Найти тему
Хроники Баевича

Роман Hey Jude. 4 параграф Рецидив.

Санёк Шкодин - урка с приличным стажем, с погонялом Шкода, в очередной раз загремел на нары. Его и ещё двух подельников накрыли за неудавшуюся попытку ограбления магазина. Бдительная продавщица приметила подозрительные бандитские рожи и спешно нажала на тревожную кнопку, поэтому, когда Шкода выдернул ТТ и истошно заорал: "Все на пол, суки!", в дверях нарисовалась опергруппа. Он даже не успел нажать на курок, как омоновцы скрутили его, выволокли на свет Божий и положили мордой в грязь. От такого совсем не ласкового обращения тот принялся неистово брыкаться и требовать адвоката, однако, получив прикладом в челюсть, разом угомонился.
Не то чтобы Санёк стремился снова на кичу, всё же жизнь за колючкой казалась ему предпочтительней свободы, ведь там всё знакомо до слёз: родная феня, конкретные понятия на все случаи, закадычные кореша, халявный хавчик и тёплая шконка. Несмотря на то, что ему не исполнилось и тридцати, некоторый вес, авторитет в блатном мире он имел. Ему не надо было сразу рвать на себе майку, показывая татуированное пузо, тем более доказывать знание зековских ритуалов, не суждено пыхтеть и бороться за место в колоде; он просто возвращался в родную среду обитания, как блудной сын в отчий дом.
"Аллюр, братва! Вечер в хату", - выпалил Шкода, ввалившись в смрадный барак и замер в ожидании ответа.
За длинным обшарпанным деревянным столом восседали блатные: двое яростно резались в буру, остальные чинно дымили самокрутки и чифирили. Никто из присутствующих не обратил на вновь прибывшего ни малейшего внимания, и лишь самый расписной, по пояс голый, похоже смотрящий, нехотя процедил сквозь фиксы: "Ты кто, фраерок?".
- Я Санёк Шкода. А ты кто будешь?
- Чо за Шкода? Пакостник, что ли? Кликуха у тебя конкретно стрёмная. Ну ка, вывеску покажь? И хайло заткни; я спрашиваю, ты вякаешь! Врубился, чмошник?
- Папаша, за базаром - то следи; я тебе не сявка драная, не зяма пархатый, не морда расписная, я в натуре, деловой.
- Зырю, ты по фене ботаешь, скинь ветряк. Чо там у тебя за регалки? Глянь, братва, фраер на катушках верняк, на бугая не берёт. Ты, Санёк, где так наблатыкался по музыке чирикать?
- Третья ходка.
- Давай побазарим по жили - были. Какая тема, братан?
- Рубь сорок шесть накатили суки позорные. Загремел как фраер.
- Хиляй сюда, деловой, чифиря прилепим. Эй, Гунявый, кегли сбрось, пусть Саша на лавку упадёт, сдрисни, лучше бурого завари, а то одни нифеля остались. Ты, другой раз жало спрячь; тут у нас все на голову стукнутые, могут зашибить ненароком. Я почему в нахрап калякаю, тут кукушек всяких подсаживали, краснопёрых шифрованных, вот я в пузырёк и полез. Кумекаю, ты пацан правильный. Обиду не держи.
- А как тебя звать - величать?
- Механик. Я знать должен, кто в отряд свалился. Хоп, прогнали. Где бегаешь? Из каких краёв нарисовался?
- Из Томска я, может, слыхал? Типа сибирский соболь!
- Это где Саша Кореец вопросы решает и общак держит?
- Кому Кореец, а кому Александр Иванович.
- Не кипишуй, я так просто сбасил. С Корейцем я чалился, когда ты ещё за мамкину юбку держался. А этот, Крапива, как?
- На перо поставили, сильно борзый оказался, на законника в нагляк прыгнул, рамсы конкретно попутал, отколоться захотел.
- Короче, ссучился Крапива? Во дела. А вроде шерстяным был.
- Под чистую, падло батистовое. Из общака крысятничал, парашютистом у легавых стал, паханить пытался.
- Гунявый, где свежая парёнка?! Партаки у тебя в натуре козырные. Где набили?
- На пересылке в прошлую ходку. Айвазовский смастрячил.
- Тебе опять петуха впаяли? Чирикаешь, на гоп - стопе сцапали? Поведай.
- Мы с корешами продуктовую вильду выпасли, на верное дело двинулись. Вроде всё чин - чинарём нарисовалось. У меня волына, остальные с перьями. Барыжнице, видать, наши фотки не прокатили; она атанду учуяла и втихаря врубила семафор, нас на измену поставила, сама ничком под прилавок юркнула. Легавые тут как тут. Если бы я шмальнул, чирик замаячил бы, а так - трёху воткнули, волки позорные!
- Значит ты, Шкода - краткосрочник? Не долго тебе на зоне тарабанить.
- Выходит, что так!
- Лады! Секи сюда, расклад в хате такой: там у нас петушня, - опущенные, вафлисты, чертилы, обиженные, - вся шушера, дальше - звери с Кавказа, папуасы узкоглазые, галманы пархатые, татарва хитрожопая, в том углу штепы и мужики не признающие воровское, а тут люди. В какой угол тебя воткнуть? А, может, ты в натуре хрюкало шифрованное? Может, рубероид тебе скрутить и прямо к петухам.
- Прикалываешься! Я с братвой! Падла буду! Век воли не видать! Определи шконку, кимарить охота, заземлиться бы.
- Щас чифиря накатим, по гарочке раскумарим, апосля кинешь кости.
- Зямов - абрашек тут много? Я этих гадов носатых с детства терпеть ненавижу, давил бы всех!
- Четыре тартата чалятся как барыги. Мы хотели зачморить и опустить их в тихую, но мужики впряглись, мазу за них держат. Если гната отпетушить желаешь, тут серьёзная предъява нужна, чего порожняк щас гнать, трали - вали разводить, завтра обмозгуем, как твоему горю помочь. Давай отметим твоё возвращение. Банкуй, Гуняша!
- Шмурыгаю, плесени тут стариковской полно.
- Это плиточники, воришки магазинские, колхозники, чушканы разные. На воле видать пенсюха - фуфло, жрать нечего, вот они к хозяину на кичу и подались. Здесь кантоваться можно!
- Гляжу, кича воровская. Кто зону окучивает?
- Раньше Гуцул рулил. Ты в курсях, он с Корейцем конкретно мутил, пока ласты не кинул. Теперь прислали Гиви Молодого, авторитета из Москвы. Надо бы к нему подгребсти. Меркую, ему уже про тебя нашептали. В третьем отряде смотрящего нету, может тебя на положение поставят. Ты, Сашок, не менжуйся, там типа петухов полно, но решать дела можно. Поведай лучше, как на воле? Чем братва дышит? Где шуршит?
- Порожняков тьма. Молодые репу в нагляк поднимают, авторитетов в грош не ставят, понятия конкретно нарушают, с красными вайс - вайс.
Фуфлогонов и лепил мутных развелось, как мух на говне. Барыги друг другу подлянки штопают, а братва впрягается за тех и других. Полный беспредел! Некоторые пацаны с легавыми снюхались, часть под блатных косят, в законники лезут, а у самих ни одной ходки, есть такие, кто против кодлы прёт. Бакланы сопливые сплошь с мухобойками рассекают. Базарить никто не хочет, сразу - ствол в рыло. Кругом мокруха; братва друг друга косит, пацаны тыщами жмурятся. Кресты по всей России натыканы.
- Слыхал! У меня тоже понты за такой беспредел имеются. В прошлом годе на зону один лось пожаловал; так он, веришь нет, даже не врубается, как в хату правильно входить, что трещать надо. А гонору полные штаны. Сразу же зашипел, стал бузу тереть, на урок прыгнул. Быковать начал!
- И чего в итоге?
- Расписали его конкретно, а после отфакали хором. Бычара кровянкой умылся, утихомирился, хавло заткнул, под нары заполз, скулил как раненый волчара, прощения вымаливал.
- Таких надо мордой в парашу окунать.
- Я же толкую, на хор падлу поставили. После по чёрному суку зачморили, щемили, приколы жестокие делали. Короче, даже мужики за него не впряглись. Он пробитым петушком откинулся через год.
- И часто такие чижики залетают?
- Раньше один - два сваливались; я уже седьмой годок баланду хлебаю, всякого повидал. Щас косяком бакланы, быки, лепилы попёрли. Мы их малёха кусаем, на землю с луны спускаем, людскому учим. Хоп, скидай робу, лезь повыше на курятник ближе к небу, кимарь. Завтра шконку пониже определим.
- Всё ништяк, Механик.
Санёк снял истоптанные шины, скинул пропотевшую ветошь и полез кряхтя на последний этаж. Зарывшись в серую казённую теплицу, поправив подружку - подушку, тут же провалился в тревожный сон. Ему приснилось, как толпа злобных евреев жестоко избивает его, унижает по - полной, издевается, а он, беззащитный, отмахивается из последних сил и истекает кровью. Наконец, вырвался и что есть мочи драпанул по длинной бескрайней дороге, а ненавистные абрашки бросились за ним в надежде догнать и замочить. Шкода тревожно стонал во сне, пытался кричать, но пересохший язык не слушался.
Когда прогудела сирена на подъём, он весь в липком поту разлепил зенки и тотчас вернулся в суровую реальность. Многочисленные привычные запахи, ропот пробуждающихся сидельцев, злобные крики вертухаев успокоили его; сон, как утренний туман, улетучился, и он стал сползать с курятника.
Тут же подрулил Механик и предложил трубочку на тощах: "Ну как шконка? Как чиглики ненасытные, кровососы вонючие кимарить не мешали?
- Всё путём! Дрых как жмурик, а на чигликов забил.
- Ну, покапали в помойку шрапнель перловую жевать. Ты, Сашок, пока конкретно возле меня трись, фасон держи, шакальё через банан кидай, меньше чирикай, а лучше не рыпайся и помалкивай.
- Лады, Механик.
После нудной утренней поверки, скудного завтрака сидельцы неторопливо почапали на рабочие места. Сашу Шкодина определили в цех распиловки вместе с Механиком, тот в свою очередь, заранее добазарился с бугром. Так, в общем - то, буднично начался первый день Санькиной отсидки.
Кругом пело ласковое лето, тем не менее, суровые хмурые лица осужденных пытались помешать песне, и только Саша Шкода пребывал в прекрасном расположении духа как рыба, очутившаяся в родной стихии. Большинство угрюмых зэков даже не предполагали, что на свободе гораздо хуже, чем здесь. На зоне работали хотя бы понятия, пусть зверские жестокие несправедливые, а там на воле царил полный блудняк, всеобщий хаос, убийственные законы бардачного рынка.
Вдоволь нахлебавшись беспредела, Санёк радовался, что в конце концов вернулся в мир, где всё понятно, где он в некотором авторитете, где ему дадут пусть небольшую, но реальную власть, где он может безнаказанно унижать ненавистных пархатых французов, а может быть, и безжалостно петушить несчастных.
Фуцаны, пряники - первоходки недобро косились, сразу почуяв чужого, явно агрессивно настроенного, шмульники прослышали про махровый антисемитизм, помноженный на необузданную жестокость, с опаской глядели в след, презираемые опустившиеся чипушилы пялились, не понимая радости новенького, опытные чалые урки приветливо кивали, полагая что тот свой в доску вор, на которого можно опереться, который никогда не продаст.
Мимо прошмыгнул надсмоторщик "Сбоку три": "Гляди у меня, Шкодин, с первого же дня вставай на путь исправления! Не сачкуй!".
- Ага, гражданин начальник! Уже лечу, запыхавшись и тапочки теряю!
- Ты, гнида позорная, как базаришь? Да я тебя в БУРе сгною! Поскакал вприпрыжку на объект!
- Я весь в поту от бега, гражданин начальник.
- Повякай мне. Форточку прикрой, мразь шерстяная.
Вот так, казалось бы хорошо начавшийся день, был напрочь испорчен каким - то хамлом, сраным и вонючим вертухаем.
Саша выматерился про себя, цвиркнул сквозь фиксы ядовитой слюной и не спеша поканал к до боли родным брёвнам.
После изнурительного труда зэки косяком двинулись на чавкало, затем неохотно вернулись на рабочие места. Конец трудового дня и ужин прошли в спокойной и вялой обстановке, после чего сидельцы усталые разбрелись по отрядам.
Шкода на ватных ногах протиснулся в барак и услышал злобный крик Механика: "Эй, фофан, самовар ставь. Шевели ходулями, тундра болотная, хмырь дебильный, иначе, на чмок поставлю".
- Чао, Механик! Сявок строишь?
- Все мозги конкретно засушили, шланги! Ни хера не рубят! Да, Санёк, я с ворами перетёр, как стемнеет на сходняк хромаем. Тебя люди станут спрашивать на счёт смотрящего и ваще, за прошлое.
- Как, уже?
- Чо, очко слиплось? Вот же прикол - монгол. Раньше срока не ссы, хиляй смело по бритве и всё будет в цвет!
- У меня всё ровно по жизни, но чуток очкую, я в натуре на сходняке ни разу не отсвечивал!
- Чего заладил? Всё будет в ажуре, тики - таки! Будь спок! Ты же не букварь парашный! На этапе вы вора, а на зоне повара! Держись в струю.
Засосали чифиря, покумекали как на сходняке держаться, что базарить, засмолили по гарочке, снова похлебали горького дёгтя и неспеша попилили на десант.
Воры и особо приближённые собрались в промзоне, а именно в грязной кочегарке. В центре нелепо громоздился стол накрытый чистой скатертью, уставленный приличной жрачкой и разнообразным бухлом. Блатные, человек пятнадцать, вальяжно расположились вокруг поляны, тихо переговаривались и жадно работали челюстями, запивая харчик кто водярой, кто пивасиком, а кто не брезговал и коньячком.
Откуда такая роскошь? Но ведь ИТК не на Луне находится. За приличное бабло можно всё что угодно и где угодно!
Деловые давно просекли, что большая часть вертухаев и кумов падки на лавэ, поэтому через эту дыру на зону бесконечной рекой текли дурь всех видов: водка, вкусная жрачка и даже шмары.               
Дверь кочегарки со скрипом отворилась и на пороге нарисовались как черти на заре: Саша Шкода и Механик.
Гиви медленно поднял коленку, то бишь лысый череп, прекратил смачно чавкать и зло прохрипел: "Ша! Все заглохли! Механик, базарь.
- Салют, братаны! Вот, это.
- Пусть сам сказывает. А мы зайдём с севера. Как тебя обзывают?
- Я Шкода, бродяга по жизни.
- Щас рамс раскинем. Кто тебе такую погремуху прилепил?
- Это давно пошло.
- Сявки, которые у своих крысятничают, вот эти твари конкретно шкоды. Врубился, фраерок? У тебя хвост до Магадана.
- Врубился. И как теперь? Я тридцатник как Шкода. Хвостов вроде не нажил.
- Хлебало заткни! Не гоношись. Тут спрос нарисовался. Теперь ты не Шкода, а Заноза. Догоняешь?! Когда на положение поставят, тогда и быковать станешь, а щас засохни! Братва, вопросы есть? Давай, Копчёный, трещи, встряхни фраерка.
- Слышь, баклан, у тебя сидок сколько?
- Трёха. Да вы и так в курсях.
- Бобожись!
- Век воли не видать! Падла буду!
- Кумекаю, тебе, Заноза, рано на положение залезать. Ты пока волчара тряпочный.
Слово опять взял Гиви: "Короче, пару годков под Механиком походишь, а там поглядим. И на кусалово не нарывайся".
- У вас, братва, предъява ко мне?
- Была бы предъява, ты, Заноза, тут не торчал бы. Хао! Гуляй!
- У меня вопрос: "Могу я жидов давить?"
- А ты попробуй. Они все махаться умеют, мужики за них впрягаются, да и баблом пархатые частенько отмазываются. Ты хоть одного опущенного зяму видал? Нет? И я не видал!
- Так могу или как?
- Ты, фраерок, как его, антисемит что ли?
- С детства их ненавижу.
- А кто их любит? Главное, чтобы беспредела не было, а так - дави, коли предъяву нароешь.
Пока длился мучительный допрос, Механик молча торчал, переминаясь с ноги на ногу и не мог сообразить, c чего вдруг воры обозлились на Сашу Шкоду, почему не приняли, за что столичный басило так унизил его?
Гиви прожевал кусок колбасы, смачно икнул и вновь обратился к допрашиваемому: "Заноза, базарят ты Сашу Корейца лично знаешь?"
- Да. Мы с ним дела кое - какие мастрячили, темы козырные мутили. А чего тут не в цвет?
- Малява прилетела, будто Кореец с барыгами снюхался и краснопёрым подмахивает. Прогон серьёзный. Чем ответишь? Косяк на тебе конкретный.
- Лажа это! Дурогон в натуре!
- Гулеванит направо и налево, бусыгой стал, в общак не уделяет внимания, московскую авторитетную братву в грош не ставит.
- За Корейца в Сибири все пацаны буром стоят и во Владике тоже. Московские сами оборзели в конец, в натуре гонят фу.
- Заглохни, Заноза! Ты кому зубы показываешь? Тут тебе не Томск мухосранский, в два счёта по соплям схлопочешь. Теперь ты под вопросом. Механик, тормознись! Перетрём тему.
Шкода, он же Заноза, повернулся и как ошпаренный выскочил из вонючей кочегарки. Сейчас он полностью врубился, по какой причине его фраернули на вакантную должность смотрящего по отряду. Всё дело в неприязни между сибирскими и московскими ворами. А Cаша Шкода ненароком попал под раздачу. Вот если бы Гуцул чалился на зоне, Санёк получил бы зелёный свет по всем направлениям, а так... Порожняк полный!
Воры в законе, авторитеты, паханы люто грызлись за безграничную власть, за бабло не хуже кремлёвских бульдогов под ковром; время от времени между блатными случались кровавые разборки, в которых обычные пацаны гибли сотнями, не дожив и до двадцатипяти. Московская, питерская, грузинская братва имела огромный зуб на Корейца, поэтому всех, кто хоть как - то с ним соприкасался и работал, гнобили, унижали, в наглую отодвигали от воровской власти.
- Механик, ты кого в натуре притащил?
- Шкода - правильный, три сидки за плечами, здравый арестант, конкретно реальный пацан. Пищит, но лезет.
- А чего он за курву ссученную впрягается, на галманов гонит? У нас на Москве все адвокатские шапиры - галманы, меня четыре раза от вышака спасли. Надо бы этому борзому соболю малёха хвост прищемить, чтоб не рыпался.
- Гиви, я с Корейцем зону топтал, он в натуре свой в доску. Падлой буду. Не верю я, что он скурвился. Это прогон конкретный. Может, легавые подсуетились?
- Времена меняются, Механик. Отвечаю, Кореец рогом шевелит, берега попутал. Ладно, умолкни, пока сам под замес не попал. За борзым пригляди, точкани, чтобы блудняк не сварганил. Мутить станет, с тебя спросим. Тронет пархатых, я ему лично грабли отрежу, сопатку порву, жало вырву, а самого на лоскуты искромсаю.
- Братва, не канает так! Саша Шкода - правильный пацан! Зуб даю!
- Ша! Я забасил, ты услышал! Хорош тереть! Падай Механик, бухла нормального прилепи, отведай жратвы нашей скромной, да покумекай что к чему. Ты же в шобле,
и чихлуха авторитетный, на хате - хазар. Шас другого фраера мусолить будем. И больше за Занозу не базлай!
- Лады, всё пучком, врубился, за пацаном зоркие лупетки поставлю.
Короче говоря, в первый же день отсидки Санёк Шкодин, новоиспечённый Заноза нажил себе лютых врагов в лице урок во главе с московским вором Гиви.
Весь хвалёный авторитет с тремя ходками, куполами на груди и безупречным ботаньем на фене полетел коту под хвост и только из - за того, что он лично знавал Александра Ивановича Кима, Корейца - признанного пахана всей Сибирской братвы, перебежавшего дорожку столичным блатным. Воры в законе, словно голодные волки дрались за территорию, нехилое бабло, влияние в разных регионах.
Саша Кореец наглухо перекрыл доступ московским хитрым коммерсантам, спевшимся с криминалом на Томский рынок, поэтому тотчас очутился в опале, как и все остальные, кто его знал, кто с ним имел гешефт или просто дружил.
Криминальный мир - свора вечно грызущихся бешеных собак за жирную кость, стая трусливых шакалов, пожирающих своего же, если тот не в состоянии защищаться, горстка ублюдков, прикрывающаяся быками - телохранителями, воровскими понятиями и ментовской продажной крышей.
В общем, Шкода попал между молотом и наковальней, поскольку теперь становился не воровским аристократом, а обычной зоновской сявкой на побегушках у Механика.
Стало быть, предстоял длительный тяжёлый процесс вписывания в бандитскую среду, где необходимо заново попасть в колоду, доказывать права в хате и на зоне, где за ним станут бдительно следить, пытаясь поймать на малейшем косяке.
Об этом размышлял Санёк, несостоявшийся смотрящий по отряду, подруливая к бараку. В дверях он столкнулся с бугром: "Ну как, Заноза, фраернули тебя? Банан вонючий воткнули? А ты нахрапом хотел в положенцы залесть? Щас засохни и не лезь в пузырёк.
- Тебе, парашник, какая печаль?
- За метлой следи, баклан! На данный момент ты никто, бегало мелкое у пахана. Кончился твой фарт, заноза в жопе.
- Поглядим ещё, кто блатяк, а кто босяк.
- Ты, падла, не борзей! Тут болтунов нету! Тяни зону правильно, паши как все, не то в чепушилы загремишь.
- Сам ты, чушок! Подстилка ментовская!
- Ты ещё на цирлах лебезить передо мной станешь.
- Хайло заткни, гнида!
- Куда баллоны катишь? Хорош фраериться! Тут маза не прокатит. Ты теперь - шестёрка.
Санёк налил бычьей краской зенки, зло сплюнул сквозь прокуренные зубы и прошмыгнул в барак, снял грязный ватник и, хмурый, уселся за стол. Трубочку никто не предлагал, самовар не ставили, сочувствовать даже не пытались: мужики были довольны, ведь урки унизили своего, пархатые уверовали в то, что махровый антисемит Шкодин не тронет их, а бродяги в душе радовались, потому как одним конкурентом на зоне станет меньше. Всем клёво, только Шкоде муторно, однако таковы волчьи законы воровского мира: вчера ты на самой лучшей шконке, а сегодня - почти под нарами.
Он ясно осознал, что повёл себя не правильно с самого начала, понял, что за Корейца не стоило рот разевать, и надо было тише держаться на сходке, может быть, сейчас он находился бы в другом положении.
Молчаливое презрение сидельцев достигло апогея, и один из блатных дерзко высказался: "Значит, ты, Заноза, хрюкало в натуре? Позырим, чего Механик забазарит апосля, а то ты ещё прописку обязательную не проканал, в зэки не принят".
Санёк сидел, набычавшись. Что он мог возразить этим гнидам, чем мог ответить в своё оправдание. Он сам много раз садистски издевался над вновь прибывшими, всячески унижал букварей, глумился над ними с остервенением.
Тем временем элитная воровская шобла гужевалась в кочегарке. Все, в том числе и Механик, давно забыли про Шкоду - Занозу. Вокруг стола шестерили покорные валеты, доставая новые пузыри с водярой, выставляя разнообразную вкусную жрачку. Разухабистая бухаловка продолжалась на всю катушку.
"Бяша, хорош валандаться, тащи водяры", - орал отупевший Гиви, - "И сладких вафлюшек не забудь, халдей!".
Подняв из тарелки с солёными огурцами пьяную небритую харю, Верёвка пролепетал: "Гони сюда массовиков - затейников, щас весёлка начнётся. Пусть сбацают, чтоб душа сначала открылась, а потом закрылась".
"Эй, баклан, саблю распахни! Дыхать нечем, навоняли тут лаптями", - подал голос авторитетный вор Солёный.
Сразу несколько блатных принялись тереть между собой за давнишние косяки на повышенных тонах, междусобойчик конкретно вырвался из под контроля, сходняк скатился в беспредельный быдлячий балаган и полетел в тревожную ночь.
Начальник колонии подгрёб к открытой форточке, закурил дорогую сигарету и прислушался, любовно погладив оттопыренный боковой карман с хрустящими баксами. Со стороны кочегарки ещё долго слышался пьяный шум и гвалт.
"Опять урки гужуются. Ладно, пусть побузят немного до утра", - подумал полковник и с шумом захлопнул форточку, - "Если бы не они, то на зоне давно началась бы кровая буча".

P. S. Любое совпадение имён и фактов считать вымыслом автора.