Истина бывает часто настолько проста, что в нее не верят…
Ф. Левальд
Имей смелость знать.
Гораций
Слеп этот мир. Не многие в нем видят ясно…
«Джаммапада»
...Я полагаю, нисколько не погрешу против истины, если скажу: вопрос о том, что собой представляет жизнь как явление?, есть самый важный из всех, когда-либо занимавших человечество. И это не удивительно. С решением этой задачи люди связывают все самые сокровенные свои мечты не только о бессмертии, но и вечной молодости, здоровье, красоте. Овладев фундаментальными знаниями о сути происходящих в недрах живой материи процессах, человек, без сомнения, обеспечит себя еще и неиссякаемыми источниками энергии и питания. Любая научная проблема так или иначе упирается в этот, только на первый взгляд представляющийся простым, момент. Однако даже сегодня, шагнув в своем развитии в третье от Р.Х. тысячелетие, человечество в лице очень немногих своих представителей возьмётся утверждать, что знает ответ на эту удивительную загадку природы. Не умея формулировать заумных определений, эти всезнайки довольно быстро и, в общем-то, верно перечислят все известные признаки живого, не забудут, в духе времени, уточнить, что жизнь - это еще и «открытая система», и «способ существования белковых тел...»
Всё так и правильно. Белки действительно являются главной составляющей живых организмов - от самых примитивных до самых сложных. Нет белков - нет живой материи...
Гм... А как же, простите, трупы?.. Они ведь тоже белок. И в первые часы и даже сутки после превращения в «неодушевленное» сохраняют неизменными не только химический состав протеиновых своих молекул, но и их нативную форму - первичную, вторичную и даже третичную и четвертичную структуры со всеми присущими им природными свойствами. Успехи современной трансплантологии, когда пересаженные органы умершего(!) человека неплохо приживаются и продолжают работать, переливание равноценной для жизни трупной(!) крови, получаемой от скоропостижно умерших (стенокардия, травматики, повесившиеся), наводят на мысль, что жизнь есть всё-таки нечто большее, чем просто существование высокомолекулярных соединений. Практически все группы клеток, взятые сразу после смерти «хозяина», если поместить их в соответствующие питательные растворы, могут существовать неопределенно долго.
Впрочем, оставим это пока. Я еще вернусь к этому интереснейшему моменту в одной из глав. Сейчас же примем к сведению этот удивительный феномен, который, однако, по большому счёту, не имеет под собой никакой объективно доказанной подлинности.
– Не понял?! - воскликнет иной читатель
– Видите ли, мой друг, мое упоминание о трупе и происходящих в нём живых(!) процессах (вы только вдумайтесь в этот парадокс!) должно было лишний раз напомнить об известной заморочке, когда умея отличать «живое» от «неживого», наука как и столетия назад не имеет абсолютных критериев жизни. Не существует даже единого общепризнанного научного определения этого явления! Все попытки сформулировать суть происходящих на планете «живых» процессов сводятся к маловразумительным философским и узкоспециализированным субъективизмам, которые так же трудно принять, как и понять. И это порождает ко всему прочему еще одну проблему...
– О чём речь?
– О смерти. Коль скоро мы не знаем, что такое жизнь, то едва ли имеем право утверждать, что знаем, понимаем, что такое «смерть». Известное умение специалистов различать эти два явления не может быть принято за объективность.
– Хотите сказать, даже врач не может со стопроцентной уверенностью утверждать, что лежащее перед ним на прозекторском столе остывшее тело есть действительно труп?!!
– Да. Не определившись с абсолютным критерием жизни, наука не может вести речь и об абсолютных критериях смерти. Как иллюстрацию можно привести бесчисленные случаи захоронения уснувших летаргическим сном живых людей или не раз описанные в литературе факты воскрешения из мёртвых.
– Вы действительно в это верите?!
- А факты не есть предмет веры. Это объективная реальность, которую, в силу уже озвученных выше причин, при всем желании невозможно игнорировать. Даже такая отрасль патологической анатомии, как танатология, которая изучает причины и условия, приводящие к смерти, очень осторожно подходит к оценке, собственно, самого явления. Хотя под смертью и понимают необратимое прекращение функций организма, делающее невозможным его существование, наука, тем не менее, всегда оговаривается: смерть, вопреки расхожему мнению, никогда(!) не бывает мгновенной. Различают три стадии смерти: агонию, клиническую смерть и смерть биологическую. Это стадии умирания, в течение которых постепенно прекращаются функции организма. Агония (от греч. - борьба) характеризуется расстройством всех жизненных функций организма и может длиться от нескольких минут до 2-3-х суток. Клиническая смерть наступает вслед за агонией и характеризуется полным прекращением кровообращения, дыхания и отсутствием рефлексов. Однако и после клинической смерти в течение некоторого времени еще наблюдается перистальтика кишечника, растут волосы, ногти, имеются и другие проявления еще не прекратившегося обмена веществ. Опыты показывают, отдельные органы, вынутые из трупа, можно оживить - восстановить их функцию, пропуская через их сосуды кровь или ее заменители, насыщенные кислородом. Даже через сутки такие органы можно пересадить в другой живой организм, и их функции восстановятся. После клинической смерти некоторое время еще возможно восстановление жизни не только отдельных органов, но и всего организма. Органы какой-то период находятся в так называемом состоянии переживания. Период переживания для разных тканей и органов не одинаков: восстановление жизни костей, кожи, мышц возможно через несколько часов и даже через сутки, тогда как смерть клеток коры головного мозга происходит уже через несколько минут после того, как прекращается поступление к ним артериальной крови. Под биологической смертью понимают состояние, когда восстановление жизни отдельных органов или тканей уже невозможно и в тканях наступают необратимые изменения - это истинная смерть.
– Ну, и к чему это долгое предисловие?
– Дело в том, что состояние летаргического сна, по большому счету, ничем не отличается от состояния клинической смерти...
– И что?
– А состояние агонии - то самое последнее переживание органов - далеко не всегда имеет общую у всех симптоматику и у разных организмов протекает по-разному...
– Не томите! В чем проблема?!
– Вам наверняка не раз приходилось слышать о таком престранном явлении, как внезапная смерть. Такая смерть отчего-то мгновенно переходит в истинную и людей практически никогда не удаётся «откачать». Если медицина утверждает, что смерть есть процесс достаточно протяженный по времени и обязательно проходит через несколько стадий, связанных с переживанием органов, то, не упуская из виду этот важный момент, мы неизбежно должны будем прийти сейчас к парадоксальному выводу о существовании в природе еще одного сверхнеобыкновенного явления...
– Какого?
– Явления существования... живых мертвецов.
– ?!!
– Кто может дать гарантию, что сидящий сейчас рядом с вами приятель не является агонизирующим в состоянии последней стадии клинической смерти... трупом? Возможно, этот жизнерадостный, улыбчивый, строящий планы на будущее, пьющий кофе человек, уже... умер два месяца назад, а его веселая улыбка и хороший аппетит есть всего лишь последние рефлексы вошедших в состояние переживания органов... Конечно, трудно представить, что в спешащей по утрам на службу толпе вместе с живыми суетятся и настоящие покойники… Невозможно вообразить, что отстояв у станка положенную смену или проведя совещание и дав последние указания подчиненным, этот, по сути уже прах, вернется вечером домой, чтобы поужинав, покурив, почитав в последний раз газету, усесться в кресле перед телевизором, наконец, отойти в мир иной...
– Бред какой-то...
– Который, однако, повторюсь, вы, мой читатель, при всем желании, не сумеете опровергнуть. Как вы можете утверждать, что все находящиеся вокруг вас люди действительно живы, если ничего не знаете о существе таких природных явлений, как жизнь и смерть?..
– Но...
– Продолжайте...
– Нет, я, пожалуй, воздержусь от комментария этого абсурда…
– ...как раз и составляющего основу нашего бытия. Не определившись вначале с существом процессов, лежащих в основании рассматриваемых нами «живых» и «мёртвых» явлений, никто не может брать на себя ответственность утверждать, что взятые для пересадки органы были взяты именно у трупа и пересажены именно живому...
– Даже если речь идёт о жертвах тяжелейших автокатастроф, в результате которых мозги потерпевших остались лежать, что называется, на асфальте?..
– Знаете, однажды, по молодости лет, мне довелось квартировать у одной очень доброй еврейки. Как-то за чаем старушка, вспоминая свою жизнь, стала рассказывать о войне. Это был ужас. Особенно, что касалось расстрела ее родных. Несчастная, оказывается, потеряла в войну всю семью: мать, мужа, племянников, двух сестёр и брата фашисты казнили еще в первые дни оккупации. Но зная, что моя Ханна Моисеевна когда-то имела детей, я, понятное дело, поинтересовалась и их судьбой. Реакция женщины была неожиданной: опустив глаза в чашку, она заметно смутилась, стала старательно мешать ложечкой уже остывший чай. Буркнув что-то невразумительное по поводу смерти сына еще в младенчестве, квартирная хозяйка теперь боялась смотреть на меня, ожидая расспросов о дочери. Я деликатно молчала. Но видимо желание поделиться тем, что мучило ее все эти годы, оказалось сильнее, и она, пересилив себя, стала рассказывать. Услышанное сразило наповал.
…Одна из бомбёжек застала мать с дочерью в гостях. Чувствуя, что снаряды ложатся всё ближе и ближе, они, спасаясь, выскочили из дома, бросились к бомбоубежищу. Спасительный подвал был, однако, не близко. Лавируя между фонтанами взрывов и рушившимися на них стенами разбомблённых домой, несчастные мчались по широкой центральной улице, стараясь держаться ее середины. Мать, бежавшая несколько впереди, то и дело оглядывалась на дочь, кричала: «Лиза, не отставай! Лиза, беги!» А потом... Вначале она даже не поняла, что это было... Оглянувшись в очередной раз на дочку, мать не увидела ее лица: обрубок головы девочки дразнился теперь одними губами. Верхняя же часть черепа, оторванная снарядом, болталась за спиной, как капюшон, держалась на тонкой шкурке скальпа. Не сразу осознавая ужас случившегося, мать в горячке продолжала еще несколько минут бежать вперед, чувствуя за собой дыхание бежавшей за ней след в след уже... убитой своей дочери. Однако не сам по себе жутчайший факт гибели родного ребёнка, а также обстоятельства этой смерти мучили бедную женщину всю ее жизнь. Я не сразу поняла, что ее занимало. А поняв, в свою очередь растерялась. Конечно, то обстоятельство, что трупы умеют бегать, хотя и удивительно, но не уникально: рефлексы - вещь сложная. Проблема заключалась в другом. В том, что маленькая уже мёртвая Лиза бежала за матерью... осмысленно(!) повторяя за ней буквально каждое движение! Она маневрировала между воронками, перепрыгивала через груды руин и чужие трупы и, пригибаясь при взрывах, втягивала обрубок своей головы в плечи, пугалась, приседала, а потом вскакивала, опять начинала бежать, петлять, выбирая на асфальте свободный от препятствий проход... Она с ходу налетела на остолбеневшую от такого зрелища мать, замерла на мгновение, а затем, словно, наконец, осознавая мёртвое своё состояние, отшатнулась, опрокинулась всем телом навзничь…
Сидя за чаем, женщина, смущаясь, подняла на меня страдающие и как будто виноватые глаза: «Поверьте, всё так и было...»
Оснований не верить старушке, у меня нет. Во-первых, едва ли у несчастной имелись причины так «фантазировать». Во-вторых, мне уже не раз приходилось читать и слышать о совершенно необыкновенных возможностях... покойников. Вспоминается такой, например, прочитанный в газете, случай. Группа военных разведчиков отправилась на задание. Операция была серьезной и настолько важной по последствиям, что о конечной её цели и собственно о самом объекте диверсии знал только ее командир. Первая часть пути прошла без осложнений. А потом... Потом группа нарвалась на засаду, вступила в бой. Когда же, наконец, всё закончилось, и они оторвались, стали уходить, бойцы заметили, что у лейтенанта, прикрывавшего их отход... нет головы (осколок снаряда срезал несчастному череп на уровне переносицы). Но самым невероятным в этой истории было то, что отойдя от преследователей на достаточно безопасное расстояние, этот, по сути, самый настоящий мертвец, остановился, отстегнул от пояса планшет с картой, раскрыл ее и, ткнув пальцем в намеченный квадрат, указал ошарашенным бойцам заданную цель. Только исполнив этот последний перед Родиной долг, безголовый офицер упал, перестал шевелиться.
– Гм...
– Что?
– При всем уважении к подвигам и мужеству героев я всё-таки советовал бы вам более критически относиться к подобного рода рассказам. Мало ли о чем пишут газеты...
– Согласна. Но что делать с личным опытом?
– То есть?
– Несколько лет назад погиб мой сын. Его убили. Парень получил зарплату, зашёл в магазин за пивом и слишком неосторожно открыл перед посетителями кошелёк с деньгами. Хватило… Умер он в реанимации через несколько дней, так и не придя в сознание. Конечно, криминальная история страны знает множество подобных историй и, понятное дело, я не стала бы ворошить еще и собственную трагедию, если бы не одно совершенно необычное в ней обстоятельство. Дело в том, что не имея возможности предвидеть и предотвратить это несчастье, я, тем не менее, задолго до случившегося знала, что оно непременно сбудется и мой сын умрёт. Я не могу сейчас вспомнить, когда, в какой именно момент появилось во мне это странное ощущение. Но появившись, оно больше никуда не исчезало, надолго поселилось в моем доме. Ощущение еще неблизкой беды было настолько сильным и явственным, что однажды, не выдержав, я сказала мужу: «Готовься, отец, наш Володя скоро умрёт. Он не доживёт и до Нового года...» Супруг от неожиданности даже присел, вытаращился на меня испуганными от такой «новости» глазами.
– Он болен?!
– Нет.
– У него проблемы?!
– Нет.
– Тогда что?!!
– Не знаю. Но это непременно и очень скоро случится…
Я не могу описать этого странного состояния, потому что мне не с чем его сравнить. Это не было болью и смертельной тоской, о которой часто пишут литераторы, стараясь передать последние чувства обреченного на гибель человека. Это не было состоянием прострации, растерянности или опустошенности. Оно, это чувство, было... никаким. Без вкуса, запаха, цвета и неприятных переживаний. Но оно, между тем, присутствовало всюду, ни на мгновение не отпускало, не оставляло меня. Всю жизнь страшась потерять детей, представляя это как самое большое из всех возможный несчастий, а также удивляясь, как родители, похоронив ребенка, могут потом не то, чтобы нормально жить, а жить вообще, я при возникновении собственной, явно ощущаемой угрозы, не паниковала, не впадала в отчаяние и даже не плакала. Добросовестно относя каждое утро в реанимацию бесполезные, в общем-то, лекарства, я затем спокойно отправлялась на работу, не испытывая и малейшего чувства горя и постигшей меня трагедии. И только в последний день волна какой-то невыразимо мучительнейшей печали, придавив, застряла в горле горьким комком. Уже понимая, что это значит, я посмотрела на часы: было 13 часов 15 минут. Вечером я позвонила врачу, чтобы без удивления и надрыва узнать об уже свершившемся факте. Нужно ли уточнять, что время смерти моего мальчика буквально минута в минуту совпало с моим мимолётным трагическим ощущением?.. Предвижу вопросы: а как же сын? Что чувствовал он? Было ли у него ощущение приближавшегося конца? А главное, пыталась ли я говорить с ним откровенно?.. Пыталась.
– И что?
– Он обрывал меня на полуслове, не давая сформулировать это дословно…
– Он что-то предчувствовал?
– Наверное. Вопреки расхожему мнению люди всегда предчувствуют свой конец. Другое дело, что одни ответственно подходят ко всякого рода знакам и способны угадывать дату ухода буквально до минуты, другие же, путая особое состояние уже вступившего в последнюю стадию клинической смерти организма с усталостью, ленью, депрессией или просто плохим (или наоборот необыкновенно хорошим) настроением, не придают этому значения. Но самое удивительное заключается в том, что иногда не столько обреченный человек, сколько окружающие достоверно предвидят его скорый уход. Мне доводилось читать и разговаривать не только с врачами, но и со многими обыкновенными людьми, у которых однажды словно просыпались экстрасенсорные способности, и они, глядя на стоявшего перед ними еще не старого и не больного человека, почти безошибочно предсказывали его близкую кончину. Смерть имеет какую-то особую энергетику, перепутать которую с чем-либо другим невозможно. «Запах» смерти из чисто литературной метафоры иногда превращается в буквальное физическое ощущение.
– Гм... Все это, конечно, занятно. Однако не совсем понятно, какое отношение тема смерти имеет к вопросу о сущности жизни?
- Прямое. Не принимая во внимание вышеописанный «смертельный» феномен, мы никогда не будем вправе заявить, что знаем, что представляет собою жизнь. Если смерть есть всего лишь необратимые изменения именно физических - и никаких других! - функций организма, то отчего тогда эти подчас совершенно незаметные даже для специалистов изменения могут так явственно восприниматься на расстоянии другими организмами на уровне, как утверждает наука, не существующих в природе полей? А может, все много проще и сложнее, чем мы и ученые себе представляем? И смерть, так же как жизнь, - это не только определенное физическое (как понимают это материалисты) состояние единственно видимой материи? Возможно, и сами понятия «физическое» и «материя» в реальности даже близко не совпадают с научными догматами. Кто знает, не этим ли парадоксальным моментом, когда одержимое идеей вечной жизни человечество вместе с тем элементарно не в том месте ищет своё бессмертие и не то, что нужно врачует, объясняются неудачи в поисках «эликсира молодости» и «философского камня»?..
(продолжение следует...)
