Говорила в основном я, так как Лида, едва войдя в кабинет главврача, тут же залилась слезами. Доктор был довольно молодым и симпатичным. Он благожелательно выслушал все мои аргументы в пользу воссоединения «бесхозного» малыша с прекрасными родителями. Я понимала, что фактически я толкаю его на должностное преступление и была почти уверена, что сейчас он встанет и укажет нам на дверь. — А вы знаете, — задумчиво произнес доктор, — ведь малыша привезли в пятницу и еще не успели зарегистрировать из-за большого наплыва рожениц. Обычно оформление отказников производится по будням. Есть, правда, запись в журнале, но, думаю, эту проблему я решу. Доктор вынул из ящика стола широкий бинт и протянул его Лиде, чтобы она промокнула слезы. — Ну перестаньте плакать, милая. Если вы действительно намерены взять этого ребенка, то я с удовольствием вам помогу. Но для начала вы должны хотя бы его увидеть. Вдруг ваше сердце никак на него не отреагирует. Я сам лично его осматривал, мальчик здоровый, никаких отклонений нет. Но решать, конечно, вам и вашему супругу. — доктор встал и пригласил нас с Лидой пройти за ним. Оставив нас у входа в детское отделение, он прошел туда сам и через пару минут вынес два белых халата и марлевые повязки на лицо. Мы с Лидой вошли, но остановились возле двери, не решаясь пройти дальше. Все помещение было заставлено крошечными кроватками, в которых мирно спали маленькие человечки. Молодая медсестра принесла малыша и вопросительно посмотрела на врача. Тот кивком указал на Лиду. Лида стояла ни жива ни мертва и с ужасом смотрела на младенца. Казалось, только сейчас до неё дошло, на какой ответственный шаг она решилась. Скорее всего, она просто не ожидала, что всё произойдет так стремительно и просто. Медсестра протянула ей туго спеленутый сверток, Лида машинально взяла его в руки и откинула уголок пеленки, накрывавшей личико. Ребенок вдруг улыбнулся во сне, и Лида тут же подняла на нас глаза, полные недоумения. — Вы знаете, он просто копия моего мужа. Доктор, миленький, можно я его попробую покормить? — Вообще-то он не голодный. Он на искусственном вскармливании. Но вы приложите его к груди, посмотрим, что из этого выйдет. Лида, не сводя нежного взгляда с ребенка, приложила его к обнаженной груди. И тут же малыш – о чудо! — не просыпаясь, принялся сосать. — Это Судьба, — сказала я, а доктор, переполненный впечатлениями, приобнял меня за плечи, и мы с ним так и стояли, с умилением наблюдая, как Лида кормила свое внезапно обретенное сокровище. Ребенок перестал сосать, но стоило только медсестре подойти и попробовать его отнять от груди, как он разразился пронзительным плачем и успокоился лишь только тогда, когда Лида снова взяла его на руки. — Уж не знаю, как вы, но ребенок свой выбор уже сделал, — сказал врач. — Я тоже, — Лида снова заплакала. — Вы даже не представляете, что вы для меня делаете. Я ведь думала, что уже никогда не стану матерью. И, вы знаете, у меня такое чувство, как будто это именно мой ребенок, а ваш персонал что-то напутал. Я ведь, как только его увидела, так сразу и поняла, что он мой. И мне уже безразлично, даст ли мой муж свое согласие на усыновление. — Видите ли, дорогая, тут такое дело: ребенок может быть усыновлен только с согласия обоих супругов. Если ваш муж не даст своего согласия, то шансов на усыновление у вас не будет вообще никаких. Заметив, что Лида сильно побледнела, он поспешил добавить: — Но это в том случае, если усыновление оформлять официально. Я не буду сейчас объяснять вам детали, вы дайте мне номер телефона своего супруга, я ему позвоню, мы встретимся, я ему покажу ребенка, посмотрю на его реакцию и, если она будет положительной, то тогда я обязательно вам помогу с усыновлением. — А к вам, Наталья, у меня будет просьба. В вашей палате лежит такая Марина С., которая решила отказаться от ребенка. Вы как-нибудь по-женски попробуйте с ней поговорить по душам. Как-то не похожа она на кукушку. Может, можно будет как-то ей помочь прийти в себя. А то в понедельник уже будет поздно. Ребенка оформят, как отказника. Поверьте мне, я достаточно много повидал мамаш, которые с легкостью отказываются от своего ребенка, но тут особый случай. Она совершенно не идет на контакт. Я даже боюсь, как бы она с собой, чего-нибудь не сделала, — доктор обхватил мои руки своими и проникновенно смотрел мне в глаза. Смутившись, я пробормотала: — Конечно, я обязательно за ней присмотрю и, хотя мало надежд, что она мне доверится, но попробую. Молоденькая медсестра, всё это время стоявшая возле Лиды, поглядывала на нас с плохо скрываемой ревностью. Видимо, доктор был всеобщим любимцем женской части коллектива родильного дома. И, судя по всему, он был единственным представителем мужского пола в этом коллективе. Но вот, наконец-то, ребенка удалось безболезненно оторвать от Лидиной груди, и медсестра унесла его в кроватку. А, Лида, очнувшись от переполнявших её эмоций, пошла вместе с нами в кабинет главврача, где продиктовала ему номер телефона своего мужа, домашний и рабочий. На прощанье она врачу ничего не сказала, но только посмотрела на него таким несчастным и тревожным взглядом, что добрый доктор снова поспешил её заверить, что он сделает всё от него зависящее и даже больше. — Вы только перестаньте нервничать, а то у вас может пропасть молоко. Да-да! Я уже распорядился, чтобы этого ребенка приносили к вам на кормление. Так что берегите себя, хорошо ешьте, и побольше спите. И, главное, сохраняйте спокойствие. Я уверен, что у нас все получится. А вашему мужу я позвоню прямо сейчас. — Где вас носит? Галя, кровать которой стояла возле окна, набросилась на нас, едва мы переступили порог нашей палаты. — Тут, Наташа, тебя рыжая девушка уже почти час дожидается. А вы, где были-то? — Галя уставилась на нас с подозрением и плохо скрываемым любопытством. — Да так, просто прогуливались, — мы с Лидой решили никого не посвящать в эту, глубоко личную, тему. Лида тут же, сославшись на усталость, прилегла на свою кровать и отвернулась лицом к стене. А я прошла к окну. Светка, понурив свою рыжую голову, уныло сидела на лавочке с томиком Есенина в руках. Я встала на стул и высунулась в форточку. — Девушка, вы не меня случайно ждете? Светка мгновенно подскочила и завизжала: — Наташка! Я тебя уже целый час жду. Уже, чего только не передумала! Ты, как? Я тебя поздравляю! Как здорово, что у нас девочка! Я тебе там кое-что передала. Я оглянулась. Действительно на кровати стоял пакет. — Натуська, ты только не обижайся, но я пока поживу у родителей. А к тебе в роддом я буду приезжать каждый день. — Не вздумай даже! Вы мне только мешаете. Мне положено побольше отдыхать, а вы с Саней меня будоражите. Приходите только на выписку. Я позвоню тебе на работу или домой. Мы со Светкой обменялись воздушными поцелуями и я, спустившись со стула, прошла к своей кровати. Однако, посмотрим, что она мне тут прислала. В пакете лежали помидоры, яблоки и груши, бутылка яблочного сока, а еще в закрытой пластмассовой коробке лежала огромная жареная курица в обрамлении румяной картошечки. Кажется, опять придется пропустить больничный обед. И не только мне одной. — Девочки, обед! В дверях промелькнуло лицо тёти Маши. Соседки по палате засуетились и друг за другом отправились в столовую. Как ни странно, но Марина тоже встала со своей постели и, надменно вскинув голову, прошла мимо нас к дверям. Галю я перехватила «в полете», когда она намеревалась пройти мимо меня. Я приоткрыла коробку и показала ей курицу. Галя онемела от восторга. И тут же побежала к своей тумбочке за миской и тарелкой. Хорошо, что в палате был кран с холодной водой, Мы тщательно вымыли руки и, пока Галя резала в миску помидоры, я разломила тушку на несколько частей. Она была еще теплой. Мясо было нежное, сочное и ароматное. — Лида, вставайте! Гляньте, какай у нас тут натюрморт! Я тронула Лиду за плечо. Она не спала. — Лидочка, честное слово, мы без вас есть не будем! Лида медленно повернулась к нам и села. А я сделала вид, что не замечаю ни ее распухшего носа, ни красных глаз. — Давайте-ка умойтесь и будем наслаждаться пиршеством. Лида нехотя поплелась к раковине. Умывшись, она достала из своей тумбочки тарелку и я ей положила кусочек куриного бедра и картошку. Потом она достала из тумбочки баночку сметаны и мы заправили ею помидоры. Есть хотелось до потери сознания. Мы с жадностью накинулись на еду. И, разумеется, на помощь, как всегда, подоспела санитарка тётя Маша. Мы положили ей в миску остатки курицы и салат из помидор. И она ушла, как всегда, растроганная и счастливая. Она бы с удовольствием составила нам компанию, но в больнице такое «панибратство» не поощрялось. После вечернего кормления все мамочки затихли, в палате стоял полумрак, и только из окошка над дверью пробивался тусклый свет, горевший в коридоре. Я уже почти засыпала, как вдруг от кровати, стоящей напротив меня в среднем ряду, отделился силуэт и направился к двери. Быстро подскочив с кровати и надев шлепанцы, я подошла к двери и осторожно выглянула в коридор. Марина шла быстрым шагом по направлению к туалету. Я вышла из палаты и, не торопясь, пошла вслед за ней.