Жизнь постепенно возвращалась в нормальное состояние. Отец снова вернулся на свою старую работу трубочиста. Карточная система сохранялась, по-моему, до лета 47 года. Сразу была проведена и денежная реформа. До отмены хлебных карточек все равно было голодно. Продукты питания появились на рынках, но все было очень дорого. Не по карману трубочиста. Я снова стал ходить в свою старую библиотеку и читать, как говорится, запоем. Читал я быстро и много. Начал пытаться читать книги на русском, имея довольно скудный запас русских слов.
Познакомился со своим молочным братом. Звали его Нодар. Мне ровесник. Хороший, воспитанный мальчик. Они жили буквально под оперным театром. Около оперного театра с правой стороны есть улица, которая уходит ниже. Вот они там и жили. А познакомились мы с помощью его матери. Как-то раз мать послала меня на дезертирский базар, где работала мать Нодари в санэпидстанции. Она, мол, даст мясо. Она мясные изделия проверяла. Она мне дала их адрес и сказала, что будет рада, если я познакомлюсь с ее сыном. Я начал ездить к нему по выходным. Далее я уже рассказывал, как через Нодари познакомился с оперной музыкой, что сыграло серьезную роль в моем культурном развитии. В этом плане я очень ему благодарен.
В классе я стал лучшим учеником и, прямо скажем, я не старался учиться лучше, и не ставил себе такую задачу. Одноклассники начали часто обращаться ко мне за разъяснением разных вопросов. А потом уже их знакомые приходили ко мне домой, чтоб я оказал им помощь в писании сочинении по грузинской литературе. Конечно, по соседству жили соседки девушки, но я ни на кого не обращал внимание. Во-первых, у меня на них не было времени. Все свободное время я отдавал чтению. Во-вторых, для того чтобы подойти к девушке надо быть хотя бы одетым прилично. О моей одежде нельзя было это сказать. И потом ощущение, что я очень бедный, заглушало всякое желание обращать внимание на девушек. Хотя природа требовала свое и я это чувствовал.
В 47 году в нашу хавиру поставили радио. Такую небольшую коробочку. Это было счастье. Радио мне дало музыкальное образование. Я с восхищением вспоминаю радиопрограмму тех времен. Русская, грузинская, зарубежная классическая музыка. Народные песни грузинские, русские, украинские и т. д. Я заслушивался. Особенно, когда дома никого не было. А такое бывало часто с 15 и до 18 часов. А мне, как-то совершенно случайно, посчастливилось в летный тихий лунный вечер, дома никого нет, и я прослушал оперу Риголетто в исполнении Миланских оперных певцов.
В 47м году в нашем классе появился новый ученик Отари Гоциридзе. Оказалось, что он сын учительницы химии Маро Варламишвили. Я не придал значение появлению нового ученика в нашем классе, но зато Маро Варламишвили обратила внимание на меня. Отари учился хорошо, но у него не хватало, так же как у других, усидчивости и настойчивости при решении сложных математических упражнений. Маро захотела сблизить своего сына с бедным, но более организованным и физический сильным учеником. В Тбилиси все-таки было полно хулиганов. А Отари до этого учился в деревне.
Проблема Отари заключалась в том, что ему надо было объязательно попасть в медицинский институт. Но в советское время в Тбилиси попасть по экзаменам в медицинский институт было невозможно. Только за большие деньги. Врач всегда лечит больного персонально. А в Грузии, как и на всем Кавказе, есть традиция. Ты мне сделал хорошо и я должен сделать тебе хорошо. И за лечение врач персонально получал вознаграждение деньгами. Поэтому поступить в мединститут было сложно. Медалист поступал свободно, без экзаменов. Вот поэтому Отари должен был стать кандидатом на медаль. И думаю, что особое внимание ко мне со стороны Варламишвили было вызвано именно этим. Но когда семья Гоциридзе узнала меня ближе, они действительно прониклись ко мне с уважением и обращались ко мне как с близким родственником. Я у них бывал очень часто.Обычно после занятии мы с Отари шли к нему домой, чтобы подготовить уроки для следующего дня. Я как бы был организующей силой этой подготовки. Унас получилось интересное сочетание. В математике, физике, химии основные направление решал я, а более тонкие вопросы лучше решал Отари. Ну а в раскрытии значений истрических фактов, социально-политческое значение художественных произведений тут, конечно, проблемы решал я. Все у на получалось согласованно и ритмично. Семья Гоциридзе дала мне много в отношении культуры. Я многому научился в этой семье. Даже таким вопросам как сидеть при бесседе, как принимать пищу, как вести себя, скажем, когда с гостями. Мои родители меня этому научить не могли. Вести себя культурно, вежливо я учился у семьи Гоциридзе. И надо сказать что они очень бережно относились к моему самолюбию. Бабушка Отари мне много говорила о грузинской музыке ее времени. Она была матерью Маро. Вообще, семья Гоциридзе очень просветила меня и в области классической музыки. Грузинской оперной музыки. Потом, когда я устроил свою Женечку в вечерную школу, то Маро очень помогала ей. Маро там преподавала. Школа находилась рядом с их домом. Они и мою Женечку принимали очень тепло. Но главный мои воспитатель а этой семье был их отец, Гоциридзе Александр Михаилович. Доктор медицинских наук по проблемам физиологии. Замечательный человек. Он со мной разговаривал не с высоты своего положения, а как равный с равным. Он сам из бедной семьи и сам пробил себе дорогу.
Помнится, в 48м году Маро попросила меня поехать с ней в ее родную деревню в Имерети. Эта Западная Гоузия сразу за Сурамским хребтом. По-моему и Отари тоже ехал с нами. Я впервые видел такую красивую природу. Горы не очень высокие, в разнообразном переплетении. Все покрыто густой зеленью, речка несущаяся между гор. Имеретинская деревня тоже отличается от восточно грузинских деревень. На востоке более плотно заселяются. Чувствуется сосед. В Имеретии дома не невысоких сваях с огороженными двориками стоят на большем расстоянии. Все это смотриться очень красиво. Это родина Маро. И у них оказывается здесь есть небольшой участок и виноградник и она меня привезла сюда помочь собрать виноград. Мне очень нравятся виноградники. Нравится смотреть на кисть винограда, свисающую с лозы. Это рождает какие-то романтические мысли в моей голове. Мне всегда жаль, когда вижу такую красоту брошенную в корзину. Почему-то с кистью винграда у меня возникают мысли о вечности, о чем-то глубоком, серьезном. Собирая виноград, я старался быть осторожным и не навредить кисти винограда. Хотя я знал, что мы их собираем для того, чтоб получить виноградный сок. Мы собрали черный виноград. И надо было помыть ноги, чтобы его отжать. Маро собиралась мыть мне ноги. Я не допустил. Я не мог согласиься, чтобы учительница мылы мне ноги. Мы с Отари начали давить ногами виноград. Сок лился в подземний кувшин. Часа два мы работали.
У бабушки Отари были пластинки с записью грузинских романсов в исполнении выдающегося грузинского певца Вано Сараджашили. Мне они очень нравились. Вообще, у грузин замечательние романсы. Но как говорится, все когда-то кончается. И наше общение с Отари тоже закончилось. Дело в том, что кандидатом золотой медали был уже объявлен я. Отари не тянул на то, чтобы меня перегнать. Конечно, его мать Маро могла написать мне четверку по химии я уже не стал бы кандидатом. Она могла, но она это не сделала. И чтобы получить медаль для мединститута Отари в 11 класс отправили в деревню его отца в Кахети. Но мое общение с семей Гоциридзе не прекратилось Я общался с ними регулярно и они всегда были рады меня видеть.
В 47м году отменили карточки. Бери хлеб сколько хочешь. Я в этот день, наверно, больше киллограмма хлеба съел. И еще прошла реформа денег: 19 рублей стали 1 рубль. И цены на товар снизились в таком же порядке. То есть, народ не ограбили как в девяностые годы.
Жили мы так же бедно. Отец работал трубочистом. Как-то в летние канкулы я решил помочь ему в работе и пошел вместе с ним на работу. Я, молодой, физический не слабый юноша, смертельно устал к концу дня. Это сколько раз надо подниматься и спускаться на крышу и с крыши. Там столько разных поворотов, разворотов, что надо иметь железные ноги, чтоб все это выдержать. А отец выдерживал. Правда, он много раз падал и даже серьезно. Отлежался в больнице и сново туда. Крепкий был мужик и не только на работе. И ходок был очень наглый.
Сестры учились в одном классе и когда Ламара плохо знала урок, то вместо нее выходила Изольда. Оценку ставили Ламаре. Учителя не могли их различать. Шалико чем-то занимался со своим другом Валико, в последствии алкоголиком. Но в 47м году я заставил его поступить в Индустриальный техникум. Он не хотел и боялся, что не сдаст экзамены. Я пообещал ему, что за лето я его подготовлю. Послушался. Все лето я готовил его к экзаменам. Подготовил и он поступил в техникум. Потом уже в сельхозинституте он сам сдал экзамены и поступил. В эти годы, несмотря на занятость всякого рода я много читал. Виктор Гюго, Эмиль Золя, Жерминал, Бальзак, Ги де Мопасан, Чарльз Дикенс, Джек Лондон... Надо остановиться. Всех уже не могу перечислять. Их было очень много и многих уже не помню. Но помню, что закончив «Униженные и оскорбленные» Достоевского и «Отверженные» Гюго у меня у 19 летнего осетина слезы текли с глаз. Я читал много. Мне было интересно, что происходило и как то или иное событие окончивалось. Но плохо было то, что я не понимал социально-политических идей, заложенных в этих произведениях и не понимал полное значение этих великих произведении. И некому было мне это разъяснить. А дальше объяснение значения этих произведений мы получали только с точки зрения марксизма—ленинизма. Что сильно ограничивало восприятие тех идей, которые были заложены в этих гениальных произведениях. И к сожалению, ко многим писателям, даже не читая их, у меня складывалось отрицательное отношение.Это был серьезный минус социализма. Я сейчас уже не помню, ездил ли регулярно, каждое лето в эти годы в свою родную деревню или нет, но помню, что каждое лето мы с Гогия Кавтиашвили искали работу на стройках, чтобы заработать немного денег, чтобы купить одежду. Работали, но зарабатывали мало. Работа на стройках ценилась очень низко. Тем более, что мы выполняли работу, в основном, с лопатой или с киркой. То есть не высокого качества. Наша школьная группа и летом продолжала встречаться. Чаще всего встречались мы с Ушанги Ломидзе .Родители уже не контролировали, куду я пошел и когда я приду. Конечно, нам всем одновременно находиться в нашей конуре было тесно. Летом, как правило, я спал во дворе. В пригороде Тбилиси у многих были маленькие дворики и многие летом спали там. И я спал на постели прямо на земле.
Вот в такой обстановке весной 1948го года, возвращаясь со школы, я вдруг увидел на балкончике нашего соседа Шаша девушку. Грузиночка с длинными черными густыми косами. И она смотрит на меня. Мне показалось, что во дворике стало как-то светло. Что-то в сердце у меня йокнуло. Сказать, что я почувствовал первую любовь, это будет не правдой. Но я почувствовал, что она приехала ко мне. Мы молча поздоровались кивком головы, и я зашел в свою конуру. Я узнал. Эта была Женя, с которой мы первый раз встречались в марте 1943 года на поминках ее отца, погибшего на фронте и похороненого в Западной Грузии в Цхалтубо. Ее мать вышла замуж за нашего соседа Шашу еще год тому назад и сейчас приехала с дочкой жить в наш двор. Все это я пишу на девяносто третьем году свое жизни и, конечно, многое не помню. Но я, увидев ее, решил, что она приехала ко мне и моя обязанность защищать эту девушку от любой опасности, которая может ей грозить в городе Тбилиси. Вот что я решил с ее появлением в нашем дворике.
Я часто потом задавал себе вопрос, почему у меня к Жене возникло такое нежное чувство. Дело не только в ее красивой внешности. Все-таки в ней было что-то такое, что меня привлекало к ней. Может то, что в своей семье я ни от кого не чувствовал любовь. Хотя я все время старался делать что-то хорошее для каждого из них. Возможно, я впервые почувствовал любовь другого человека к себе. И не только любовь, а восхищение. Она беспрекословно выполняла какие-то мои простые пожелания. От нее шло тепло и мне все время хотелось быть с ней. У нее тоже отношения с мамой было не очень близкие. Младшая сестра Циала 38го года рождения жила и росла у сестры матери в деревне Дзеглеви около Ленингори, в горах. Брат Виктор 33 г.р. был брошен на произвол судьбы, там же в деревне. Женя очень любили брата Виктора. Потом, спустя много лет, я тоже очень сблизился с семьей Виктора. Он очень гордился мной и очень уважал мою семью. Но сказать, что мы с Женей любим друг друга, мне это в голову не приходило. Сестры мои быстро нашли с ней общий язык. Я уже говорил, что дворик маленький и все жили как родственники. Женя тоже быстро сблизилась с нашей семьей. Иногда даже убирала комнату, мыла полы. Мне даже показалось, что Шалико ей нравился больше, чем я. Но это было не так. Шамиль для нее становился незаменимым.