Эта одновременно жуткая и печальная история произошла с моей тётей, сестрой моего отца. Людмила много лет отдала работе в школе. Тетя - учитель начальных классов, женщина добрая и отзывчивая.
В конце 80-х, по окончании педагогического училища, её, совсем молодую девчонку, по распределению направили в школу - интернат. До сих пор она вспоминает те дни с дрожью в голосе и печалью в глазах.
Корпуса интерната выглядели удручающе. Обшарканные стены с сыплющейся штукатуркой с потолков. Мрачные помещения, наводящие на неё, домашнюю, любимую родителями девочку, тоску. Пресное питаниев столовой, дети в однотипной застиранной одежде.
Коллектив интерната разнился. Были здесь те, кто давно перегорел и ненавидел свою работу, срывался на детях, распуская руки и унижая их. Как она узнала позднее особо провинившихся детей, могли оставить стоять в углу коридора или же вообще запереть в одном из пустующих холодных помещений. Место для наказания сравни тюремному карцеру.
Вторая, наименьшая половина - те самые сердобольные и желающие изменить жизнь брошенных детей в лучшую сторону. К ним относилась и моя тетушка.
К своим обязанностям Людмила приступила с жаром и трепетом. Хотя и опыта не имела, но в силу молодости, энтузиазма и присущей ей доброты, очень скоро нашла общий язык с детьми. Конечно, руководство интерната, видя пыл молодой девушки, поспешило воспользоваться этим. И, зная о её безотказности, Людмиле подкидывали различные дополнительные обязанности.
Однажды одна из нянечек, чья работа предполагала ночное дежурство, запила горькую и не вышла на работу. Не появилась она и в последующие дни. Знающие люди, привыкшие к её запоям, и не догадывались, что на этот раз всё закончилось плачевно. Нянечка отравилась паленной водкой и угодила в больницу, откуда уже не смогла вернуться живой.
Замену найти не успели и попросили Людочку о помощи: временно подежурить в жилом корпусе.
И так тетя заступила на своё первое дежурство. Близилась ночь. Обойдя помещения, заглянув к детям и убедившись, что всё в порядке, Людмила вернулась за стол. Здесь же подготовилась к занятиям и вскоре задремала на кровати поодаль стола.
Глубокой ночью её разбудили странные звуки, подобные скрежету ногтей, разносившиеся эхом по всему коридору спального корпуса. Людмила вскочила с кровати и ощутила окутавший помещение холод. Её бросило в дрожь и взволнованным голосом, она спросила:
— Кто здесь? — Ответа не последовало. — Ребята, это совсем не смешно. Пожалуйста, прекратите! – решив, что происходящее - жестокая проделка детей, прикрикнула Люда.
Скрежет усиливался, становясь всё более требовательным. Свет настольного светильника задрожал в темноте и померк. Лопнувшая раскаленная лампа отбросила осколки стекла. Вдруг раздались удары в дверь, доносившиеся с противоположного конца коридора.
Дело в том, что несколько лет назад в интернате произошел пожар. Сам очаг находился в конце правого крыла, в подсобке. Возгорание удалось ликвидировать. И, как рассказывали сотрудники интерната: поскольку помещение сильно пострадало, а денег на его ремонт не выделяли, дверь закрыли, и с тех пор подсобка пустовала.
Несмотря на охвативший Людмилу ужас, она взяла фонарик и направилась на звуки. Стоило ей приблизиться к двери и обхватить ладонью ручку, как стук по ту сторону прекратился. Вокруг повисла давящая тишина. И даже несмотря на леденящий холод, Людмила покрылась липким потом. Она дернула ручку. Послышались тихие всхлипы. За дверью подсобки таился ребенок.
— Несчастный мой! Не бойся, потерпи! — крикнула Людмила. — Кто же тебя там запер? Ух, я им задам!
В тот момент она предположила, что ребенка заперли другие дети. Продолжая успокаивать дите, Людмила пыталась войти внутрь. Дверь не поддавалась. Лишь спустя время удалось буквально вышибить её. В нос ударил застарелый запах гари.
— Эй, ты где? — прошептала она, никого не обнаружив за дверью.
Осветив помещение фонариком, заметила груду старого отсыревшего тряпья. Её внимание привлекло некое движение среди этого хлама. Под ним точно кто-то таился.
— Не прячься, я вижу тебя. Пойдем со мной! — позвала Людмила.
В следующий миг груда тряпья зашевелилась, и под грязным бельем возник детский силуэт. Вновь раздавшийся тихий плач разбил звенящую тишину. Людмила испугалась. Ей хотелось бежать прочь. Но горький плач дитя не позволил отступиться. Он был таким надрывным и печальным, что разрывал сердце от жалости. Людмила протянула дрожащую руку к силуэту. И стоило ей прикоснуться к нему, как тряпьё разлетелось в разные стороны. А под ним никого не оказалось.
Позади послышались шаги босых ног, переходящие в удаляющийся топот. Затем из темного коридора донесся детский смех.
— Стой! — крикнула Людмила и бросилась следом.
Казалось, дите играло в прятки. То и дело маленький силуэт мелькал в свете её фонаря, но каждый раз исчезал в темноте. Людмиле едва удалось разглядеть ребёнка. Ею оказалась девочка лет семи - восьми. Тоненькая, с косичками, которую тётя никогда ранее не видела. А ведь она знала всех детей в интернате младшего возраста. Девочка продолжала свою странную игру, которая всё более пугала Людмилу.
— Остановись, прошу тебя. Не убегай. Подойди ко мне, — отложив фонарь, обессилено опустившись на колени и протянув к незнакомой девочке руки, взмолилась Людмила. — Ну же, не бойся!
Образ девочки возник в темноте и медленно направилась к ней.
— Иди, милая, иди ко мне, — продолжала звать тётя.
Наконец дите, приблизившись в плотную к ней, позволило взять себя за руки.
— Маленькая моя, да ты ледяная! Пойдем, я укутаю тебя в одеяло и уложу спать. А утром мы с тобой обязательно поговорим о произошедшем. Договорились? —растирая маленькие ладошки, предложила Людмила.
В следующее мгновение в тёмном коридоре необъяснимая сила потянула девочку. Нечто невидимое человеческому глазу подкинуло её к потолку и швырнуло обратно в подсобку. Дверь с грохотом захлопнулась.
Людмила бросилась следом, но уже не смогла открыть проклятую дверь. Ручка накалилась, покраснела и обжигала её ладони. По краям двери показались языки пламени. Это последнее, что помнила Людмила, прежде чем её привели в чувства пришедшие по утру сотрудники интерната.
Тетя, захлёбываясь слезами, бормотала об из ниоткуда взявшейся девочке, о ночном пожаре в подсобке. Пожилая воспитательница, достав ключи, распахнула двери подсобки. Ни следов ночного возгорания, ни девочки! Только грязное тряпье, по-прежнему сваленное в углу, напоминало о произошедшем.
— Пожар произошел три года назад, и уж точно не этой ночью. Пойдем, Людочка, я напою тебя чаем! — позвала воспитательница.
Людмила не верила уведённому и продолжала настаивать на своём.
— Тише, успокойся, — прикрыв дверь от посторонних, проговорила она. Закурив сигарету и отвернувшись к окну, продолжила: — Три года назад, как ты уже слышала, в нашем заведении случился пожар. Замыкание проводки в той самой чертовой подсобке. Пожарные прибыли быстро и остановили распространение огня. Мы были уверены, что никто не пострадал. Ведь это техническое помещение. И пришли в ужас, когда пожарный сообщил о найденном внутри сгоревшем теле ребенка. Оно принадлежало второкласснице Наташе Баранцевой. Круглой сироте, до которой никому и делала не было. Позже выяснилось, что одна из воспитательниц, решив наказать и проучить непослушную девочку за кражу, заперла её в подсобке. И наказала сидеть в ней до утра следующего дня. В другом случаи обещала задать крепкой порки. Так Наташа ночью оказалась в подсобке, где и встретила свою смерть. Чтобы избежать скандала, нас заставили молчать о случившемся. Директора сменили, а воспитательницу отправили в колонию. Да скрок дали всего ничего. Освободилась уже. Надеюсь, что всё же кара её когда-нибудь настигнет! А с той ночи нет да нет, а происходят в корпусе пугающие, необъяснимые странности. Именно поэтому и держим подсобку всегда закрытой!Одним по ночам слышится плач, другим - крики о помощи. Иные, заступив на смену, принимают рюмку, другую. Таким образом крепко засыпают, спасая себя от жутких воплей и звуков. Может, и тебе стоит, — вздохнула воспитательница.
После той ночи Людмила так и не нашла в себе душевных сил остаться и дальше работать в интернате. Ей было страшно и мучительно больно. Перед её глазами постоянно стояла несчастная никому ненужная девочка, смерть которой никто не оплакивал.
