У меня родилась девочка, как я и мечтала. Она появилась на свет рано утром, её сразу же куда-то унесли, показав мне только мельком. Акушерка была очень грубой и я, опасаясь её рассердить, как могла, сдерживала крик. Конечно же, хотелось более трепетного отношения к себе, ведь со мной вот-вот должно произойти самое настоящее Чудо! И весь мир сейчас должен рукоплескать мне, отчаянной, одинокой женщине, преданной любимым человеком, но всё-таки верящей в свои силы и возможности. Но так уж получилось, что появлением на свет маленького Чуда руководила пожилая акушерка со злобным лицом, от которой вместо слов сочувствия я слышала только короткие приказы, типа, «тужься— не тужься», «дыши-не дыши». И еще от неё исходил тошнотворный запах дешевого крепкого табака, смешанный с запахом спирта. Мне было по-настоящему страшно. Оставалось только надеяться на то, что, раз она продержалась на этом месте до своего преклонного возраста, то уж наверняка была профессионалом своего дела. На мою робкую просьбу показать мне ребенка она гаркнула хриплым голосом: «Насмотришься еще на свое сокровище!». Спасибо, что хоть пол ребенка назвала. Приходилось терпеть это хамство. Да и что я могла сделать, ослабевшая и беспомощная в тот момент. Так что, проглотив предательские слезы, я терпеливо ждала, когда же меня отвезут (отведут?) в палату, подальше от этой Медузы Горгоны… Из родильного зала меня провожала всё та же тётя Маша. У неё уже закончилась смена, но она сказала, что останется еще на сутки. Санитарок в больницах не хватало, слишком маленькая была зарплата. Вот и шли на эту работу в основном одинокие пенсионерки, которым скучно было сидеть дома, да и лишняя копеечка не помешает. Наконец-то я в своей палате. Но в ней уже не было свободных мест. Все койки были заняты новыми роженицами. Лида, которая родила раньше меня, уже лежала на своей кровати и светилась каким-то неземным внутренним светом. Она родила мальчика. Это был её первый ребенок, которого они с мужем ждали много лет. Муж сейчас на седьмом небе от счастья. Наконец-то у него появился наследник. А Лида с мужем очень состоятельные люди, так что их сыну отказа не будет ни в чем. А еще Лида поведала мне, что и у Гали начались преждевременные роды, её совсем недавно увели. А вот с Мариной, Лида уже говорила почти шепотом, происходит что-то непонятное. Она тоже родила мальчика, но когда ей его принесли покормить, она отказалась и теперь всё время лежит, укрывшись с головой одеялом. Разговаривать ни с кем не хочет. Только плачет и молчит. Но вот тётя Маша завела в палату Галю. Мы с Лидой вопросительно на нее посмотрели. «Пацан!» — с гордостью сказала она. Итак, в нашей палате было уже девять родивших женщин. В первый день было довольно тихо. Кто спал, кто дремал, кто вполголоса разговаривал с соседкой. Но, когда на следующее утро принесли на кормление малышей, палата ожила от плача новорожденных и от радостного лепета счастливых мамочек. А вот и мне принесли маленький комочек счастья. Как же я переживала, что старая мегера-акушерка что-нибудь напутает и вместо белокурой девочки мне подсунут темненького мальчика. Нет, я, конечно, не против мальчика, но я так мечтала о дочке. Поэтому я, приняв в руки туго запеленутый столбик, стала жадно вглядываться в черты маленькой крохи, с которой мне теперь предстоит идти по жизни много лет. Сомнений не осталось ни грамма. Каждая черточка маленького личика напомнила мне о моём любимом мужчине, её отце. Крошечный точеный носик, крошечный алый бантик вместо губ, а из под чепчика выбивались белокурые кудряшки. - Привет малышка, - прошептала я, - как же долго я тебя ждала! - И ведь действительно мы с Володей оба мечтали о ребенке с самого начала нашей любви. Но время шло и я постепенно стала привыкать к мысли, что, скорее всего, детей у нас не будет. И вдруг на третьем году совместной жизни я неожиданно забеременела. И все девять месяцев я в своих мечтах представляла только девочку. Ну прямо точь-в-точь такую, как этот маленький ангелочек. Дочурка не плакала и смотрела на меня очень серьезно, как будто про себя решала, стоит ли ей доверить свою драгоценную жизнь этой незнакомой женщине. Зато моя грудь ей полюбилась сразу. Она прильнула к ней и со знанием дела приступила к трапезе. С трудом оторвав свой взгляд от самого родного в мире лица, я взглянула на остальных женщин: у всех у них лица светились от счастья и умиления. И только две обитательницы палаты отличались от остальных. Об одной из них, Лиде, которая незамеченной вдруг покинула палату, речь особая. А вторая, Марина, сейчас еще глубже укутывалась в одеяло и по-прежнему не желала даже посмотреть на своего ребенка. Позже, когда детишек забрали и, когда все мамочки продолжили прерванный сон, я могла видеть, как она, откинув одеяло, лежала на спине неподвижно, вытянув руки вдоль тела. Изредка в течение дня она, правда, вставала, чтобы отойти в туалет, а потом возвращалась под осуждающими взглядами остальных женщин, но создавалось впечатление, что ей было совершенно безразлично их осуждение.Скорее всего, у неё была какая-то личная драма. Мне так хотелось ей чем-то помочь, но я пока не знала, как. Дочка наелась и заснула. На лобике выступили капельки пота, устала, бедняжка. Я разглядывала родное личико, и каждая его черточка казалась мне совершенством. Безумно хотелось развернуть тугой кокон из пеленок и целовать нежное тельце, ножки, ручки, каждый ноготочек. Скорее бы вернуться домой, а то у меня сердце разорвется от нежности. В палате стояла тишина. Малыши наелись и теперь мирно сопели, а их мамы продолжали держать их на руках, боясь пошевелиться. Двери палаты открылись и две молоденькие медсестры стали собирать детишек. Они, не церемонясь, подхватывали сразу по два ребенка и укладывали их на каталку валетиком. Не успели затихнуть звуки отъезжающей каталки, как двери палаты снова открылись, и вошла Лида. Её кровать находилась сбоку от двери, поэтому никто, кроме меня не успел заметить её почерневшее лицо. Лида присела на кровать и уставилась безжизненными глазами в окно. Я, сидя напротив и, находясь от неё на расстоянии вытянутой руки, прикоснулась руками к её коленям. — Лида, голубушка, что случилось? Что-то с ребенком? Лида, смотрела на меня, словно не узнавая, и вдруг заплакала. Но плакала молча. Она все так же продолжала сидеть, но уже как-то обмякла, и я, встав со своей кровати, пересела к ней и крепко её обняла. — Наташа, мой сынок умер. Я только что была у врача. Они еще сами толком не знают причину смерти. Говорят, мол, из-за возраста, да еще первая беременность. Господи, что я мужу скажу?! — Лида уже приглушенно рыдала, и на нас стали обращать внимание другие женщины. Они строили догадки и перешептывались, но подойти не решались. — Лида, милая, я даже не знаю, что вам сказать, нет таких слов, чтобы утешить мать, только что потерявшую ребенка. Но вы не должны отчаиваться, — я утешала её, как могла, надо ведь было что-то говорить. В таких случаях важны не сами слова, а искреннее сочувствие. — А вы знаете, Наташа, у меня уже не будет детей. Мне врачи это еще во время беременности сказали. А мы уже столько всего накупили для малыша. И знаете, Наташа, я боюсь, что муж меня бросит. Зачем я ему такая нужна? Он столько лет мечтал о сыне и уже второй день празднует с друзьями, буквально с ума сходит от радости. А тут такое. Он точно либо сопьется, либо уйдет от меня. — Лидочка, но ведь вы можете взять ребенка из детдома, к примеру. Столько детишек нуждается в родителях, — я загорелась этой идеей и неожиданно вспомнила крошечного малыша из машины скорой помощи. Теперь только надо было убедить Лиду в том, что ей надо забрать именно этого мальчика, пока его еще не отдали в дом малютки. — Наташа, я обеими руками «за», но мой муж ни за что не согласится. Разве что попросить врача, чтобы ему не говорили о том, что наш ребенок умер. Хотя я уверена, что ни один врач на такое не пойдет. — Лида опять залилась слезами. — Знаете, Лида, вот, что я вам скажу. Попросите врача, чтобы он поговорил с вашим мужем, а заодно объяснил ему, в каком вы находитесь потрясении, как вам сейчас необходима забота близкого человека. Пусть врач сам подкинет вашему мужу мысль об усыновлении ребенка, который пока еще находится в больнице. И в результате не вы, а ваш муж будет вас уговаривать взять ребенка на усыновление. — Вы думаете, что такое возможно? Я как-то даже не представляю, что моему мужу сможет понравиться чужой ребенок… Я видела, что Лида уже начинает приходить в себя и поэтому поспешила заверить её: — Я вас уверяю, этот ребенок ему понравится. Он не может не понравиться. Он такой чудный малыш. Я бы сама его с удовольствием усыновила, но… — тут я прикусила язык. Не хотелось сейчас загружать Лиду своими проблемами, — но все дело в том, что нам с мужем не разрешат из-за плохих жилищных условий, — я самозабвенно врала, но это была ложь во спасение. Во спасение жизни маленького, пока еще никому не нужного существа. Во спасение мечты о ребенке хорошей женщины Лидии и её супруга. — Давайте, дорогая, прямо сейчас идите к врачу и все ему объясните. — Наташенька, а вы бы не могли пойти со мной? Мне очень нужна ваша поддержка. — Конечно, пойду. Может, нам даже удастся на ребеночка взглянуть, — и я на всякий случай взяла с собой кошелек.