Под моими окнами росли липы и каштаны. С детства это помню. Как распускались весной белые свечи каштанов, как жужжали пчелки над медовыми соцветьями лип, как осенью двор покрывался опавшими листьями и как стучали об асфальт осыпающиеся «ежики». Помню, как Алка из 16-й квартиры однажды объелась молодыми листиками липы – она их целый день жевала и утверждала, что на вкус это значительно лучше каши. Кашу, кстати, она всегда ела с боем. А вот липу, смолу, акацию, зеленые абрикосы и попки муравьев она ела просто отлично. Алкина бабушка, впрочем, этим достижением почему-то не гордилась и настаивала-таки на домашнем питании. Из тарелки. Ложкой. С вымытыми руками и, что было бы совершенно идеально – с чистыми ушами.
Но Алка продолжала есть липу и смолу, а мы каждую осень устраивали бои каштанчиками и всегда набивали ими полные карманы – запасная обойма всегда должна быть при тебе, чтоб принять бой достойно даже там, где нет возможности пополнить каштановые запасы.
Потом в одно утро я проснулась со странным чувством – что-то изменилось. Узор ветвей за окном стал неуловимо другим. Я дважды надевала и снимала очки, не веря своим глазам.
– Мааам?!...
– Что? – мама заглянула из соседней комнаты и тоже стала смотреть в окно.
– Мам, это же… клен?
– Ну, да, – подтвердила мама.
– Как же так? Это же была липа… Вон там – каштан, потом опять липа, потом снова два каштана.
– Нет, – покачала головой мама. – Что ты выдумываешь? Клен, потом липа, потом каштан и опять клен. И вон там – два каштана. Так и было. Ты чего?
– Мне кажется, тут были только липы… Я сейчас позвоню Алке, она подтвердит!
Я позвонила Алке, которая уже давно жила в Израиле. Но отечественную растительность запомнила навсегда – гастрит не даст соврать.
– Липа, каштан, опять липа, потом два каштана… – по памяти перечисляла Алка, отвечая по телефону из далекого Эйлата. На нее даже ностальгия напала – она жмурилась на горячее восточное солнце и всматривалась в пальмы, как будто в их разляпистых силуэтах можно было узнать узоры родных ветвей. И мы вдвоем, по разные стороны земного шара, считая деревья, синхронно загибали пальцы: липа, каштан, опять липа, потом там, ближе к углу – еще два каштана.
Все так и было!
Мама стояла у окна, сложив руки на груди. С ухмылкой качала головой.
– А клен? – аккуратно уточнила я у Алки.
– Клен? – переспросила бывшая соседка. – Нет. Липа, каштан, липа…
– Береза, ель?...
– Нет, только липы и каштаны.
– Эффект Манделы! – уверенно заявила мама, все так же рассматривая деревья в окно. А мне пришлось даже в энциклопедии прочитать. Все верно: «Эффект Манделы заключается в совпадении у нескольких людей воспоминаний, противоречащих реальным фактам».
Неужели?
Ну, ладно. В конце концов, мы с Алкой были маленькие, могли забыть. Клен же мы не ели. И наш детский запас метательного оружия на нем не растет. Бесполезное дерево. Вот мы его и забыли.
Я стала собираться на работу. Достала из шкафа свой любимый красный свитер, натянула джинсы. За носками пришлось нырнуть под кровать – честное слово, каждый вечер кладу их аккуратно в комод, а утром всегда нахожу под кроватью. Нет, это уже не эффект Манделы, это феномен другого разряда. Наверное, они пытаются совершить побег и готовят подкоп где-то там, в темноте самого укромного места в квартире. И напарников по побегу формируют там же. Потому носки всегда оказываются разными.
– Все забываю спросить… – начала мама. – Ты вот в детстве не любила синий. Теперь носишь не снимая.
– Ты о чем? – удивилась я.
– Свитер, – сказала мама, указывая на мой наряд.
И правда, свитер был синим.
Я даже очки сняла. Пощупала на себе одежду. Посмотрела на кота Барсика, мирно дремлющего в углу.
– Кот, может ты что-то понимаешь?
Кот промолчал. Даже ухом не повел. Просто лежал, обернув себя пушистым хвостом.
Зато отозвался папа, который на кухне как раз допивал свой утренний чай. Он не любил обильные завтраки и всегда начинал утро только с чая.
– А я читал, что это адронный коллайдер…
– Что? – удивились мы с мамой.
– Ну, вот эта штука около Женевы начала работать, так все и началось. Запустили ученые ускоритель, он начал разгонять частицы, и всё, физика мира поменялась, параллельные реальности начали просачиваться в наш мир. Скоро будем жить в другом измерении, но, скорее всего, большинство даже не заметит этого.
– Пап, ты же сам физик, как ты можешь так говорить? – удивилась я и даже на кухню заглянула, чтоб убедиться, что папа не смеется.
Папа не смеялся. Он очень серьезно допивал свой… кофе с бутербродом и, подложив к себе в тарелку еще котлет и картофельного пюре, не менее серьезно заметил:
– Не физик, а скорее лирик, мы, художники, все такие.
– Да, – подтвердила мама и стала гладить нашего пса Барсика, которому уже давно было пора идти гулять.
– Ладно, – сказала я, уже совсем ничего не понимая. Немного поискала очки, которые, как оказалось, мне уже были совсем не нужны. Взяла сумку с планшетом, которая вдруг оказалась кофром со скрипкой, и ушла на репетицию сводного оркестра, которая на самом деле оказалась летучкой в нашем НИИ по изучению Марса.
Проходя мимо берез, растущих во дворе, я полной грудью вдохнула хвойный аромат. Как хорошо, что у нас тут всегда росли эти сосны и мы собирали их шишки. И Аркашка всегда смолу ел. Жаль, что он уехал на станцию в Антарктиду, а то бы подтвердил, что тут росли ели… Вот тут, среди пальм. Красивые у нас пальмы все-таки!
– Какой у тебя красивый зеленый свитер, – сказала проходящая мимо соседка. – Только в нашем климате не практично все же!
– Согласен, – сказал я. – Просто мне бабушка связала!
Как хорошо быть маленьким восьмилетним мальчиком в этом прекрасном нестабильном мире! Завтра опять с Аркашкой наберем полные карманы кокосов и пойдем выгуливать моего домашнего крокодила Барсика туда, на космодром, где марсианские колонизаторы уже приготовили к запуску ракету с коллайдером. Увезли бы этот коллайдер подальше, а то эти баобабы под окнами меня уже совсем смущать начали…