1987 год. По трассе близ Серебряного бора, что в Нерюнгринском районе Якутии, едет КрАЗ. За рулем грузовика молодой шофёр Женя Чепеленко. Рядом с трассой проходит железная дорога. Для Якутии железная дорога – редкость, диковинка. А вот для нашего героя - обычное дело, ведь он вырос в Харьковской области, где в трех сотнях метров от его дома каждые несколько минут стучал колесами поезд Москва-Симферополь.
Увидеть тепловоз рядом с трассой в Якутии для Евгения было настолько неожиданно, удивительно и радостно, что он тут же посигналил ему. Машинист тепловоза ответил гудком. Дальнобойщик вошёл во вкус – бип! Машинист поддержал – ту-ту! А дальше...КрАЗ улетел в яму, задний кардан разорвало напополам. Да, эмоции захлестнули шофёра настолько, что он не заметил ремонт дороги. Евгений долго не грустил – включил блокировку и поехал. А в Тынде грузовику достался новый задний кардан.
В детстве Женя Чепеленко и сам мечтал быть машинистом железнодорожного тепловоза. И даже получил соответствующее удостоверение. Там, где он вырос, каждый ребенок после пятого класса осваивал железнодорожные профессии – от проводника до машиниста.
Дедушка Евгения был шофёром. Причем, в удостоверении так и было сказано – шофёр.
- Шофёр – это тот, кто может машину «на коленке» починить где-то там, на дороге, - объясняет Чепеленко. - А водитель – это другое, это руль да педаль.
В пятом классе Женя попросил у папы велосипед. Тот ответил: «Вон запчастей сколько, из них себе велосипед и собери». И мальчик собрал. Получилось хорошо. Женя решил, что будет и вовсе отлично, если он самоделку покрасит. Взял аэрозольную краску, которую родители купили для покраски его кожаного пальто, и покрасил ею раму и крылья.
- Получил тогда за это, но не сильно, - улыбается детским воспоминаниям дальнобойщик.
Новый велосипед у Жени позже все-таки появился. Червонец к тем деньгам, что накопил мальчик, добавил его дедушка. Тот самый, что был шофёром. Но добавил не просто так, а за работу. Дедушке на фронте прострелили ногу. Работал он в соседнем селе, комбайнером тракторной бригады. Идти восемь километров дедушке было тяжело, поэтому он ездил на велосипеде. Вот за ремонт велосипеда он внуку и заплатил.
У Жениного отца был друг. Тоже Василий и тоже Чепеленко. Они выросли в одной деревне, ходили в одну школу. Вроде приходились друг другу родней, но какой именно – никто не знает. Дядя Вася работал шофёром на ГАЗе, он-то первый раз за руль Женю и посадил.
- Я дружу с его сыном Сашкой. Мы оба потом в Мирный шофёрами работать приехали – Евгений Васильевич Чепеленко и Александр Васильевич Чепеленко. Мы всем говорим, что почти родные братья. Да это так и есть.
Судьба
После восьмого класса Женя Чепеленко хотел уйти из школы в техникум, но его мама была категорически против, буквально встала в проходе. Женя остался в школе. В старших классах у него появилась мечта – стать моряком. Подтянул учебу, окончил школу по большей части на пятерки и поехал в Севастополь – поступать. На экзаменах набрал хороший балл, но медкомиссию не прошел.
- Сказали – что-то с левой почкой. Я приехал домой, сдал анализы, всё в порядке. Послал в училище телеграмму, ответили – приезжай. Приехал во второй раз и вновь медкомиссию не прошел, по той же причине. Меня вызвал начальник училища и в личной беседе за чашкой кофе сказал мне тогда: «Сынок, всё, что ни делается – к лучшему». Я вспомнил эти его слова, когда утонула подводная лодка «Курск». Многие из тех, с кем я поступал, служили потом на таких подводных лодках. Как знать, от чего меня судьба уберегла.
Но тогда молодому парню было не до мудростей. Домой он вернулся поникшим. Мама дала ему немного времени, а потом сказала: «Женя, так нельзя больше». И парень взял себя в руки.
- Сейчас, если ты не служишь – значит, ты крутой какой-то. А в то время всё было иначе. Если ты в армии не служил – значит, ущербный какой-то. На тебя девчонки и не посмотрят даже. Я через товарища изъял своё личное дело и сжег его. А когда пришло время, пошел в армию. На этот раз медкомиссию я прошел без всяких проблем. Служить попал в Севастополь. Первые полгода я еще мечтал о том, что после армии повторно попытаюсь поступить в училище, а потом передумал. Я понял, что подчиняться мне не очень-то по душе. Мне даже прапорщиком предлагали остаться, но я отказался.
В армии Чепеленко был на хорошем счету. Он попал в морскую пехоту, где в группе из двенадцати водителей бронетранспортера был единственным с соответствующим удостоверением и навыками. Поэтому он был, по сути, заместителем старшего техника. «Чепеленко, вперед!» - отдавал приказ техник, если нужно было что-то отремонтировать.
Прапорщик военкомата, который курировал Евгения, пообещал, что если парень не поступит в училище не по своей вине, то он отправит его на курсы шофёров. Но когда Женя пришел к прапорщику, тот сказал: «Курсов шофёров сейчас нет, но есть курсы БТРщиков, пойдешь?». «А права там дают?» - спросил Женя. Оказалось, что дают права категории C и удостоверение водителя БТР. «Тогда пойду», - сказал Женя.
- О решении своем я ни разу не пожалел. Группа у нас была очень хорошая. Начальником группы был Николай Андреевич Олейников – полковник запаса бронетанковых войск. А начальником нашей областной школы ДОСААФ и вовсе был Герой Советского союза – жаль, я имя его сейчас запамятовал. Во время учебы мы ездили на ЗИЛе. А экзамен сдавать пришлось на Урале. Никто из нас до этого за рулем Урала ни разу не был. И вот Харьков, областной центр, уже тогда город-миллионник и надо ехать на Урале впервые в жизни. И вся группа сдала. Это заслуга наших инструкторов.
Поехали!
После армии Чепеленко устроился в ту автобазу. Однажды парень Сашка зачитал компании ребят из этой автобазы объявление о том, что требуются шофёры на комсомольскую стройку. «Поехали?» - спросил Сашка. «Поехали», - ответили ему трое товарищей, среди которых был и Женя Чепеленко. Ребята подали заявки да забыли об этом разговоре. И вдруг пришло письмо.
- Куда уже было деваться, мужик сказал – мужик сделал. 25 декабря мы все вместе поездом выехали из Харькова. Уехать-то уехали, но до Нового года уже все равно никуда не успевали, с билетами тогда было напряженно - праздник все-таки. В город Мирный мы прибыли только 2 января. Товарищей моих поначалу никуда брать не хотели, потому что они были женатыми. Один из них сразу вернулся домой, а оставшихся потом позвали на работу в Нюрбу. У нас тогда на троих оставалось 50 рублей, кусок сала и банка варенья. Я им отдал банку варенья, половину сала и все деньги. Один билет до Нюрбы тогда стоил около семи рублей, а еще ведь на еду на первое время деньги нужны. Сам я тогда женат не был, поэтому мне работу было проще найти. Я пошел в порт, там помимо спецтранспорта еще базировалась транзитная колона. Начальником службы спецтранспорта тогда был Виктор Николаевич Петренко. Хороший дядька, все его уважали. Он сам выходец из шофёров транзита. Мы между собой называли его Папой. Покуда Папа был начальником, транзитный транспорт ремонтировали сразу, без очереди. А как власть поменялась, сказали – в первую очередь ремонтируется спецтранспорт. И мы что на трассе, что дома на морозе корячились.
Когда Евгений пришел к Петренко, тот сказал ему: «Будешь на посыпалке работать, оплата почасовая». Молодой шофёр ответил: «Давайте мои документы, я пошел отсюда». Евгений к почасовой оплате не привык. Да и мечтал он вовсе не о спецтранспорте – ему хотелось испытать себя в настоящих трудностях, на транзите. Посмотрел Петренко на молодого шофёра, подумал да отправил его на Оленёк в паре с Володей Ноговицыным. Одному было 22 года, второму – 23, каждый на своей машине, дорогу до Оленька никто из них не знал. И все же мудрый Папа, видевший людей насквозь, не побоялся отправить их в такой рейс без всякой связи в пути.
- Как мы с Вовкой тогда поехали вместе, так и подружились на всю жизнь. Сколько мы проехали вместе… Бывало, что и надоедали друг другу. Иной раз поссоримся в хлам, не разговариваем друг с другом, и вдруг у одного из нас что-то случается. Второй тогда молча подходит и помогает. И ели мы всегда в одной кабине, даже если не разговаривали. Пара дней пройдет, оба успокоимся и снова как ни в чем не бывало общаемся. Иногда нам давали в напарники кого-то третьего. Так ребята иногда чуть не плакали в дороге. Один такой в Саскылахе как-то сказал: «Не могу больше, отпустите меня». А мы ему отвечаем: «Да кто ж тебя держит». На улице холодно тогда было – минус сорок градусов. Он дверь открыл – а там все двери внутрь открываются – и упёрся в снег. Намело выше крыши. Пришлось ему остаться. Мы такие условия каждую зиму видели, часто ведь ездили в Оленёкский, Анабарский улусы – керосин туда возили.
Евгений Чепеленко – дипломированный инженер-механик. После армии он окончил Харьковский автодорожный институт. Его напарник и друг – Владимир Ноговицын – со школьной скамьи увлекался мотокроссом и с моторами был на ты.
- У нас с Вовкой много споров было. Один кричит: «Ты не понимаешь!». Второй в ответ: «Это ты не понимаешь!». А как докапывались до истины, так выяснялось, что говорили мы часто об одном и том же, но разными словами. Оба вспыльчивые были. Но отходчивые.
Инструктора по вождению бронетранспортера говорили своим курсантам, что зная, как работает тот или иной узел, они смогут найти причину поломки в автомобиле любой марки. А профессор Тимченко, преподававший у Чепеленко в институте, учил студентов искать информацию.
- Вот он говорит мне: «Напиши формулу оптимальной температуры топлива». Я что-то пытаюсь ответить. А он мне: «Ну что ты мычишь тут, найди учебник, где написана эта формула, и принеси мне. Принес? Хорошо, четыре».
Придя на работу в порт, Чепеленко понял, что многого не знает о МАЗе, на котором ему предстояло работать. Спрашивать у коллег он стеснялся. А так как амбиций у молодого шофёра была с лихвой, он решил, что должен скорее наверстать недостающие знания. Нашел книжку, быстро прочитал.
- По ходовке у машин, по сути-то, всё одинаково устроено, принцип действия один и тот же. Литературы разной у меня со временем скопился целый ящик. Что новое выходило по двигателям, вездеходам и прочему, я сразу же покупал и читал.
Случались у Чепеленко иногда и серьезные поломки. Работал он на КрАЗе. И считал тогда, что машина должна ехать с такой скоростью, какую из нее можно выжать. Хотя коллеги настойчиво твердили, что КрАЗ должен ездить со скоростью не более 60 км/ч.
- У меня один раз оборвало «поросёнок» - это промежуточная опора карданного вала. Меня тогда притащили, потому что груженный был, сам не смог бы доехать. Второй раз оборвало. Сам налегке вернулся. Третий раз оборвало. Тут уже мозги включились. Полез смотреть, что там да как устроено. Мучил меня вопрос, почему так происходит. Оказалось, что подшипники зажимаются крышками сальников, чтоб не ходили туда-сюда. А проточки где-то больше, где-то меньше, поэтому как надобно подшипники не зажимаются и ход у них все-таки есть. Я всё вымерял и пошел к нашему токарю дяде Паше. Он мне выточил шайбу под каждую сторону. Подшипники зажались. Я залил заранее смешанные солидол с маслом. И с тех пор забыл о такой поломке.
В 1992 году Чепеленко не был дома три месяца. Ехал по маршруту Мирный-Кременчуг-Киев-Минск и обратно. Дома ему за три месяца насчитали зарплату в 5 тысяч рублей. А жена его, трудившаяся тогда кухрабочей в столовой порта, получала 12 тысяч рублей – и это за один месяц. Шофёру такое, конечно, не понравилось. Петренко-Папа работал тогда уже во ВСЭМ. «Давай, приходи ко мне, машина тут есть», - сказал он тогда Евгению. И Чепеленко перешёл туда, но ненадолго – впереди его ждали годы, которые он вспоминает с особой теплотой.
Золотые годы
В Ботуобинской геологоразведочной экспедиции Евгений Чепеленко отработал почти двадцать лет – с 1998 года. Ездил чаще всего на трале.
- Возил буровые установки, дизельные станции, тракторы, машины, балки, емкости, даже 20-тонные контейнеры – крана порой не было, так с помощью домкрата контейнеры выгружали. Приподнимали их и по выложенным трубам потихоньку "скатывали". Люди тогда умели думать, выходить из любого положения. А сейчас что? Это нельзя, и это нельзя, а вот это вообще нельзя. Тьфу. Золотые годы – время работы в Ботуобинке. И люди там правильные были.
В те годы у Евгения Чепеленко тоже был хороший напарник: стаффордширский терьер Фред, для своих - Федя. Когда Фреду исполнился год, шофёр стал всюду брать его с собой. Друг сопровождал его и в жару, и в морозы. И на грузовике, и на вахтовке, и на вездеходе.
Однажды отряд из четырех человек работал на Большой Ботуобии. С отрядом была лайка Нора и уже известный нам Фред.
- То весна была, май. Федька и Нора тогда загуляли. Уже стемнело, а их всё не было. И вот прибегают. Костя Норку быстро домой забрал, а я Федю с улицы минут сорок увести не мог. Он всё лаял на кого-то, из рук рвался, шерсть на загривке дыбом. Уже утром я метрах в пятидесяти от нашего лагеря увидел медвежьи следы. Я медведя в темноте не увидел, а вот он нас видел отлично – в лагере освещение ведь было. Я не понимал ночью, в чем дело, почему Федя не успокаивается. Но когда он утих, то и я успокоился. Я ему верил. Стаффов называют убийцами, но всё это фуфло. Как его воспитаешь, таким он и будет. Я с Федьки снимал ошейник и поводок, едва мы только в машину садились. И всегда всё в порядке было. Но охотиться он страсть как любил. Однажды загнал соболя на дерево. И сидит под ним, гавкает да наверх поглядывает. У меня ружье тогда было, но дичь я стрелял только если еда заканчивалась. Оттащил я Федю от этого соболя, и он потом еще долго обижался. Спустя время мы приехали на охоту в те края. Решили забрать из лагеря доски и печку. Не доезжая километров пять до лагеря, увидели, как олени дорогу перебегают. А за ними медведь бежал – здоровый, черный, красивый, шкура переливается. Наверное, это тот медведь и был. Спас нас Федька тогда.
«Чепеленко по таким дорогам грузы возил, где не каждый бывал», - так охарактеризовал нашего героя Борис Кулагин – человек, который о шоферах знает немало. Столь высокая оценка от Бориса Николаевича оправдалась в беседе с Евгением Васильевичем сполна. Чепеленко не только ездил по таким дорогам, где не каждый рискнул бы проехать, но и ездил там, где дорог не было вовсе. Например, по буровым профилям. Не раз Чепеленко выручала его смекалка.
- Там своя специфика была. Надо понимать, например, что такое мари, как по ним ездить. Ехали мы как-то в паре с одним шофером. Были с ним в контрах, вообще не разговаривали. Он едет на полуприцепе, я на трале. Вижу, что мари попередувало, и понимаю, что если он поедет первым, то засядет накрепко. Пришлось через себя переступить, заговорить. Стой, говорю ему, давай я первый поеду, а ты сразу следом. У меня один только трал 14 тонн весил, а на нем еще машина 10-тонная была и большой бак тонны на 1,5. В общем, веса хватало. Как только я чувствовал, что трал поддёргивается, тут же начинал накатывать. Туда-сюда, туда-сюда. Так мы и проехали. А те, кто перед нами не догадался об этом, до конца «на лопате» ехали. Нужно было трал первым пустить. А то и машину на трал загнать. И пусть весом давит. Тогда спокойно можно проехать. Ещё как-то был случай на реке Морха. Нужно было подняться по льду. Там зачем-то насыпали гальку. Кругленькая, гладенькая – она ни за что не цеплялась, и вылетала из-под колес, как пули. Раз я слетел, второй. Тогда мы зацепились с другой машиной и двойной тягой выскочили.
В суровые морозы – под шестьдесят градусов – Евгению Васильевичу тоже доводилось ездить. Ограничений по температуре у шофёров тогда не было. Да и вообще никаких ограничений не было. Каждый сам понимал, когда он может ехать, а когда – нет. В сильные морозы шофёры старались ездить парами.
- Если в сильный мороз машину понадобится заглушить для ремонта, то потом уже можно и не завестись. А если рядом фырчит мотором кто-то, то всегда от него можно «прикуриться». Такого, чтобы с 12 ночи и до 6 утра надо было обязательно стоять, раньше не было. Те мужики, кто давно работают, скажут вам, что весной ехали как раз ночью, покуда солнце не вставало. Как начинает пригревать, останавливаешься. Покушаешь, поремонтируешь, потом спать ложишься. Солнце село, дорогу подморозило, заводишься и всю ночь пилишь. И никаких аварий не было. Даже цепи никто не одевал. Помню, Оленёкский зимник как-то простоял аж до мая. 8 мая мы с этого зимника вышли. Бывало, что и одна машина на далекое расстояние ехала. Как-то раз надо было срочно поехать, а Вовка заболел. И поехал я один. Мне провели инструктаж. Сказали: «Доедешь до зимника, там к кому-нибудь присоединишься, один не едь». Весь инструктаж на словах и всё. Доверяли тогда людям. Доехал я до зимника, сел в столовой и жду. И ни одной машины. Пришлось все-таки одному ехать. Конечно, не дай бог что в дороге. Но сильного страха тогда все-таки не было. С собой топор был, а, значит, без дров уже точно не остался бы. Да и в конце концов покрышки можно сжечь, если что. Керосина 30 кубов везу, солярка в баке – как тут замерзнешь. Потом уже я догнал два КрАЗа.
Однажды шофёрам нужно было проверить зимник. Дорога была убитая, потому делать это никто не хотел. А Евгений Чепеленко и его друг Володя Ноговицын согласились. С ними поехал механик Сан Саныч. «Поехали со мной, в КрАЗе не так трясет», - сказал механику Чепеленко. «Я лучше в МАЗе с Вовкой, у него там магнитофон есть», - ответил Сан Саныч. В пути у МАЗа лопнул ремень на помпе. Встали, задрали кабину, меняют ремень. И тут механик решил пошутить: «Я сейчас волков позову, они и то быстрее поменяют». И начал выть. А ему из тайги завыли в ответ. И огоньки глаз неподалеку замелькали – дело было к ночи.
- Хорошо, что мы уже всё доделали, кабину – бух, в машину – прыг, и поехали. Отъехали километров на двадцать, встали на ночёвку. Утром глянули, а рядом следы здоровенные. Полярные волки ведь большие. От хвоста до холки - два метра, и весом около 80 килограмм. Потом выяснилось, что там оленеводы перегоняли оленей своих. А стая волков за ними следом шла. И в этом время наш механик решил их позвать.
Неравнодушные
Когда Евгений Васильевич уехал делать операцию на колени, его машину передали в МАТП, а должность сократили. Шофёру предложили работать почасово. Но он хотел, как и годы назад, только на транзит – туда, где настоящая дорога. Пошёл в МАТП.И вот уже четыре года работает на транзите на полуприцепе Volvo. Нынче география его поездок скромнее, чем была раньше. Машина работает на газе, а хватает газа лишь до Накына и обратно. Потому и ездит туда, а еще в Ленск, Айхал, Удачный.
- Евгений Васильевич, ваша профессия – это романтика или все-таки проза жизни?
- Когда я только приехал на Север, когда работал в Ботуобинке, это была настоящая романтика. В лучших традициях песен Высоцкого. Тогда можно было испытать себя.
- Я много раз слышала истории о том, как дальнобойщики помогают друг другу и другим водителям на дороге. И все как один говорят, что дальнобойщиков о помощи даже просить не нужно, сами предложат. Можно ли сказать, что неравнодушие – это профессиональная черта?
- Это профессиональная черта местных, северных водителей. Приезжие вполне могут проехать мимо, даже если видят, что ты стоишь со включенной аварийкой. Ладно ты мимо проехал. Ты мне и не нужен. Ну ты хоть притормози. А то иной раз пылью обдадут и дальше едут. Боюсь, что и среди местных скоро кончится такая взаимовыручка. Раньше как было – если проехал мимо голосующего на дороге, а он твой номер запомнил и передал на твою работу, то тебя ждет строгий выговор, а то и лишение премии. А сейчас в путевке сказано, что пассажиров брать запрещено. Но как же ты бросишь на дороге человека, которому помощь нужна? Помню, был у меня в 96-ом году случай один. Вывозили мы оборудование с участка. Грянул мороз – 58 градусов. Краны не работают, мы простаиваем, ждем. Поехал я в деревню. Мяса да и вообще продуктов купить чтоб. Обратно еду, а на дороге две девушки с маленькими детьми. Подобрал их. То есть получилось, что у меня в кабине четыре пассажира. Они довольные едут. Конечно, на улице морозяка, а их прямо в Нюрбу везут. И тут пост. Гаишник начал меня отчитывать. Права, говорит, заберу. Девушки стали ему что-то по-якутски говорить. Сначала спокойно, а потом и нет. Как они на него накинулись! Думал, разорвут его. Он мне документы кинул и сказал: «Езжай».
А однажды Чепеленко вез на МАЗе-500 бензин, а его друг Ноговицын - на КрАЗе-258 керосин. За селом Моркока тогда базировалась организация «Якутскгеология», которая по всем экспедициям развозила продукты и материалы. Один из Уралов этой организации, груженный под завязку мукой, однажды сошел с трассы. Урал, что был с ним в паре, вытащить его не мог. И тут едут Чепеленко и Ноговицын. Они помогли вытащить Урал, шофёры пожали друг другу руки и поехали каждый своим маршрутом.
Прошел год. Чепеленко едет на КрАЗе, Ноговицын на МАЗе-полуприцепе. Идут на Якутск. Дело было в начале их профессионального пути, дорога на Якутск им тогда была еще не известна. Дальнобойщики заплутали. Ночью прошел снежок, виднелись лишь следы Урала. Молодые шоферы решили поехать по этому следу. Оказалось, что то была сеновозная дорога. Урал там пролез, а МАЗ и КрАЗ засели. Еще и лошадей с волками шофёры со страху перепутали. «Хорошо хоть не стрельнули», - говорит Евгений Васильевич. Утром напарники услышали гул моторов. Оказалось, что трасса была совсем близко. Евгений и Владимир взяли лампу, чайник и пошли к дороге, за помощью.
- Попили чаю, и Вовка сказал: «Ты иди, а я тут подежурю, потом сменишь меня». Только я за поворот зашёл, услышал крики. Подумал – неужели бьют. Побежал туда, смотрю – а там те самые ребята, которые на Уралах были. Один на том самом Урале, который перевернулся, а второй теперь на лаптёжнике – это КрАЗ с большими колесами. Вытащили они нас, и мы поехали. А на обратном пути вновь их встретили – они отмечали день рождения одного человека. В то время «сухой закон» ведь был. Но по случаю дня рождения алкоголь на центральном складе выдавали. Нас тоже пригласили на торжество. Мы с Вовкой по рюмке выпили и легли спать. А как подморозило, дальше поехали. У шоферов тогда братство было. Всегда все друг другу помогали. И такие моменты откладывались в памяти. И тут всё гораздо глубже, чем шофёрская этика. Раньше ведь как было – октябрята, пионеры. Старших уважай, людям помогай. Раньше в ДОСААФ каждый парень еще до армии получал воинскую специальность, кто-то и с парашютом прыгал. Потом ДОСААФ развалили.
Прыгал с парашютом и Евгений Чепеленко. А еще погружался под воду с аквалангом. В 1996 году у него случился осколочный перелом четвертого шейного позвонка. Два миллиметра в сторону и его было бы не спасти. Чепеленко тогда долго пролежал в больнице – в гипсе, на вытяжке. Голова после этого почти не поворачивалась. Чтобы разработать шею, нужно было пройти минимум десять сеансов массажа. Стоило это дорого, и Чепеленко отказался от массажа. На выходе из больницы он увидел объявление о наборе в клуб аквалангистов «Скат».
- Через полтора месяца шея начала крутиться без всяких массажей. Я всегда думал, что умею плавать, а оказалось, что не умел. В клубе я научился правильно плавать, даже проплывал километр за 24 минуты. Да и вообще это полезное увлечение. Помогает изучить и понять законы физики. Летом, когда из клуба все разъехались на погружения в разные места, я что-то заскучал. На глаза попалось объявление о наборе в парашютную секцию. Ну я и решил тряхнуть стариной – я ведь до армии уже прыгал. Инструктором тогда был Василий Борисович – майор ВДВ в запасе. Его из Новосибирска пригласили. Мы с Борисычем быстро нашли общий язык. Сначала прыгал с «Юниором», потом с Т-4. До УТ-15 не дотянул – самолет продали. Вместе со мной тогда с парашютом прыгал нынешний директор МНГОКа Коваленко. Это я его и соблазнил прыжками. Много он и подводных выездов сделал. Молодец он в этом плане.
- Евгений Васильевич, вы не устали от дороги? В отпуске хочется в рейс?
- Первую неделю отпуска не хочется никуда. Просто отдыхаешь и всё. А потом начинается тяга эта. Полагаю, что это у меня в крови. Сестра моя составляла наше генеалогическое древо, и раскопала где-то информацию о том, что у нас в роду были цыгане. И отец действительно был похож на цыгана – кудрявый такой. И вот меня так и тянет куда-то. Не могу сидеть на одном месте – дорога зовёт.
Фото из личного архива Евгения Чепеленко