Третьего дня наткнулся на выдержки из записных книжек участников военных действий в Афганистане. Одна из записей меня привлекла особенно:
Из записной книжки рядового.
— А я мало отдельного помню…Личного… Своего…
Летело нас в самолете двести человек. Двести мужчин. Человек в массе, в группе, в стаде и человек один — это разные люди. Я летел и думал о том, что должен буду там перечувствовать...
Основными транспортными самолётами на тот момент были Ан-22 «Антей» (290 человек), Ил-76 (до 225 солдат) и Ан-26 (43 человека). Могу предположить, что автор текста летел на Ил-76, он тогда был достаточно распространён. Молодые солдаты навряд ли знали в какой ад их несёт "Ильюшин".
Из напутствия командира:
— Подъем в горы. Если сорвешься — не кричать. Падать молча, “живым” камнем. Только так можно спасти товарищей.
Когда смотришь с высокой скалы, то солнце так близко, кажется, можно взять руками. Потрогать.
До армии я прочел книгу Александра Ферсмана “Воспоминание о камне”. Помню, поразили слова: жизнь камня, память камня, голос камня… Тело камня… Имя камня... Я не понимал, что о камне можно говорить как об одушевленном предмете. А там открыл для себя, что на камень можно смотреть долго, как на воду и огонь.
Любой опыт в Афгане солдаты и офицеры получали, заплатив кровью. Учились быстро, так как не было желания умирать, но ошибки стоили много.
Какого это, летя на встречу гибели со скалы, думать о своих товарищах?
Война раскрывает в человеке совершенно другие качества. Она меняет его навсегда.
Из поучений сержанта:
– В зверя надо стрелять немножко опережая, а то он твою пулю проскочит. И в бегущего человека тоже...
— Остается в живых тот, кто выстрелит первым. Первым, б…дь! Поняли!? Если поняли, то вернетесь, и все бабы будут ваши!
Советы были жёсткими. Обычному солдату в Афганистане необходимо было выжить и вернуться домой.
Война заставляет быть жестоким к врагу, иначе враг будет жестоким к тебе. Наблюдая зверства духов, которые расправлялись над пленными, солдаты быстро забывали о человечности и главной их задачей становилось выстрелить первым, попасть, иное подобно смерти.
Был ли страх? Был. У саперов в первые пять минут… У вертолетчиков, пока бегут к машине... У нас, в пехоте, пока кто-то первый не выстрелит...
Идем в горы…Идем с утра и до поздней ночи. Усталость такая, что тошнит, рвет. Сначала свинцом наливаются ноги, затем руки. Руки начинают подрагивать в суставах.
Один упал:
— Не могу. Не поднимусь!
Вцепились в него втроем, тащим.
— Бросьте меня, ребята! Пристрелите!
— Сука, мы тебя пристрелили бы... Но у тебя мама дома...
— Пристрелите!!!
Пить! Пить! Мучит жажда. Уже на полпути у всех пустые фляжки. Высовывается изо рта язык, висит, его назад не засунешь. Как-то мы еще умудрялись курить. Поднимаемся в горы до снега, ищем, где талая вода — из лужи пьем, грызем лед зубами. Про хлорные таблетки все забыли. Какая там ампула с марганцовкой? Дополз и лижешь снег... Пулемет сзади строчит, а ты из лужи пьешь... Захлебываешься, а то убьют — и не напьешься. Мертвый лежит лицом в воду, кажется, пьет.
Афганистан - это горы, это жаркий, невыносимый климат. К Афганистану надо было привыкать, тем более очень часто приходилось передвигаться на своих двоих десятки километров, неся на себе тяжеленное обмундирование, оружие, россыпь, магазины и прочее.
Такие условия выматывали людей, делали из них существ, любой ценой бившихся за свою жизнь. Душманы были лучше приспособлены к своему климату и ландшафту и прекрасно этим пользовались.
Я теперь как сторонний наблюдатель... Смотрю туда... Каким я был? Я не ответил вам на главный вопрос: как попал в Афганистан? Сам попросил направить меня для поддержки революционной воли афганского народа. Тогда по телевизору показывали, по радио говорили, в газетах писали о революции... Звезда зардела на Востоке! Мы должны помочь, подставить братское плечо... Собирался на войну заранее. Занимался спортом. Учился каратэ... Ударить первый раз в лицо — это непросто. До хруста. Надо черту перешагнуть — и хрясь!
Первый убитый... Афганский мальчик, лет семи... Лежал, раскинув руки, как во сне. И рядом развернутое брюхо застывшей лошади... Как-то пережил, даже естественно, наверное, потому что книг военных начитался.
Подъём таких настроений был нормой в Союзе. Молодые люди, воспитанные по старой закалке, готовы были помочь народу, который только попытался бы бороться за свои права.
В основном все думали, что эта война максимум на полгода. Пацанов обучали в училищах, но многому пришлось учиться на месте. Тем, кто заходил туда первым, пришлось очень тяжело.
А кто там воевал?
Первое время отправляли кадровых военных, партизан из таджиков и узбеков. Позже стали отправлять срочников, которых специально готовили к Афгану.
Вспоминаются наши “афганские” песни. Спешишь на работу и вдруг начинаешь бормотать:
Скажи, зачем и для кого отдали жизнь они свою?
Зачем в атаку взвод пошел под пулеметную струю?
Оглядываешься – хотя бы никто не слышал! Решат – чокнутый или контуженный оттуда приехал. (Поет).
Афганистан – красивый, дикий, горный край.
Приказ простой: вставай, иди и умирай…
Вернулся и два года во сне хоронил себя... А то просыпаюсь в страхе: застрелиться нечем!
Афганистан крошил психику молодых солдат, никогда не встречавшихся с жестокостью духов. С войны приезжали другие, взрослые не по годам ребята. На всю жизнь ужасы Афганистана остались у них в мыслях.
Друзей интересовало: награды есть? Ранения есть? Стрелял? Я пытался поделиться тем, что перечувствовал, интереса никакого. Стал пить...Пил в одиночку... Третий тост — за тех, кто погиб... За Юрку... А мог его спасти...Удержать…Вместе лежали в кабульском госпитале... У меня царапина на плече, контузия, а у него оторвало ногу... Много там ребят лежало без ног, без рук. Курят, отпускают шуточки. Там они в порядке. Но в Союз не хотят, до последнего просят, чтобы их оставили. В Союзе начинается другая жизнь. Юрка в день отправки в аэропорт вскрыл себе в туалете вены…
Убеждал его (мы играли по вечерам в шахматы):
— Юрка, не падай духом. А Алексей Мересьев? Ты читал “Повесть о настоящем человеке”?
— Меня очень красивая девушка ждет...
Такие постравматические стрессовые расстройства, к сожалению, присутствуют почти у 90% ветеранов войны.
Проводились даже исследования этого явления. Василий Цыган говорил о психических отклонениях у Афганцев:
«Война приучила солдат к повышенному контролю за своим поведением и высказываниями, относительно скованному поведению»
Кто-то не справлялся, а кто-то до сих пор живёт той войной.
Иногда я ненавижу всех, кого встречаю на улице… Вижу в темноте светящиеся окна…Женщину в проеме окна… Еле сдерживаю себя... Хорошо, что на таможне отбирают оружие, гранаты... Мы сделали свое дело, теперь нас можно забыть? Юрку тоже?
Ночью проснусь и не могу сообразить: здесь я или там? Здесь я живу сторонним наблюдателем... У меня есть жена, ребенок. Обнимаю – ничего не чувствую, целую – ничего не чувствую. Я любил раньше голубей... Утро любил... Что угодно отдам, вернуть бы мне радость...
В 90-х годах ветераны Афгана встретились с неодобрением на Родине. Новые чиновники оперировали тем, что не они отправляли на войну, а обычные люди иногда относились как к кровожадным убийцам.
Многим пришлось снова делать то, что умели лучше всего - убивать, для этого уходили в банды - большинству не оставалось ничего кроме этого.
Поэтому мы обязаны не забывать героев и ветеранов Афганской войны. Относиться уважительно к нашим военным, чтобы ветеранов СВО не ждала судьба Афганцев.
Текст из записной книжки взят с сайта https://mylektsii.su/Istoriya/