с помощью великой княгини Елены Павловны.
В этой экспедиции его интересовала не столько биология малоизученной земли, сколько этнография папуасов. За чистой наукой скрывались и гуманистические цели. Многие антропологи тех лет отстаивали неравноценность человеческих рас, отводя главенствующее место «белой расе». Некоторые европейские ученые критиковали подобные взгляды. В том числе Томас Хаксли и Карл Бэр, под сильным влиянием трудов которых находился Миклухо-Маклай. И, кстати, именно Карл Бэр, один из старейшин РГО, первым отметил исследовательский потенциал молодого Миклухо-Маклая.
ТАМО РУСС
Долгих 11 месяцев плавания Миклухо-Маклая на корвете «Витязь» к берегам Новой Гвинеи были насыщены событиями: встречи с учеными в Европе, шторма, кораблекрушение, научная работа и романтические приключения в Южной Америке.
Научные интересы Миклухо-Маклая все больше склонялись к этнографии. Во время стоянки в Рио-де-Жанейро он устроился на работу в больницу, где исследовал черепа представителей разных народов, а самых «интересных» пациентов водил к фотографу. Надо сказать, с черепами у Миклухо-Маклая были особые отношения. Еще студентом в Йене он влюбился в юную пациентку госпиталя, где проходил практику. Девушка ответила взаимностью, но, увы, скончалась. Перед смертью она завещала свой череп возлюбленному. Николай сделал из него… настольную лампу. Череп он установил на скрещенные локтевые кости; венчал конструкцию масляный резервуар с фитилем и абажуром. «Свет лампы, отражавшийся от абажура, рельефно оттенял впадины глаз, носа, освещал зубы» – так описывал лампу брат ученого, Михаил. Николай Николаевич возил эту лампу в экспедиции двадцать лет, вплоть до переселения в Австралию.
На островах Полинезии Миклухо-Маклай сделал последние приготовления к высадке на Папуа и нанял двух слуг: шведского матроса Ольсена и мальчика-туземца по прозвищу Бой.
Для исследований ученый избрал северо-восточный берег Новой Гвинеи, как наиболее удаленный от морских путей и где местные аборигены вряд ли были знакомы с западной цивилизацией. 20 сентября 1871 года «Витязь» зашел в залив Астролябия и был замечен в деревнях на берегу. Папуасы бежали от «великой лодки», в опустевшем поселении пришельцев встретил только один человек – самый любопытный из жителей. Звали его Туй, и в дальнейшем он стал настоящим другом Николая Николаевича.
Команда «Витязя» построила для ученого добротную хижину и оставила ему значительный запас провианта. Туй показывал знаками, что, как только корабль уйдет, папуасы разрушат хижину и убьют оставшихся. Тогда вокруг хижины закопали мины, фитили от которых провели в дом с помощью бамбуковых трубок...
В первое время ученому пришлось несладко. Папуасы в самом деле угрожали убить пришельцев. Враждебному настроению немало способствовало и то, что матросы «Витязя» ограбили аборигенов. Брали любые понравившиеся им вещи: копья, барабаны, черепа предков… Взамен оставляли «ничтожную тряпку или бутылку». А заготавливая дрова для судна, без спроса островитян рубили кокосовые пальмы рядом с деревней. Но Миклухо-Маклай не дрогнул: отвага, с какой ученый общался с папуасами, возымела действие. От непрошеных гостей отстали.
Вскоре сам Николай Николаевич, несмотря на мучившие его приступы малярии, предпринял вылазки в близлежащие деревни. В деревне Бонгу перед папуасами, пытавшимися напугать его, пуская стрелы, Миклухо-Маклай лег на землю и... уснул. А проснувшись, понял, что жители деревни перестали воспринимать его как врага.
Ученого называли «тамо русс» – «человек из России». Позднее он получил также прозвище «каарам тамо», что Миклухо-Маклай перевел как «человек с Луны». На самом деле прозвище означает «лунный человек» и, видимо, отсылает к цвету кожи «тамо русс». Кстати, Луна в представлении папуасов – очень маленький объект, что-то вроде кухонного горшка. Возможно, Николай Николаевич намеренно исказил перевод: ученый был человеком довольно тщеславным. 300 километров побережья, где он жил, Николай Николаевич назвал Берегом Миклухо-Маклая.
ТАМО БОРО-БОРО
Николай Николаевич был занят работой, а его спутники – Ольсен и Бой – хандрили и требовали заботы. У Боя начали стремительно развиваться опухоли лимфоузлов в паху. Несмотря на старания выпускника медицинского факультета, мальчик умер, не выдержав и трех месяцев пребывания на Новой Гвинее...
Вера папуасов в сверхъестественные способности пришельца появилась после того, как Николай Николаевич в их присутствии поджег спирт. Папуасы пришли в ужас и стали умолять «не поджигать море». А авторитет «тамо русс» укрепился после того, как он вылечил Туя от серьезного ранения головы. Ученый стал желанным гостем в деревнях. От него больше не прятали женщин. Более того, настоятельно предлагали взять жену и однажды ночью «подложили» невесту. Ученый категорически отказывался. Так у папуасов укоренился миф, что «Маклай нангели авар арен» («Маклаю женщин не нужно»). На самом деле ученый был очень влюбчив, пережил немало романтических историй, в том числе и с аборигенками Океании. Но в заливе Астролябия Николай Николаевич жил аскетом, опасаясь нарушить генетическую чистоту предмета исследования. Появившиеся в конце XXвека легенды о детях ученого в Папуа – очередной миф.
Исследователь собрал богатейший научный материал, стал другом для папуасов. Они называли его «тамо боро-боро» – «большой-большой человек», почти божество. Николай Николаевич и сам искренне полюбил папуасов, восхищался их трудолюбием, умением каменными топорами делать лодки и разнообразные предметы быта. Местные папуасы не знали железа. Первые железные топоры они получили от «тамо боро-боро»...
Малярия и лихорадка стали самыми тяжелыми испытаниями на острове. Ученый не отличался крепким здоровьем. Впервые он подхватил малярию еще на Сицилии. На Папуа его и Ольсена спасал хинин – единственное тогда средство от малярии, позволявшее лишь сгладить приступы.
Между тем в России поползли слухи о гибели ученого. В июле 1872 года петербургские газеты сообщили о его смерти. В отчете РГО говорилось: «Г. Миклуха был редкий тип мученика науки, пожертвовавший жизнью для изучения природы».
Изначально планировалось, что исследователя заберут с острова через год. В связи с трагическими сообщениями в прессе Морское министерство активно занялось отправкой корабля. И все же процесс растянулся до декабря 1872 года: клипер «Изумруд» прибыл в залив Астролябия с трехмесячным опозданием.
Тем временем Ольсен окончательно впал в отчаяние, боясь, что никто за ними не приплывет и придется остаться среди папуасов. Николай Николаевич оптимизма не терял, даже несмотря на то, что хижина начала разваливаться. Более того, когда пришел корабль, он раздумывал: уплыть с острова или остаться, отправив в Россию собранные коллекции? Папуасы не хотели отпускать «лунного человека», предлагали построить ему по хижине в каждой деревне, обеспечить провизией и женами. Но уехать ученому все же пришлось: нужно было поправить здоровье и опубликовать результаты исследований.
ОТСТОЯТЬ ПАПУАСОВ В ОДИНОЧКУ
Правда, до родины он не добрался. В январе 1873-го «Изумруд» на полтора месяца остановился на Тернате (восточная Индонезия), где Николай Николаевич подлечился и тут же отправился исследовать местные острова. В марте «Изумруд» был в Маниле, в апреле прибыл в Гонконг, где Николай Николаевич с удивлением узнал, что стал известным ученым, о котором восторженно писали британские газеты. Здесь же он заинтересовался проблемой наркомании и решил сам испытать последствия курения опиума. Результатом стала статья «Опыт курения опиума (физиологическая заметка)».
Находясь в Гонконге, Миклухо-Маклай обратился к генерал-губернатору Нидерландской Ост-Индии Джеймсу Лаудону с просьбой разрешить участвовать в голландской экспедиции на Новую Гвинею. Согласие не заставило себя ждать. И в Батавии (ныне – Джакарта) ученый покинул «Изумруд» и поселился в резиденции Лаудона в Бейтензорге (ныне – город Богор на Яве). Здесь он писал статьи о несостоятельности «научного расизма», опроверг теории о «пучкообразном» росте волос и «шершавости» кожи у папуасов. Научные занятия не мешали личной жизни: Миклухо-Маклай увлекся женой губернатора Луизой. Голландская экспедиция меж тем откладывалась. Николай Николаевич прожил у губернатора полгода, после чего решил идти к Новой Гвинее самостоятельно. Лаудон пристроил ученого на голландский корабль, следующий в Папуа-Ковиай – юго-восточное побережье Новой Гвинеи.
В отличие от залива Астролябия Папуа-Ковиай был известен европейцам. Голландцы еще в 1828 году построили там форт, но малярия дважды выкосила поселенцев, после чего форт был заброшен. Ковиай также был известен как обиталище папуасов-каннибалов. Но Миклухо-Маклая это не остановило. Сразу после высадки на берег ученый взялся за дело: измерял головы папуасов, собирал черепа и кости из заброшенных захоронений, изучал местные языки, добывал и консервировал морских губок, а также небольших птиц. Часть коллекции, правда, разграбили туземцы, напавшие на базу исследователя в его отсутствие. Вещи разграбили, некоторых папуасов, помогавших ученому, убили, других – взяли в рабство. Вернувшись, Николай Николаевич продемонстрировал чудеса храбрости. Вооружившись винтовкой и взяв с собой двух слуг, он ворвался в логово грабителей и арестовал главаря.
Из экспедиции ученый вернулся в Бейтензорг. Правда, ненадолго. Помимо романа с Луизой у него завязались нежные отношения с ее дочерью Сюзеттой. Разразился большой скандал, так что Миклухо-Маклай поспешил покинуть Яву. Он переехал в Сингапур, где ему оказал поддержку генерал-губернатор Эндрю Кларк. Из Сингапура ученый совершил две экспедиции по Малаккскому полуострову (современные Малайзия и Таиланд) и стал первооткрывателем нескольких племен.
Летом 1875 года Миклухо-Маклай начал готовиться ко второй длительной экспедиции в залив Астролябия. Ученого встревожили сообщения о скорой колонизации северного Папуа Великобританией. Причем настолько, что он написал письмо императору Александру II с просьбой защитить папуасов: «Не как русский, а как Тамо-боро-боро (наивысший начальник) папуасов Берега Маклая я хочу обратиться к Его Императорскому Величеству с просьбой о покровительстве моей страны и моих людей и поддержать мой протест против Англии». Не получив ответа, защитник папуасов написал в РГО, что сам отстоит независимость папуасов, и отправился в залив Астролябия на шхуне голландского торговца К. Шомбургка.
Теперь «тамо русс» явился на Берег Маклая с двумя слугами и 12-летней «временной женой» Мирой, которых он подобрал по дороге на островах Меланезии. От его старой хижины остались одни сваи. Новый дом для ученого построили близ деревни Бонгу.
Второе пребывание на Берегу Маклая оказалось самым длительным. Николай Николаевич побывал в 27 деревнях, обдумывал объединение поселений в «Папуасский союз», который смог бы хоть как-то противостоять колонизации...
Шомбургк обещал прислать корабль за ученым через шесть месяцев, но сделал это лишь спустя почти полтора года. В последний месяц ожидания судна Николай Николаевич тяжело страдал от лихорадки и незаживающих язв на ногах. На корабль он поднялся едва живой. По воспоминаниям некоторых очевидцев, он надолго потерял сознание, его посчитали умершим и едва не скинули за борт…
В Сингапуре ученый поселился у своего знакомого – доктора Денниса. Состояние путешественника ухудшалось, и было решено срочно переправить его в Австралию. Видимо, ученый находился в состоянии помрачения сознания – дневники последней экспедиции он зачем-то сдал на хранение в один из сингапурских банков. И даже не запомнил в какой. Попытка отыскать архив, предпринятая пять лет спустя, была безуспешной.
«БАРОН МАКЛАЙ»
В Австралии, где одна из местных газет сообщила о прибытии «барона Маклая» в Сидней в июле 1878 года, ученый быстро поправился. Николай Николаевич титул опровергать не стал, а заказал визитки с баронской короной.
Миклухо-Маклай был принят научным сообществом Австралии на самом высоком уровне. Жил он сначала у почетного консула России Эдмонда Поля, а затем обосновался в Австралийском музее Сиднея, где получил жилье и лабораторию. Ученый не только перерабатывал собранный материал, но и нашел много интересного в Сиднее. Он загорелся идеей устроить биологическую станцию в городе. Правительство колонии его поддержало, выделив участок в бухте Уотсонс-Бэй. Пока собирали деньги на строительство, он уехал в очередную экспедицию по островам Меланезии. Но более двух месяцев не выдержал, его свалила очередная лихорадка, пришлось спешно возвращаться в Австралию.
«Барон Маклай» прибыл в Брисбен (колония Квинсленд), где нашел поддержку в высших кругах. В Квинслендском музее ему выделили лабораторию, обеспечили оборудованием и научным материалом. В качестве последнего выступили… трое казненных преступников-аборигенов из разных мест Океании. Этнограф препарировал тела, а труп австралийского аборигена заспиртовал и отправил в Берлин профессору Вирхову. А в имении местного политика Дональда Ганна, где одно время жил ученый, он обнаружил кости вымершего гигантского кенгуру и другого сумчатого гиганта – дипротодона, родича коалы, весом 3 тонны. Эти останки сегодня являются экспонатами музея Сиднейского университета.
В мае 1881 года в бухте Уотсонс-Бэй заработала первая в Южном полушарии морская биостанция. На ней Миклухо-Маклай и поселился. Здесь в его распоряжении было пять лабораторий. Ученый также исследовал южный берег Новой Гвинеи, где дважды побывал с короткими визитами.
В Сиднее у Николая Николаевича завязались любовные отношения с овдовевшей Маргарет Робертсон-Кларк – дочерью бывшего премьер-министра колонии Новый Южный Уэльс сэра Джона Робертсона. Имение Робертсона располагалось по соседству со станцией. Джон Робертсон многое сделал для создания биостанции, но был категорически против брака дочери с бедным русским «бароном». Влюбленные решили на время расстаться. К тому же в порт Мельбурна зашел русский военный корабль, готовый доставить Николая Николаевича в Россию. На родине он не был уже двенадцать лет.
ЕВРОПЕЙСКИЕ КАНИКУЛЫ
Путь до Петербурга занял семь месяцев. Столица встретила ученого с восторгом. В сентябре-октябре 1882 года Миклухо-Маклай прочитал несколько лекций при переполненных залах. Впрочем, по отзывам современников, путешественник оказался плохим рассказчиком. Кто-то даже считал, что он забыл русский язык и с трудом подбирал нужные слова. Но больше всего публику удивляла болезненность Миклухо-Маклая – он никак не походил на героя-покорителя затерянных стран, населенных дикарями. Мало кто знал, что ученого терзали не только тропические болезни, но даже морскую качку он плохо переносил. Кажется, все его экспедиции были пройдены только благодаря железной силе воли.
Главной проблемой ученого оставалось безденежье. Ее взялся решить император Александр III, давший Миклухо-Маклаю аудиенцию в октябре 1882 года. Из личных средств государь погасил долги этнографа (1350 фунтов) и распорядился ежегодно выплачивать ему 400 фунтов.
В России Николай Николаевич не задержался – для него это, скорее, были европейские каникулы. Уже в ноябре он перебрался в Европу, а в январе 1883 года взял курс на Австралию.
На пути к Зеленому континенту ему удалось вновь побывать в заливе Астролябия. Увиденное там повергло ученого в уныние. Его старые друзья, включая Туя, умерли, близлежащие деревни наполовину опустели. Папуасы утверждали, что смерть пришла от болезней, насланных колдунами. «Тамо боро-боро» заподозрил, что настоящая причина заключалась в междоусобицах. А это вызывало большие сомнения в перспективах создания «Папуасского союза». Миклухо-Маклай пробыл на острове восемь дней, пообещав папуасам не оставлять их и со временем снова поселиться у них.
ВЕРНУТЬСЯ УМЕРЕТЬ
В Сиднее Николай Николаевич и Маргарет решили пожениться, несмотря на протесты отца невесты. Маргарет родила двоих сыновей: Александра и Владимира. Семья жила в доме рядом с биологической станцией и едва сводила концы с концами. Субсидии императора на жизнь не хватало, долги росли.
Дела шли все хуже. Колонизация всей Новой Гвинеи все же произошла. Северо-восточное побережье заняла Германия. Отчаянные попытки ученого отстоять независимость хотя бы Берега Маклая ни к чему не привели. В самой Австралии росли антирусские настроения. В сентябре 1885 года правительство конфисковало биологическую станцию «для военных нужд». Пришло время возвращаться на родину.
В апреле 1886 года Николай Николаевич приехал в Россию один. Наладил отношения с матерью, которая к тому времени купила имение в украинском городе Малине. Получил еще одну аудиенцию у Александра III, в Ливадии. Не исключено, что на ней шел разговор и о российском протекторате над папуасами. Летом 1886 года в одной из столичных газет появилось объявление о наборе желающих ехать в Новую Гвинею. На призыв откликнулись сотни людей, и Николай Николаевич загорелся идеей создания русской колонии на Берегу Маклая. Но проблемы со здоровьем, масса работы и заботы о переезде семьи из Австралии не позволили ему полноценно заниматься проектом. Идея зачахла.
Ученый сам отправился за женой и детьми в Сидней (деньги на переезд выделил Александр III) и вернулся с ними в Россию. Тяжелый переезд и напряженная работа давали о себе знать – здоровье Николая Николаевича ухудшалось. Спокойно пожить путешественнику было не суждено. В январе 1888 года ему уже помогал только морфий. Скончался великий этнограф в больнице 14 апреля того же года. Похоронили его на Волковском кладбище...
В обществе решили, что 41-летний путешественник умер от тропических болезней. Истинную причину смерти установили 74 года спустя благодаря завещанию ученого. Свой череп Николай Николаевич завещал передать в Музей антропологии и этнографии Академии наук. Завещание было написано еще в 1874 году в Батавии. Обнаружили его в 1938-м и, несмотря на общественный протест против эксгумации, последнюю волю Миклухо-Маклая исполнили. В 1962 году череп исследовали, выяснив, что ученый умер от рака нижней челюсти.
ОСТАЛСЯ НА ЛУНЕ
После смерти мужа Маргарет с детьми вернулась в Сидней. Пенсию от российского императора она получала вплоть до 1917 года.
Имя Миклухо-Маклая в Австралии было предано забвению. Только в 1980-е годы там начали публиковать статьи о жизни и путешествиях великого исследователя, в основном благодаря внуку ученого – Робертсону де Миклухо-Маклай, создавшему в Австралии «Общество Миклухо-Маклая».
В индонезийской части Новой Гвинеи имя Миклухо-Маклая абсолютно неизвестно, не слышал о нем даже сотрудник Антропологического музея в крупнейшем городе, Джаяпуре. Государство Папуа – Новая Гвинея (ПНГ), занимающее восточную половину острова (включая Берег Маклая) и получившее независимость в 1975 году, стало в некотором смысле воплощением мечты ученого. Парадокс в том, что из-за сильной зависимости ПНГ от Австралии традиционная культура папуасов в западной (индонезийской) части Папуа сохранилась гораздо лучше…
Что же до Берега Маклая, то название это давно забыто. Память о «тамо русс», видимо, ограничена только тремя деревнями, где жил ученый. Впервые советская экспедиция посетила те места в 1971 году. «Маклай» в мифологии папуасов поселился как добрый герой, который принес железные топоры, мирил враждующих, учил земледелию… В языке местных папуасов закрепилось несколько русских слов: taporr (топор) и названия овощей, которые ученый выращивал на своем огороде. В последние годы благодаря просветительской деятельности потомка и полного тезки ученого Николая Николаевича Миклухо-Маклая имя «лунного человека» стали вспоминать. Во всяком случае, о нем рассказывают в школах в ближайшем к деревне Бонгу городке Маданг.
Кажется, масштаб личности и память о Миклухо-Маклае папуасами так и не оценены по достоинству. Для них он так и остался «человеком с Луны», пришедшим с маленького небесного горшка в одно небольшое племя. И на Луну вернувшимся...