ДЕЙСТВИЕ II
Глубокая осень. Первый этаж дома. В зале стоит стремянка, вёдра с красками, сдвинутая мебель, накрытая целлофаном. На кухне новая плитка на полу, плохо уложенная. Вера с Бестужевым сидят за столом. Перед Бестужевым полная бутылка вина и пустой бокал. Вера пьёт кофе.
Бестужев (Наливает в бокал вино, делает один глоток): - Нет, Вера, ты всё-таки невозможный человек. Ремонт делают весной или летом. Зима скоро.
Вера: - Бестужев, ты не боишься спиться?
Бестужев (Выпивает залпом бокал): - Не боюсь. Я каждое утро по 10 километров бегаю, а потом под ледяной душ. Ничего меня не берёт. (С гордостью в голосе) Порода. Ты лучше скажи, зачем ты всё это затеяла? И опять в долг? Да ещё каких-то таджиков наняла. Что, наших рабочих мало?
Вера: - Глеб дал денег на ремонт. У него большие гастроли были по Европе.
Бестужев: - Молодец Глеб. Хвалю. А почему ко мне не обратилась? Весной и начали бы делать.
Вера: - До весны я ждать не хочу. Мы в тот раз, после новоселья, остались на ночь с Ниной и Гошей. Так всю ночь крысы бегали по дому. Я глаз не сомкнула, так страшно было. Как оказалось, найти порядочных мастеров очень сложно. Первая бригада через неделю просто исчезла. Разворотили всё, деньги на материалы взяли, и исчезли. Местные были, из городка. Второй мастер так плитку на пол положил, что смотреть страшно. Видишь, какие щели? В сантиметр. Думаю, у меня бы лучше получилось.
Бестужев (Достаёт платок из кармана, и вытирает пот с лица. Проходит на кухню. Рассматривает пол): - Плитка, как плитка. Положена, конечно, безобразно. Но жить можно. Вера, это всего лишь дача. Зачем перекладывать?
Вера: - Буду перекладывать. И успеть мне нужно до Нового Года. Глеб обещал приехать. Хочу Новый Год здесь встретить. С ним. Да и девушка у него появилась. На Новый Год и познакомимся. Ещё надо душевую кабину поставить и туалет оборудовать.
Бестужев: - Девушка появилась? И почему молчишь? Что за девушка?
Вера: - Не знаю. Ещё не видела. Мне его друг по секрету рассказал. И имя у неё необычное - Жаклин.
Бестужев: - Уж не француженка ли? Поёт? Играет?
Вера: - Ничего не знаю. Знаю только, что познакомились на улице. Она пыталась поймать машину, и Глеб остановился.
Бестужев: - Значит, красивая. Хорошо. Значит, вот почему ты так спешишь с ремонтом? И что за таджики? Где ты их нашла?
Вера: - Здесь где-то живут, в СНТ. Молодые ребята. Если бы я знала их раньше, не связывалась бы ни с кем. Хорошо всё делают, на совесть. Уже лет десять они сюда приезжают. Каждое лето. Вот Татьяна мне их и порекомендовала. Они ей дом построили. Я посмотрела: очень всё красиво и чисто. Они сейчас подойти должны. Надеюсь, они не как греки: обещают в 12, а приходят в 2.
Раздаётся стук в дверь. Бестужев встаёт, открывает дверь. В дом заходят два таджика: Сархат и Максут. Останавливаются на пороге. Снимают шапки. Одеты чисто и опрятно.
Бестужев: - Надо же. Вовремя пришли. Вера Андреевна вас уже ждёт. Надеюсь, вы без обмана будете работать. Я всё буду контролировать.
Вера (Встаёт со стула. Доброжелательно): - Здравствуйте, ребята. Проходите. Рада вас видеть. Меня можно просто Верой звать. Без отчества. Может, кофе хотите? Я сейчас сделаю.
Максут (тихим и спокойным голосом, с небольшим акцентом и очень вежливо): - И вам добрый день. Спасибо. Мы уже позавтракали. Не беспокойтесь, пожалуйста.
Сархат (вежливо, с достоинством): - Вы, конечно, можете контролировать. Только мы без обмана работаем. На совесть. Зачем нам вас обманывать? Сами видели у Татьяны, как мы сделали. И в других местах можете посмотреть. Мы люди порядочные. Дети у нас есть, у меня четверо, у Максута – дочь. Родители у нас есть. Мы не хотим, чтобы они за нас краснели. Так что, как скажете, так и сделаем. Нам без разницы. Если нас возьмёте, не пожалеете, а если не берёте, то мы уедем. Нам уже домой пора. На родину. Холодно у вас тут.
Бестужев: - Вера, я считаю, надо договор заключить. Чтобы, если что не так, было с кого спросить. А то напортачат, смотаются, и ищи их, как ветра в поле. (Обращается к рабочим) У вас разрешение на работу есть?
Сархат: - Конечно. У нас всё по закону. И разрешение, и патент, и временная регистрация. Всё, как положено. Всё по-честному.
Бестужев: - Сказать что угодно можно. Вы все документы принесите, я хочу посмотреть.
Вера: - Алексей, подожди пожалуйста. Я, ребята, вас беру. Можете хоть сегодня начинать. Я раз в неделю смогу приезжать. По выходным. Так что никто вам мешать не будет. И ночевать здесь можете. Печка чудесная. Дом прогревает. Вы сейчас где живёте?
Максут: - У нас есть где жить. Хозяева очень хорошие люди. Денег с нас не берут. Но мы им помогаем. Всё бесплатно делаем. И крышу чиним, и траву косим. Там печка есть. Нам тепло. Спасибо.
Сархат: -Тогда мы после обеда придём. Нам ещё помолиться надо. Часа через два будем. Раз берёте, то мы остаёмся. До Нового Года успеем, даже раньше. Не переживайте. Можно пройти посмотреть, что делать надо?
Вера: - Конечно. Пойдёмте я покажу вам кухню. Обувь можете не снимать.
Вера с Сархатом проходят на кухню. Бестужев залпом выпивает бокал вина, всем корпусом разворачивается на стуле к Максуту, закидывает ногу за ногу.
Бестужев: - Ну, и чем ты занимаешься там, у себя, в Таджикистане?
Максут: - Простите?
Бестужев: - Работаешь где у себя на родине?
Максут: - Я пока не работаю. Учусь.
Бестужев: - Надо же. И на кого, если не секрет?
Максут: - Не секрет. Учусь в МГУ на заочном. У нас филиал московский. Факультет международных отношений.
Бестужев: - Шутишь. Дипломатом хочешь стать? А кто твои родители?
Максут: - Мой отец журналист, а мама – врач. Только они сейчас на пенсии. С внуками сидят. У Сархата четверо детей, а у меня дочь одна.
Бестужев: - И что, правда молиться пойдёте?
Максут: - Обязательно. Здесь, в России мы три раза в день молимся, времени мало. Работать надо. А у себя мы пять раз молимся. Работы совсем нет.
Из кухни выходят Вера и Сархат.
Вера: - Сархат, договорились. Буду ждать вас после обеда. Спасибо, что берётесь за эту работу. До встречи.
Рабочие, простившись, уходят.
Вера: - Алексей, может хватит пить? Тебе ещё в Москву ехать.
Бестужев (Отодвигает бутылку в сторону и переворачивает бокал вверх дном): - Как же у них всё складно получается! И порядочные они, и честные! И детей вспомнили, и родителей! И помолиться им надо. И родители журналисты и врачи и сами послы доброй воли. Сказка, да и только. Почему мы так не можем о себе говорить?
Вера (возмущённо): - Оставь свои шовинистские замашки. Для тебя они люди второго сорта. А ты – голубая кровь. Чем ты лучше них? Чем? Они несчастные люди. Им по полгода приходится жить вдали от семьи. Там нет работы. Нечем детей кормить. У них дети есть. И это счастье. Тебе этого не понять. У тебя нет детей. И здесь они уже десятый год работают. И ими все довольны. Разве это не гарантия? Какие документы? И потом: это другая культура. И греки, и итальянцы, тоже, любят похвалить себя. Ещё и в грудь себя кулаком постучать. Для наглядности. А мы? Мы разве другие? Ты, например, всем говоришь, что ты - потомок аристократов. Только в грудь себя не бьёшь.
Бестужев: - Да, у аристократов так не принято. У нас свои правила игры.
Вера: - Бестужев, ещё скажи, что жизнь - это игра, и люди в ней актёры.
Бестужев: - Кстати, о Шекспире. Давно хотел тебе сказать. Во-первых, фраза не так звучит. Во- вторых – не он сказал. Был такой поэт – Пьер Де Ронсар. Родился за сорок лет до Шекспира и умер, когда Шекспиру было всего лишь 20 лет. И вот его стихи.
Вера: - Пожалуйста, я не хочу стихов.
Бестужев: - Нет, нет. Ты послушай, послушай. Это же интересно. (Выходит в центр комнаты и начинает с выражением читать). «Весь мир - театр, мы все актёры поневоле. Всесильная судьба распределяет роли, и небеса следят за нашею игрой». Это написал Пьер Де Ронсар. А вот стихи Шекспира, написанные почти через полвека: «Весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры. И каждый не одну играет роль. Сперва – младенец, потом плаксивый школьник, затем любовник, затем солдат, судья, шестой же возраст - второе детство». То есть – старческий маразм. Это я уже от себя добавил. Такой вот казус. Так что об игре нет и речи. Мы в стихах Ронсара – просто марионетки, которыми руководят небеса, а во втором случае, у Шекспира – мы проживаем этапы жизни. И каждый проживает свои этапы, и опять же, не нами запрограммированные.
Вера: - Ты всегда поражал меня своей эрудицией.
Бестужев; - Рад, что хоть чем-то тебя поразил. О Шекспире я читал очень много. Изучал. И совершенно случайно напал на Пьера де Ронсара. Шекспир у него позаимствовал? Да, согласен. Выводы сами напрашиваются? Напрашиваются. Но мы не судьи. (Садится за стол и вытирает пот с лица) Но сказать, что вся жизнь игра… Получается, что Ромео и Джульетта играли в любовь, а не любили? Чушь? Чушь. Ведь игра – это ложь. Мы становимся актёрами, когда живём во лжи! Но жить всю жизнь во лжи?! Кто согласится на это? Какой уважающий себя человек? Личность? Что такое личность? Личность – это свобода собственного выбора. И что? Личность выберет ложь? Нет! Личность не выберет ни игры, ни лжи. (Иронично) Какой же я умный. А ты не ценишь. Поневоле сопьёшься.
Вера: - Не всем же быть личностями. Да ещё и свободными. Я, видимо, не личность.
Бестужев: - Всё зло от женщин. И это истина. Ты никогда не задумывалась, почему в детективах маньяки, в основном, убивают женщин? Блондинок, стройных, красивых? У меня мать такой была… кстати.
Вера: - Бестужев, я правда, устала. Я не хочу продолжать этот разговор. Я хочу просто сделать ремонт и достойно встретить Новый Год с сыном и его девушкой. Очень надеюсь, что они приедут. И я не хочу, чтобы ты неуважительно разговаривал с рабочими только лишь потому, что считаешь их ниже себя. Это не очень благородно. Унижать людей.
Бестужев: - Меня унижали, и я унижаю. Не ангел я. Прости. Постараюсь больше этого не делать. По крайней мере, в твоём присутствии.
Вера: - Да что ты? Верится с трудом. Ну, уж, постарайся.
Бестужев: - Ну, а что касается детей… Так вот, хочу тебе сказать. У меня есть сын. И он ровесник твоему Глебу. Так что я, в некотором роде, тоже, родитель.
Вера: - Как? Мы знакомы почти 20 лет, и ты мне никогда…
Бестужев: - Приятно удивлять. Да, да. Я знал давно, что у меня есть сын. Но видеть его не хотел. Зачем? Что я мог ему дать? А недавно мы познакомились. Он сам ко мне пришёл. Мы поговорили. Он носит фамилию матери. Но знаешь, пожалуй, я дам ему свою фамилию.
Вера: - Это самое меньшее, что ты можешь для него сделать. Дай, если он возьмёт, конечно.
Бестужев: - Возьмёт, обязательно возьмёт. Знаешь, он занимается рекламой. Для бизнеса очень подходящая фамилия. У него своя фирма. Пожалуй, я даже горжусь им. И общий язык мы нашли. Мне так показалось. Чувствуется моя кровь.
Вера: - Бизнес… Подходящая… Да ему любовь нужна. Отцовская. Мы без этой любви, как слепые котята - не знаем, как жить и что делать.
Бестужев: - Что-то ты не похожа на слепого котёнка. И фирму сделала, и квартиру сыну купила, и дачу приобрела.
Вера: - И постоянная боль в душе. Я раньше не понимала эту боль. Откуда она? А теперь знаю. От незащищённости она, от недолюбленности… родительской.
Бестужев: - Да пойми ты, я его не воспитывал, я не видел, как он рос, я не знаю пока, что он за человек. О какой любви ты говоришь?
Вера встаёт и подходит к окну. Смотрит и о чём-то думает. Бестужев поднимается, подходит к Вере, останавливается за её спиной. Вдыхает запах волос. Хочет обнять её, но не обнимает.
Вера (грустно, задумчиво): - Вот и мой отец так же говорил. Я не могу тебя полюбить, потому что ты не росла у меня на глазах. Я племянников своей жены люблю, как родных. А тебя, прости, ценю и уважаю. (Пауза). А мне хотелось прислониться к нему, положить голову ему на плечо, и почувствовать себя нужной и защищённой. Но я не могла этого сделать.
Бестужев (Кладёт ей руки на плечи, разворачивает к себе лицом): - Предлагаю своё плечо.
Вера (молча освобождается от его рук, отходит в сторону): - Именно эта боль в душе и заставляет нас чего-то добиваться в жизни. Всю жизнь доказывала самой себе, что меня есть за что любить. А может отцу доказывала: «Вот, папа, смотри, какая у тебя дочь». Всю жизнь чувствую себя никому не нужной.
Бестужев (с отчаянием в голосе): - Ненужной? А то, что я 20 лет рядом, это тебе ни о чём не говорит? То, что я по первому зову бегу к тебе? Что я постоянно говорю тебе о своей любви – это всё не в счёт? Вот он я, живой, здоровый, любящий. И ты мне нужна! Нужна! А ты? Я тебя даже в Грецию провожаю. Думаешь, я не знаю, к кому ты туда ездишь по нескольку раз в год? Думаешь, я слепой? Ему ты нужна? Он тебя любит? Любит? Тогда почему ты здесь, а не с ним? Или почему он не здесь? (Начинает ходить по комнате, прикладывает руку к губам) Ау, Грек, ты где? Отзовись!
Вера: - Ты можешь уйти в любой момент.
Бестужев (Бессильно садится на диван): - Уйти… Легко сказать… Я уже привык к этой боли. Сросся с ней. Жить без неё уже не могу. Скажи, чем он лучше меня? Чем?
Вера: - Это самый глупый вопрос на свете. Не лучше и не хуже. Он просто другой. Мой. Человек, рождённый для меня. Мне очень жаль, но ты мне только друг. Друг, который всегда рядом, с которым можно поговорить о Шекспире (Смеётся). Чаще, правда, о твоих уникальных способностях, о твоих бесчисленных романах, ну и конечно, о твоём умении готовить. Скучно. Скучно, когда нет чувств.
Бестужев подходит к Вере, пытается её обнять, но она отталкивает его.
Бестужев: - Пожалуй, я зря приехал. Помочь хотел. Надеюсь, твои таджики справятся. Не говори мне потом, что я тебя не предупреждал. Прощай.
Бестужев направляется к двери. Открывает дверь. На пороге стоит Сергей (Крупный, высокий мужчина с окладистой седой бородой).
Сергей: - Как приятно, когда дверь открыта. Гостей принимаете? Вот, шёл мимо. Дай, думаю, зайду, посмотрю, как Вы тут обосновались. Может, помощь нужна?
Вера: - Гостей принимаем. Знакомьтесь. Это Сергей – бывший хозяин дома. А это мой друг. Алексей.
Бестужев: - Что же, Сергей, Вы так дом запустили? Крысы у Вас тут бегают, полы шатаются.
Сергей: - А мне ничего и не нужно было, пожалуй. Да и не жил я в нём уже лет десять. Мы тут с ребятами периодически собирались покуролесить, выпить, да из ружья пострелять. Так что этот дом такое повидал, мама не горюй.
Вера: - Сергей, присаживайтесь. Я кофе сейчас сделаю. Печка у Вас чудесная. Я в неё просто влюблена.
Сергей раздевается и садится за стол. Алексей стоит у двери.
Сергей: - Ну, если не помешаю, то я с удовольствием.
Вера уходит на кухню готовить кофе.
Сергей: - А насчёт дома, я вот что скажу. Этот дом не простой. Он с заковыркой. И не важно, что крысы бегают и пол качается. Он сейчас в надёжных руках. Я это вижу. Это всё в порядок приведётся, а вот остальное…
Бестужев: - И что за заковырка? Неужели приведения в нём водятся?
Подходит к столу и садится напротив Сергея.
Сергей: - Этот дом ещё мой отец строил. А он был мужик старой закалки. Таких сейчас не делают. Он, как будто бы заколдовал его. И всегда повторял мне: - «Сын, ты всех своих друзей приводи в этот дом. Только плохой человек второй раз не переступит порог этого дома». Некоторые из моих приятелей, и впрямь, испарились из моей жизни. А вот один случай был совсем интересный.
Бестужев: - Ну, я в эти басни вообще не верю.
Сергей: - Это Ваше право. Хотите – верьте, хотите – нет. Я говорю, как есть. Мне то что? Дом я продал. Деньги получил.
Вера возвращается из кухни. Ставит всем по чашечке кофе.
Вера: - А я верю. И дом чувствую. Он слово живой. Расскажите. Пожалуйста.
Сергей: - Спасибо. Кофе у Вас замечательный. Рассказать? Это пожалуйста. Расскажу. Ну, сами знаете, я хоть и молодой, а пенсионер. Неудачно на парашюте приземлился. Врачи сказали – ходить не буду. Отец ещё тогда жив был. Привёз меня сюда прямо из больницы. Не в квартиру повёз, а сюда. И сказал: - «Лежи, сынок. Дом тебя вылечит. Поднимешься». Вот, хожу, как видите. Поднялся и хожу. А случай был вот какой. Пустил я одного знакомого здесь пожить на недельку. Уж не знаю, как и что. В подробности вдаться не буду. Только он женщину здесь обидел. Очень сильно обидел. Ну и через неделю, как съехал, под машину попал. Нет, жив остался, слава богу. Но женщин теперь точно обижать никогда не будет. Вот такая вот история.
Бестужев: - Ну, это просто совпадение. Дом, как дом.
Вера: - Дом не простой. И я его энергетику сразу почувствовала.
Сергей: - Главное, он сейчас в надёжных руках. Его, кстати, многие купить хотели. И деньги у людей были, и документы уже на оформление приносили, а всё что-то не складывалось. Видимо, Вас, Вера, ждал. Ладно, спасибо за приют и кофе. Пойду, ждут меня. Не провожайте. Дорогу знаю.
Вера: - Заходите в любое время.
Вера провожает Сергея до двери. Сергей уходит.
Бестужев: - Кстати, что-то я давно твоего художника не видел? Может, его дом не пускает?
Вера: - Ему сейчас не до меня. У него новый этап в жизни. Надеюсь, удачный.
Бестужев: - Вот уж кого нельзя в дом пускать, так это его. Кажется, мне пора. Я пошёл. И почему я глупею рядом с тобой?
Бестужев уходит. Звонит телефон. Вера берёт трубку.
Вера: - Глеб, родной, здравствуй. Как ты? Где ты?
Голос Глеба: - Я в Лиссабоне. Вечером выступление.
Вера: - Прекрасно.
Голос Глеба: - А ты что делаешь? Как себя чувствуешь?
Вера: - Я на даче. Всё хорошо, родной.
Голос Глеба: - С рабочими договорилась?
Вера: - Да, договорилась.
Голос Глеба: - Не обманут, как в прошлый раз?
Вера: - Нет, что ты. Они отличные ребята.
Голос Глеба: - У тебя все отличные. Я в Москве через три дня буду. Заеду к тебе.
Вера: - Может, сможешь на дачу приехать? Посмотришь, как я всё решила сделать. Вдруг тебе не понравится.
Голос Глеба: - Делай, как считаешь нужным. Это твоя дача.
Вера (Упавшим голосом): - Они обещали до Нового Года сделать. Ты же приедешь? Так хочется Новый Год встретить с тобой, в семье.
Голос Глеба: - Новый Год на даче? Там же некрасиво ещё.
Вера: - О чём ты говоришь! Всё будет красиво, и ёлку нарядим. Я всё сделаю.
Голос Глеба: - Я ещё не знаю, где буду встречать Новый Год. Может, опять гастроли. Всё, пока. Больше говорить не могу. Созвонимся. Не грусти.
Короткие гудки телефона.
Вера: - Созвонимся… Я очень тебя люблю, сынок. Очень.
ЗАНАВЕС.