Найти тему

Бей или беги, ведьма. 23. Крупицы истории рода. Дело ясное, что дело темное.

Быстро мелькающие за окном виды наводили на размышления. Об Астаре я старалась не думать - бессмысленно. Но все равно его образ всплывал в голове вновь и вновь. В наушниках пел надрывно о любви мужской голос:

Город расколется на мириады зеркал,
Рвутся в любовных пожарах петарды сердец,
Стенка за стенкой, душа, за душою тоска,
Тянет в болотную топь заколдованных мест.
(В. Котляров)

Две пересадки, почти пол часа пешком, и вот я уже перед заросшим травой домом. Она, трава, высокая, зелено-желтая перед приближающейся осенью, крепкая, закрывает окна наполовину. Крапива, Иван-чай, через пустые ячейки в заборе торчат пушистые метелки золотарника, сейчас уже частично поседевшего. Дорожки к дому не видно.

А вот черемуха напротив окон еще стоит. Когда-то она была красавицей. Невысокая, но раскидистая, сильная и грациозная. Сейчас это было высохшее дерево, которое непонятно как держалось в земле трухлявыми корнями.

Из соседнего дома вышла женщина, в грязном переднике, перепачканном землей, из кармана торчат садовые перчатки.

- Здрасссьте.

Здороваюсь в ответ.

- Вы тоже, чоль, на экскурсию?

Киваю. А что еще здесь скажешь? Пустите воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде? В дом-то я пробраться не смогу без газонокосилки.

- А чё ж Серега вас от остановки не встретил? Опять напился? От ведь... Ну, давайте, я вам что ли покажу, да расскажу. Я тож все знаю. Только внутрь без меня. Подь сюда, через меня-то быстрее будет.

Баба Тоня мгновенно перейдя на ты и болтая почти без остановки, провела меня через свой огород до самого конца, к небольшой речке, там, вдоль нее мы прошли на участок нужного мне дома. От реки прямо к нему вела выкошенная тропинка.

Женщина начала свой рассказ издалека. С истории деревни, постепенно уклоняясь в дебри мистики. Если верить ее словам, то у них почти в каждом доме или призрак, или полтергейст, или бес в бане, что "девок щупает, а те хихикают, козы драные". Наверное, к ней не ходит.

К дому подходим со стороны двора, здесь широкие запертые глухие ворота и дверь справа, закрытая на амбарный замок. Но баба Тоня ловким движением выкручивает его и снимает.

- На вот, держи. Внутрь я не пойду, тут обожду. А ты,ежели встретишь чего или кого, бей замком, он тяжелый, сразу черепушку раскроит.

"О, времена, о, нравы!"

Внутри темно и пыльно, пахнет немного сыростью и затхлостью. Свечу фонариком на телефоне, прохожу сени, в которых на длинной лавке вдоль стены стоит одно единственное эмалированное ведро. Дверь в комнаты поддается не сразу, но в итоге со скрипом растворяется, сразу резко, я аж чуть не упала.

В комнате светлее благодаря окнам. Большая печь, старая металлическая кровать вдоль нее и большая деревянная справа. Дальше - кухня, где стоят несколько настоящих чугунков, кованый прихват и несколько тарелок и чашек. Под железной кроватью - чемодан, он выглядит более современно. В нем нашла несколько книг и учебников по физике, гидравлике, мат. анализу - это, наверное, уже от кого-то из последующих хозяев.

На серых от пыли и грязи окнах - выцветшие занавески.

Стола и стульев нет. Украли? Продали? Бабушка с дедушкой точно не забирали отсюда мебель.

И зачем я сюда приехала? Выслушать историю про призрака, не дающего жизни владельцам дома, понюхать "пыль времен" и убраться восвояси, разочарованной? Здесь не осталось ничего, что было бы пронизано энергией моей бабушки, что пахло бы ее духами. Не закатилась никуда забытая мамой игрушка, которую можно было бы взять с собой на память. Даже черемуха теперь просто сухая коряга.

Мне стало обидно, и я расплакалась. Горько и по-детски. Горячие крупные слезы текли по щекам, я размазывала их по лицу, пытаясь найти салфетку или платок в рюкзаке.

Вышла на воздух минут через пятнадцать, когда полностью успокоилась. Баба Тоня взглянула на меня и почти приказала:

- Пойдем ко мне. Обедом накормлю.

*

Обед был шикарный. Но перед ним она отправила меня умываться. В небольшом зеркале над раковиной отразилась слегка растрепанная, с грязными развода и слегка заплаканными глазами девица с потерянным видом.

-2

На столе уже дожидались отварная картошка с маслицем, посыпанная свежей зеленью, тушеная с грибами курица, опять же грибы, только соленые в мисочке рядом, салатик из огурцов и ароматных помидоров с укропчиком, брусничный соус с крупными бордовыми ягодами - невероятно! Женщина поставила на стол глубокую тарелку с пирожками.

- Так, эти с капустой, вот эти с яйцом и луком, а эти сладкие, со щавелем.

Я, честно говоря,растерялась.

- Ну? Чего не ешь? Налетай давай! - она сама положила нам в тарелки картошки, отрезала по большому куску курицы, прибавила к этому салат, потом расхохоталась и шлепнула себя по бедру, - от я ж умница, ешь, говорю, а вилку-то не дала! Вот, держи, да ты не стесняйся, с дороги, небось голодная и уставшая.

*

Спустя полтора часа, проведенных за обалденно вкусной едой и рассказами, я уже знала все и обо всех. В какой-то момент, баба Тоня, подперев голову ладошкой и пропев пару строчек одной из застольных народных песен, вдруг сказала:

- А я ведь знаю, кто ты и зачем приехала.

- Ммм?

- Похожа сильно на мать, - она крутанула пальцем в воздухе, очерчивая мое лицо, - но вот взгляд... взгляд как у деда. Они хоть и уехали, когда твоя мать была малая еще совсем, но я ее помню, необычная внешность была для местных. У нее тоже глаза были как у Иваныча. И уехали спешно так. Но, значит, у твоей матери все хорошо сложилось?

- Не совсем. Мама с папой умерли, когда мне было шесть.

Старушка в испуге подняла глаза на меня.

- В шесть?

- Да, - я внимательно всмотрелась в ее лицо. Обычно люди спрашивают что произошло, а не уточняют возраст оставшегося ребенка, - вы ведь что-то знаете. Расскажите мне все?

- Да нечего там...

- Баба Тоня, - я взяла женщину за руку, - для кого хранить секрет? Дед умер почти сразу после переезда. Мои родители погибли, бабушка сгорела при пожаре, никого из родных у меня не осталось, а сейчас, возможно и мне угрожает опасность. Я честна с вами. Будьте и вы честны и милосердны! Пожалуйста!

- Ооох, - у женщины глаза заблестели, она перекрестилась трижды, приговаривая молитву:

Упокой, Господи, души усопших раб Твоих (имена их) и всех православных христиан и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное.

Хммм... Я, как ведьма, разве не должна никак на это реагировать? Господи, прости, какая чушь иногда в голову лезет...

- Да как же это? И как ты теперь одна-то совсем? Оох, - баба Тоня схватилась за сердце, - вот ведь, судьба как, а...

- Вам плохо? Лекарство где? - я вскочила, не на шутку испугавшись.

- Да не, не надо, сейчас попустит, - она шмыгнула носом, выудила из кармана, лежащего рядом, фартука платок и шумно высморкалась, - жалко-то их как, всех жалко, и ты...

- Ну, я уже выросла, сама неплохо устроилась, бабушка правильно воспитала.

- Это да, бабка твоя золотая была женщина! Элеонора и Николай, - баба Тоня поплыла взглядом, погружаясь в воспоминания, - оба были под стать друг другу, на них равнялись, им завидовали, и я тоже, но по-доброму, ты не думай, бабе Тоне чужого не надо. А просто приятно было смотреть на них.

Они переехали в нашу деревню молодыми, почти без ничего, поставили дом на какие-то сбережения, постепенно потом достраивая и доводя до ума. Никогда слова дурного ни о ком не говорили, хотя был момент, когда одна местная попыталась Николая увести. Ух, как она его окучивала, как вилась змеей вокруг, а бабушка твоя, Эля, только посмеивалась, как будто ей самой интересно было чем это все закончится.

Как-то у нас цыгане тут встали, на поле за деревней. Большой табор, шумный. Но как раз тогда у Васильевны сын в отпуск приехал, а он следователь из Москвы, так что они сюда особо нос не казали. Однажды только, ребенок у одной из них под быка попал. Их дети вместе с нашими как-то сдружились и решили Изумруда подразнить. Был у нас такой... Ох, и красивый бычара! Сам палево-рыжий, а глаза - чисто изумруд! За то и прозвали. Только уж больно дикий. И силищи в нем немеряно было, оттого еще больше бесился, чуял, что совладать с ним никто не мог. Пастух наш тогда, Толька, завсегда его уговаривал ласково, а в тот день он слег, Толька-то, нога у него разболелась. Он и так хромый был.

А в деревне гулянка какая-то была, уж и не помню почему, только столы стояли на улице у Авдеевых, у них дом почти по центру, да забора нет. Места много, столы поставить, танцы устроить. Вот и в тот день гуляли. И вдруг бежит ребятня по деревне с визгом, плачем, голосят так, что аж уши закладывает!

- Изумруд! Изумруд вырвался! Загон сломал, Мануша и Олега потоптал!

Мануш это цыганский, а Олег наш был. И бык следом за ними, прям к столам. Кто где был - рассыпались тут же, кто под столы, кто бежать, кто успел на крыльцо забежать, детей половину похватав. Я, помню, в тягости была, на гулянку не пошла, дома осталась, подлетела к окну, распахнула и двух мелких прям так втянула. Как сама потом ребенка не скинула? Бог миловал.

Изумруд стол один рогами поддел, тот улетел.

Картинка из интернета. А бык Изумруд, с палевого цвета шкурой и большими изумрудными глазами, и в самом деле некогда жил и буянил в деревне в Ивановской области, история основана на реальных событиях, только вместо цыганского мальчика пострадал местный. Ох, и влетело нам тогда!
Картинка из интернета. А бык Изумруд, с палевого цвета шкурой и большими изумрудными глазами, и в самом деле некогда жил и буянил в деревне в Ивановской области, история основана на реальных событиях, только вместо цыганского мальчика пострадал местный. Ох, и влетело нам тогда!

А я смотрю и обмираю, за соседним столом дед твой, как сидел, так и сидит. Вилку отложил только, и медленно так к быку поворачивается и выговаривать ему начинает:

- Что ж ты, паскуда, детей обижаешь?

Встает прямо перед ним, руки в боки, и говорит, говорит, а вокруг тишина такая, только дети всхлипывают, кто поменьше. Потом знак рукой подал жене, та за столом напротив сидела. Она пояс с платья сняла и ему передала. Николай этим поясом быку рога обмотал и повел обратно на ферму, там уже мужики с ружьями навстречу. Хотели быка на месте стрелять, так Николай не дал. И потом не позволил, так тот бык у нас еще шесть лет прожил.

А Элеонора тогда мальчишек выходила, она ж в больничке работала, и помощь оказала, и на ноги поставила обоих. Манушу тогда крепко досталось. Табор ушел, а его оставить пришлось, через год только вернулись за ним. Пацан вымахал сильно, окреп. Откормила его Эля, учила помаленьку. А деда твоего уважали и боялись. Соседка эта, что увести его хотела, потом только смотрела и вздыхала, говорила: "Не потяну я такого мужика, мне помягче надо, попроще".

Такой вот дед у тебя героический был.

Я налила ей заново чай, этот уже совсем остыл.

- Погоди, то, что я тебе должна рассказать, просто так не поведать, баба Тоня встала, достала из шкафчика наливку темно-вишневого цвета, ловким движением выудила оттуда две красивые хрустальные стопочки, разлила напиток. Он оказался очень мягким и вкусным, с отчетливым привкусом терпкой вишни, смородины и черноплодной рябины.

- Во всем они такие были, что Николай, что Эля. Она-то еще попроще, просто молчит и улыбается хитро, будто все ей уже наперед известно. А дед твой... Долго у них детей не было. А и не переживали вовсе. Взять цыганчонку на год к себе пожить? Запросто! Сокола подбитого домой принесть и лечить? Легко. Своей скотины не держали, кроме коз, Эля говорила, забивать не могут, что курей, что кролей. У них и козы-то от старости умирали! Молоко уже не давали, а они все ухаживали за ними.

Потом родилась все -таки мать твоя, дед посадил черемуху эту. Обычно ж бабам платок красивый, или сережки дарят, а этот - дерево! А Эля счастлива была, аж светилась вся! Чудные, что ни говори.

-4

Я слушала, не шевелясь, стараясь даже дышать редко, чтобы ненароком не спугнуть разговорившуюся женщину. Как живых представляла дедушку, высокого, темноволосого, с яркими синими глазами, и бабушку - молоденькую, в светлом платье, отдающую свой пояс быку на рога.

Ровно за месяц до родов приехал к ним гость какой-то, мужчина. На машине дорогой, черной, привезли его. Высокий, видный, но лицо такое, знаешь, - женщина провела рукой по своему лицу, - страшное, а пытаешься вспомнить и ничего, будто туман серый. Я его только два раза коротко видела: как входил он к ним в дом, да на следующий вечер вышел он во двор, осматривался. Меня увидел, поздоровался, разулыбался. Тут его Николай быстро обратно в дом увел. А у меня мурашки табуном по коже, аж волосы дыбом встали, так страшно стало!

Ночью только слышала машина к их дому подъезжала, значит, уехал он. Больше его не видели, а Николай сказал, что это его дальний родственник, мол из тюрьмы вышел, решил проведать. Ну, оно и понятно, чего мне так боязно было, я уж не стала спрашивать за что сидел, не мое то дело.

Рожать Эля ездила далеко куда-то. Всем сказали, что в Москву. Не знаю, правда то или нет. Только в их отсутствие опять машина та приезжала. Постояла несколько минут и уехала. Стекла черные, жуть жуткая, не видать никого. С тех пор каждый год на день рождения Алисы, они уезжали в Москву. Говорили, там родственники у них. Машины больше не было.

А однажды пожаловала к ним тетка какая-то, Алиске аккурат шесть исполнилось. Вернулись они из Москвы, значит, а тетка на следующий день к ним. Сначала нормально все было, а потом слышу грохот такой, будто вся посуда полетела со стола, визг женский. Я в огороде была тогда, вижу - баба эта вылетает, Элька за ней следом, и все норовит в волосья вцепиться - никогда такого не видела, это ж бабы деревенские могут, а чтоб она! И кричит, кричит так страшно, мол я тебе глотку зубами перегрызу, если только посмеешь! Николай их разнять пытается, уговаривает. Да куда там, Эля одной рукой ту за волосы, а другой в шею вцепилась и шепчет ей что-то в лицо. Тут гляжу, Алиска в дверях показалась.

- Мама, пусти ее, она и до вокзала не доедет, не успеет рассказать ничего.

Тут их всех как водой окатило, разошлись и стоят ни живы, ни мертвы. Николай первый в себя пришел, Элу с дочкой отправил домой, а тетку эту повел на выход.

- Вы все слышали и знали на что шли, мне уже не повернуть назад, я ничего не могу сделать.

Я под кустом смородины спряталась, сижу, не дышу. А через неделю они переехали, продав дом за бесценок. приезжали потом какие-то люди, спрашивали про них, да только ни адреса, ничего другого не оставили твои дед с бабкой.

Первые годы-то еще пытались тут жить, но быстро оставили эту затею. Привидение там, с ума всех сводит. Да черемуха вот обгорела, когда в нее молния попала. Лет десять как тому.

*

Я сама сидела и не могла сделать нормальный вдох. Казалось, легкие занемели, как и я вся. И мыслей пока никаких. Баба Тоня налила еще по одной.

- Ну, давай за них! Хорошие были люди, пусть земля им будет пухом!

***

Продолжение:

Начало:

Другие произведения автора:

Истории из слов и жизни

***

Если Вы хотите отблагодарить автора и поддержать: 5469 9802 6379 4394

Спасибо за ваши комментарии, и благодарю за корректность по отношению ко мне и друг к другу. Если вы нашли ошибку или описку, напишите, я исправлю.

Не забывайте подписываться на канал, чтобы не пропустить продолжение и другие истории!