Каждый несёт на себе тот крест,
который предназначен ему от рождения.
Раннее утро. Хотел написать: «Раннее холодное утро октября 2018 года». Но реально было не так. В то утро 4 октября было плюс десять градусов по Цельсию. Но небольшой северный ветерок делал утро скорее бодрящим, чем холодным.
В прохладной комнате двухкомнатной квартиры, отопление ещё не включили, на узком не раздвинутом диване спал мужчина. Можно сказать уже не молодой, пятьдесят семь лет, но ещё и не старый, видимо – начало физического увядания. И начало становления мудрости, - по крайней мере, так ему хотелось считать. Но, как всегда, он чуть-чуть ошибался, к сожалению. По мнению окружающих, он часто ошибался, говорил не то, думал не как все. Но не в данную минуту, так как сейчас он крепко спал. Вообще, для него это было самое приятное для сна время, с четырёх до семи. Всё другое время он мог без проблем бодрствовать, хотя старался всегда ложиться спать до полуночи, считая, что так будет лучше для здоровья. Нельзя сказать, что он следил за своим здоровьем, но можно сказать, что он старался не вредить ему.
На удивление, в этом году эти первые октябрьские дни всегда начинались с голубого неба и ясного солнца. Но уже к девяти часам солнце пряталось за многочисленные облака, постепенно полностью закрывающие небо. Вот и в этот день в районе шести часов утра солнце заглядывало в каждое восточное окно девятиэтажного дома, на седьмом этаже которого в одной из квартир спал интересующий нас мужчина. А прямо за дверью его квартиры на входном коврике спал...
Да, тревожно спал, одинокий, всеми брошенный, а точнее – подброшенный в этот подъезд, маленький чёрный котёнок. Один из лучиков солнца упал на его милую мордочку, веки котёнка дрогнули, глаза открылись, он несколько раз хищно так зевнул и… огляделся. Пустая лестничная площадка, холодный бетонный пол, один и ника-кого радужного будущего. То ли от тоски, то ли от голода, котёнок стал жалобно и громко мяукать.
Он мяукал долго, разбудил пол подъезда. Но неожиданно прекратил, видимо вспомнил, что на этаже ниже стоят две посудины с молоком и кормом, и даже коробка, застеленная тряпочкой. Молока он перед сном напился вдоволь, для чего коробка - не понял, посикал и покакал возле неё и поднялся выше, устал и уснул. Теперь медленно поплёлся обратно, растущему организму нужно питание…
Мужчина тоже проснулся от пронзительного мяу-мяу, но глаз не открыл, полагая продолжить сладкий сон, подъём у него определялся звонком будильника. Мяукание было совсем рядом, значит, котёнок был на его этаже. «Что же ты, малыш, будишь людей. Понятно, что тебе не сладко, но зачем так рано мяукать». Мужчина, не просыпаясь, вспомнил вечернюю переписку в Ватсапе группы их дома. Писали в основном противники котёнка, те, кто поставил миски и коробку – молчали. Но они были, эти добрые люди, были в их доме.
Шакира: - Чей котенок? Может, забыли? Такой маленький.
Александра: - Добрый вечер! Большая просьба к тем, кто это поставил, - убрать. Давайте не будем наш подъезд превращать в приют. Если кому-то очень жалко животное - заберите его себе домой. Не нужно устраивать ему дом под чужими дверями.
Сергей: - Добрые дела должны приветствоваться, а не осуждаться. Респект тому, кто это сделал.
Александра: - Так заберите это под свою дверь и пусть у вас пахнет. Я тоже тогда это поприветствую. Домой бы забрали, я бы вдвойне порадовалась за животное.
Радиф: - На двух этажах стоят миски. Зачем? Чтобы он бегал и гадил по всему подъезду?
Аскар: - Кто инициативу проявил кормить животное и поста-вить коробку? Лучше отвезите котёнка в приют!!! Рано или поздно, кто-то всё равно его вынесет на улицу!
Шакира: - Или объявление дайте в Авито, может, кто и возьмёт.
Мысль о котёнке заставила наполовину войти в реальность. «Прости, малыш, я люблю кошек, хоть и хлопоты от вас, заботы и вонь. Но у меня уже есть Гоша, и посторонних он в квартире не потерпит. Вредный. Был бы свой дом, в сенях, пожалуйста, живи. Прости, котик, не могу я тебя взять, не могу. Прости. Надо спать, день, как всегда, будет суматошным».
Мужчина повернулся поудобнее, привычно расслабил все мышцы лица и тела, успокоил дыхание. Мяукание прекратилось, или это он просто уснул. Часы неумолимо шли вперёд и спать ему оставалось совсем немного.
Но в этот короткий промежуток перед подъёмом ему приснился сон. Они часто ему снились под утро, иногда непонятные, но чаще интересные, чуть ли не фильмы. Проснувшись, он их тут же забывал, оставалось только на всё утро сильное впечатление восторга, потом проходило и оно. И в это утро ему ночная фея послала необычный, тревожный, и в то же время очень сладкий сон.
* * *
Он был воином каких-то старых времён, сабля на поясе и пистоль за кушаком. Одежда похожа на казацкую. Да - он казак, он воин армии Емельяна Ивановича Пугачёва. Они стоят лагерем на Арской горе и назавтра намечен штурм Казани. Кремль и слободские кварталы ощетинились пушками и укреплениями. Солнце уходило в закат, восставший народ жёг костры, грелся и готовил пищу. Прилегающий склон со стороны города был завален огромными деревьями, защищая от неожиданной вылазки защитников города. Повстанцы занимали почти все соседние возвышенности.
Казаки обучали крестьян, которым досталось оружие, сабельному и ножевому бою. Тут собрались, в основном, отверженные, но гордые и свободолюбивые люди. Они были отброшены жестоким обществом за грань нормального бытия, потому что не хотели вписываться в это царство зла и насилия, рабского угнетения и унижения. Повстанцы тревожно ждали ночи, обязательно будет попытка войск ворваться и разметать их лагерь. Но люди знали, на что шли.
Во сне всё было просто и совсем не страшно. Казалось, что они собираются вступить в бой не для того, чтобы погибать, а чтобы делить потом славу победителей. Нельзя перед боем думать о смерти, иначе ослабнет дух и дрогнет рука. Рука должна твёрдо держать саблю и уверенно рубить врага.
На мгновение всё пропало, сон прервался, и вновь продолжился.
* * *
На маленькой поляне, которая примыкала к Ивановскому монастырю со стороны Кремля и возвышалась над улицей Большая проломная, стояли двое. Это был он во всё той же казацкой одежде при оружии и молодая женщина. Он не понимал, как попал сюда, в самый центр вражеского логова, но он узнал эту женщину и сердце его дрогнуло. Он вспомнил этот милый образ, её нежный голос и те обстоятельства, при которых они общались.
Он с Емельяном Ивановичем после неудачного нападения на волжских купцов сидел в тюрьме этого Ивановского монастыря. Раны гноились, тело ослабло от голода. Охрана, по просьбе мурзы из Сукон-ной слободы, разрешила его молодой жене приносить пищу узникам и омывать раны раненого. Воин был потрясён красотой и нежностью этой женщины. Она принесла им всё, что они попросили для побега, но с ними не пошла. Во время скитаний по Яику и Оренбуржью воин долго вспоминал милый образ, но за чередой боевых событий постепенно забыл о ней. И вот она стоит рядом.
Плащ её был заманчиво приоткрыт, что позволяло видеть узкие шаровары на стройных ножках. Мужчина засмотрелся на них, пытаясь представить нежную кожу на её икрах и бёдрах, хотя обстановка и не располагала к подобным фантазиям. Женщина уже давно никому не принадлежала, муж мурза умер. Но она помнила его. Молодая симпатичная женщина помнила более чем заурядного немолодого воина. И в этом заключалась жестокая правда. Жизнь непременно наказывает нерешительных, а молодость непременно проходит.
Она заметила его жадный нежный взгляд и сказала:
- Ты не о том сейчас думаешь. Я пришла сюда не только посмотреть тебе в глаза, но и благословить, чтобы ты остался жив.
- Хотелось бы надеяться.
- Опять не о том. Надеяться должна я. Ты же – делай, что должно, будь силен и смел, но напрасно не лезь на рожон.
- Ты права, я должен это делать. Наш народ и отечество нуждаются в том, что здесь происходит. Но наша надежда только на то, что завтра к нам подойдут новые силы с Вятки, и нас поддержат горожане. Я обещаю, что буду осторожен.
Он подошёл к ней ближе, пристально посмотрел ей в глаза, но обнять не решился. Взгляд его устремился в сторону слияния Казанки и Волги. Тихо он прошептал врезавшиеся в память слова Пугачёва: «Настанет утро. Пространство вокруг огласит боевой клич восставшего народа, и отважные воины примут свой неравный бой. Если мы проиграем, то враги перебьют раненых, уведут в полон живых, и начнётся очередное угнетение рабов — не иноземных, а своего родного народа. Всем объявят, что разбита очередная шайка разбойников. Но погибнем мы не напрасно. Этот бой поднимет миллионы народных масс России, и они раздавят угнетателей».
Женщина всё поняла: повстанцы не собирались осторожничать, они пришли сюда биться на смерть. И он тоже. В её сердце что-то перемкнулось, появилось понимание неотвратимости потери. Она всегда считала, что он ей безразличен. Оказалось не так.
Женщина подошла к нему, нерешительно обняла и прижалась:
- Дурачок. Старый неисправимый романтик. Я не хочу тебя терять.
Мужчина тоже обнял её, начал нежно гладить и медленно водить горячими губами по ее лбу и глазам, иногда как-бы чмокая их. Она приняла его ласки с той тоской и радостью, с какой женщина может воспринять ласку своего верного защитника, опоры её надежд на будущее. Она очень тихо прошептала, может быть, даже желая, чтобы он не услышал:
- Я буду гордиться тобой, узнавая из новостей, что вы держитесь, и к вам идёт помощь восставших. Я буду молиться, чтобы воинская удача и храбрость не покидали тебя и твоих собратьев по оружию, чтобы вам удалось победить и установить на нашей земле справедливый мир и спокойствие.
- Волю и справедливость. Мы обязательно начнём жить по правде. Другого пути у простого народа просто нет.
- Да, конечно. Именно так. Я буду ждать вашей победы, после которой, быть может, ты постучишься в мою дверь.
- Постучусь в дверь? После привычки воевать, я просто возьму её штурмом.
Мужчине, как юнцу, захотелось, чтобы она произнесла с трепетом его имя: мой Юра. Чтобы отныне он слышал его именно из её уст как можно чаще. Но она молчала. Он крепко обнял её и стал целовать в губы. Теперь она видела его таким, каким нафантазировала себе за последние годы, а посему не стала его отталкивать, но и не поддалась его порыву. Хотя умела делать и то, и другое.
Оба в эту минуту поняли, сколь запоздалой стала эта их встреча в канун уже надвинувшихся трагических событий. Осознали то, чего недопоняли ранее. Шелестят под порывами ветра кроны деревьев. Ранняя луна неспешно заняла своё место на небосклоне. Никто не обращал внимания на две фигуры у монастырской стены. Только «всевидящее око Абсолюта» следило за скрещением двух душ, задержавшихся где-то между прошлым и будущим. Наконец женщина прервала затянувшийся пыл воина:
- Я поманила бы тебя за собой, увела отсюда и этим спасла от возможной гибели. Но в этом случае ты не сделаешь того, чего должен, и потеряешь нить своего предназначения. Ты перестанешь гордиться мной, а я не смогу гордиться тобой.
- Каждую мирную минуту во мне будет возрождаться твой милый образ, я буду молиться на него, как на икону моей святой заступницы.
Женщина засмеялась такому чудачеству, вот ведь неразумный какой, или просто шутит.
- «Святая Гузель Казанская» - так будет называться эта икона?
- Да, именно. Лучшие знатоки всех религий и вер станут ломать свои головы, пытаясь постичь, к какой из них принадлежит и кем канонизирована эта святая…
- Но так и не смогут добраться до грешной истины.
Она хорошо умела улавливать и продолжать мысль. Она умела создавать из мужчины кумира, да так, что он возвышался не только в её глазах, но и в собственных, что придавало ему уверенности. А это ему сейчас очень нужно. Она продолжила:
- Мне надо уже возвращаться, дома ждут дети, да и тебе опасно здесь. Надо возвращаться за холодные стены своего гордого одиночества, несмотря на то, что теперь я для кого-то святая.
Их губы потянулись навстречу, чтобы слиться в последнем поцелуе. Их руки крепко сжимали друг друга, терзаемые чисто человеческой тоской жаждущего тела и духа. В том, что судьба так несправедливо распорядилась их жизнями, они видели жестокость по отношению к ним обоим.
И только «всевидящее око Абсолюта» знало, что встреться они двадцать лет назад, она и не взглянула бы на этого бродягу, а он бы ни при каких условиях не решился подступить к этой великолепной, знающей себе цену женщине.
Больше они ничего не говорили друг другу. Всё, что можно было сказать, уже сказано. Всё, о чём можно было помолчать, - утоплено в молчании. После долгого поцелуя они ещё немного постояли, взявшись за руки, потом она оторвала руки и, не оглядываясь, ушла.
* * *
Мужчина проснулся. Боже мой! Так это был сон! Похоже, как будто, на предсказание свыше. Действительно, борьба неминуема. А с женщиной? Вряд ли случиться такое обоюдное понимание. Жаль, конечно. Он много думал о ней, вот и приснилось. Такой уж я недотёпа, что касается женщин, - всё мимо, всё только мечты. Видимо, судьба меня готовит к другому.
Платой за храбрость станет свобода! Величайшая трагедия русского народа заключается в том, что мужчины обабились, отцы перестали быть воинами и перестали растить сыновей – воинов. Но победа добывается не только силой, а правдой и мудростью. Меньше всего возвращается из сражений тех, кто вступает в них первыми. Поэтому они должны видеть значительно дальше, чем полетят стрелы от их луков.
Прозвенел будильник. Мужчина встал, умылся, сделал утренние упражнения, и пошёл готовить овсяную кашу, напевая любимую казачью песню:
Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
Там сердце девичье забьётся
С восторгом чувств – не для меня.
Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.
Не для меня журчат ручьи,
Текут алмазными струями,
Там дева с чёрными бровями,
Она растет не для меня.
Не для меня придёт Пасха,
За стол родня вся соберётся,
«Христос воскрес» из уст польётся,
В пасхальный день не для меня.
А для меня кусок свинца,
Он в тело белое вопьётся,
И слезы горькие прольются.
Такая жизнь, брат, ждёт меня.
Он постоянно мурлыкал казачьи песни. Это пела его душа. Его подсознание было убеждено, что эти песни вольных и смелых людей, честных и отважных — выше и лучше любых других песен. В них и чувства полнее, и понимание жизни выше, они сразу завоёвывают сердца сильных духом людей.
Юра вспомнил их единственную реальную встречу с Гузель. Она накрывала на стол, он сидел и напевал вполголоса "Любо, братцы, любо..." Гузель молча направила на него укоризненный взгляд (петь он не умел от слова совсем).
- Тебе, к сожалению, не понять моих песен. Надо быть воином, мёрзнуть зимою в рейде, быть вечно полуголодным, уставшим, но в нужный момент сильным и ловким, нужно очень часто смотреть смерти в глаза, и только тогда в сердце польётся тепло и сладость от этих песен.
- Но ведь ты ничего этого не прошёл? Ты ведь просто инженер, совсем не военный человек. Как ты можешь так говорить?
- Да, к великому моему сожалению, я это не прошёл и внешне вполне гражданский человек, но я это всё прочувствовал в душе, сотни раз пережил всей своей кожей и мышцами, всем своим существом, и ко мне пришло это понимание.
Она улыбнулась, отложила в сторону тарелки с едой, обняла его, подтолкнула к кровати, и одарила бурной волною жаркой любви и страсти.
Но было это, как говорится, давно и неправда. А сейчас его ждала каша и...
И только «всевидящее око Абсолюта» знало, что на этой войне он уцелеет, потому что так ему было предназначено. Ему не о чем было жалеть ни в своём прошлом, ни в настоящем. А чтобы не сожалеть о своём будущем, надо и дальше искать своё предназначение в этом мире. Главное - в нём имелся верный критерий жизни: мужчина во все времена и в любом возрасте должен быть и оставаться воином - рыцарем меча и духа!