Предисловие.
В фельетоне "Малый бизнес" все фамилии, адреса и явки такие, какие они есть. В этом фамилии и имена изменены. Но всё, что описано, правда. Так получилось, что в одно и тоже время мне пришлось побывать в шкуре пострадавшего от УК и одновременно в шкуре Председателя ТСЖ, что в принципе, та же управляйка.
"Малый бизнес" будет вторая часть. Но позже. Пока новостей нет. Иск в суд подан. Электричества нет)
Председатель.
Переехав в Москву, я неожиданно стал председателем правления ТСЖ дома, в котором мы купили квартиру. Оказывается, меня избрали на общем собрании жильцов.
– Так это... вы же меня совсем не знаете, – растерянно сказал я бухгалтеру ТСЖ Кате Кошкоедовой, сообщившей мне эту радостную весть. – У меня и времени нет на общественную деятельность. У меня дети, жена и тёща. Мне даже некогда сейчас рассказ написать.
– Да вам и делать ничего не надо, – замахала руками Катерина, – у нас и так всё работает как часы. Вам только документы подписывать надо, чтобы люди зарплату получали. И за вашу должность в ТСЖ мы вам тоже заплатим в конце года. Аж двести пятьдесят тысяч.
– Мне денег не надо, – ляпнул я, – у меня есть.
Приобретённый с годами опыт подсказывал мне следующее: когда говорят, что делать ничего не надо и за это ещё будут платить, то это неправда, не бывает такого. Или вкалывать придётся, или ничего не заплатят, а возможно, и то и другое вместе.
– Надо оформить вас в банке, – продолжала гнуть свою линию бухгалтер. – Мне зарплату надо платить дворникам, охране, диспетчерам, а я не могу. У них у всех семьи. И вообще, мы никогда людям выплаты не задерживали.
Рассказы о голодных детях, чьи родители по моей вине не могут получить деньги, растопили моё сердце, и я согласился попредседательствовать. Правда, позднее выяснилось, что зарплату можно было получить и без моего участия, но это было уже неважно.
Избрали меня в конце января, а до середины марта я мотался между двумя странами. Периодически я заходил в диспетчерскую, где располагались Катя, управляющий Влад и дежурный диспетчер дома. Там я подписывал бумаги, которые мне подсовывала бухгалтер, и с чувством выполненного долга отправлялся к себе в квартиру.
И вот я окончательно переехал, став москвичом. На собрании правления ТСЖ я познакомился с членами правления и ревизором.
Выяснилось, что денег в кассе и на счёте нашего товарищества нет. Зато есть долг в два с половиной миллиона, который выплачивается каждый месяц по триста тысяч. Через год долга не будет, но пока он есть, поэтому покраска фасада дома, заделывание протечек в подземном гараже и замена обветшавших дверей в подъездах откладываются на год или на два.
– Надо где-то заработать деньги, – сказал мой заместитель Иван Иванович Брызглов. Невысокого роста, кругленький, как мячик, он был всегда одет в какой-то спортивный засаленный костюм, и ещё от него постоянно пахло чем-то тухлым.
– Сначала надо оптимизировать расходы, – подала голос бизнес-леди по имени Жанна. Она была брюнеткой, одетой во всё чёрное: блузку, кожаные штаны и сапожки. Причём лицо у неё было ослепительно белым, как будто годами не видевшим солнечного света. Если она начинала говорить, то делала это без умолку и восторженно, словно сообщала всем какие-то очень важные новости. Но сейчас поговорить ей не удалось.
– Есть у меня одна идея, – произнёс старейший член правления Самуил Иванович Кац и многозначительно посмотрел на нас. – Можем заработать кучу денег. Мне с этого ни копейки не надо. Для нашего дома ничего не жалко.
Он носил серый пиджак в полоску и клетчатый носовой платок, в который сморкался каждые полчаса, при этом багровея и закатывая глаза.
– Ну говорите же быстрее, говорите, – попросила самый молодой член нашего правления Наденька Дурова. Она представляла собой нежное создание с доверчиво распахнутыми огромными глазами на румяном личике. Лет, правда, этому созданию было примерно сорок или даже сорок пять.
– У меня есть знакомый, который связан с рекламщиками, – сообщил Самуил Иванович. – Эти люди ставят телевизоры в лифтах и платят деньги за просмотр рекламы. Гениальное изобретение! Человек едет в лифте и смотрит рекламу, а потом бежит покупать то, что увидел на экране. У нас пять подъездов, а значит, и пять лифтовых кабин.
Кац обвёл нас победоносным взглядом.
– Извините, – вклинился я в разговор, – но у нас пятиэтажный дом, и в каждом подъезде только по десять квартир.
– В первом и пятом подъездах – по двадцать квартир, – перебил меня ревизор, длинный сутулящийся субъект с унылым выражением лица. Как его зовут, я не запомнил. Кто-то говорил мне его имя, но оно вылетело у меня из головы, а переспросить было неудобно. Да и называли его все почему-то не по имени, а просто «ревизор».
– Не прокатит, – усомнилась Жанна. – Слишком мало квартир на один лифт: хоть десять, хоть двадцать. Никто нас подключать не будет.
– А что вы мне хамите? – вдруг возбудился Самуил Иванович. – Я старше вас на двадцать лет!
– А почему вы указываете мой возраст? – зашипела Жанна. – Это что за новые правила поведения –возраст женщины озвучивать?
– Я просто предложил заработать денег для дома, – почти закричал Кац, – а вы сразу же хамите. Хамка!
– Сам хам, – огрызнулась брюнетка. – Вместо фантазий о телевизоре в лифте давайте лучше переведём всех на самозанятость. У нас на одни налоги уходит три сотни. Сэкономим на налогах и через полгода сделаем ремонт фасада.
– Нет, – твёрдо сказал ревизор, – посадят.
– Все так делают, – парировала Жанна. – Куда ни плюнь, везде самозанятые. И что-то никого не посадили. Это вообще-то оптимизация налогов. Всё законно.
– Нет, – повторил ревизор. – Посадят. Или так по шапке надают, что неповадно будет.
До конца нашего первого заседания члены правления переругивались друг с другом, а потом я сказал:
– Предлагаю изучить вопрос получения дополнительной прибыли и оптимизации расходов. Я же пока ознакомлюсь с тем, что у нас тут вообще происходит.
На том и порешили.
Знакомиться с происходящим я начал буквально на следующий день. Для начала запросил финансовую документацию у Кати. Затем сходил в управляющие компании соседних домов, чтобы понять, как это всё работает.
У соседей, двух похожих друг на друга мужчин примерно моего возраста, я узнал довольно неприятную новость. Оказывается, лифтовое оборудование по закону меняется каждые 25 лет. Один лифт стоит минимум восемь миллионов рублей. А наш дом был построен в 1999 году, то есть до следующего года нам надо было найти сорок миллионов на все наши лифты.
– А можно обойтись просто капитальным ремонтом или ещё как-то? – спросил я, переваривая в мозгу эту гигантскую сумму.
– Можно, – ответили соседи, – но отсрочку дадут на год, и стоит это конских денег. Проще сразу поменять, экономически целесообразнее. А что, у вас фонда капитального строительства нет?
– Есть, – произнёс я, – но там минус. Долг там небольшой. Пара миллионов.
Соседи посмотрели на меня с сочувствием и посоветовали:
– А вы уточните у бывшего председателя правления про фонд капстроительства. Спросите, почему за двадцать четыре года не отложены средства на лифтовое хозяйство.
– А он уехал в Аргентину на ПМЖ, – сообщил я. – Сказал, что там климат для него благоприятный.
– Поздравляю, – сказал один из мужчин, тот, который пониже ростом, – вы козёл.
– За козла ответишь, – я сжал руку в кулак и сделал шаг в сторону собеседника.
– Не в том смысле, – остановил меня его коллега, ростом повыше. – Вы козёл отпущения. Да и всё ваше правление – такие же козлы.
– Большое спасибо, – ответил я и пожал руки двум специалистам коммунального хозяйства. – Вы открыли мне глаза на людей и козлов.
Я пошёл к нашему бухгалтеру и поинтересовался у неё:
– Катя, а почему мне никто не сказал про лифты?
– Так это все знают, – развела руками она. – В каждом лифте висит табличка с датой, до какого срока лифт работает. Вы разве не читали?
– Нет, не читал. Я обычно на стенках лифта матерные слова читаю, а на таблички я внимания не обращаю.
– У нас в лифтах нет матерных слов, у нас там чисто, – сообщила Катерина. – Кстати, на нашем подземном паркинге окотилась кошечка. Вам не нужен котёнок?
– Нет. У меня уже есть два рыжих котёнка. Всё свободное время уходит на них, – ответил я.
– Так то ваши дети, то другое, – попробовала уговорить меня бухгалтер. – А это котята. Три штуки осталось. Они такие милые, забавные. Ваши рыжики будут с ними играть.
– Катерина, – перебил я её, – а вот вы мне давали вчера подписывать документы. Среди них была бумага, что вы подменяете дворника. А я вот вас с метлой во дворе не видел. Или вы по ночам убираете двор и паркинг?
– Всё вы шутки шутите, – улыбнулась мне Катя. – Конечно, я ничего не убирала. Убирал Саша, наш второй дворник.
– А деньги получили вы? – уточнил я.
– А деньги получила я, – подтвердила бухгалтер. – Но я передала их Саше.
– А почему вы сразу ему не заплатили? – допытывался я.
– Потому что у нас фонд зарплаты, – ответила почему-то погрустневшая Катя.
– Насколько я помню по документам, – так же грустно сказал я, – вы замещали дворника и в январе, и в феврале. Тоже Саша за вас работал?
– Да, – тихо ответила Катерина. – Может, всё-таки возьмёте котёнка?
– Вы мне сделайте копии тех документов, где вы кого-то подменяли, – попросил я её и добавил: –Пожалуйста.
– Со всех подмен за всё время? – уточнила Катя.
– Со всех, которые были, – подтвердил я. – А также приказы о вашем приёме на работу и о размере зарплаты: как основной, так и дополнительной.
На следующий день бухгалтер Кошкоедова передала мне пухлую стопку бумаг. Из них выяснилось, что на работу её приняли девять лет назад с окладом в тридцать тысяч. Затем она взяла на свои хрупкие плечи должность делопроизводителя. К 2022 году её оклад с надбавками составил около ста тысяч.
Кроме того, Катерина в прошлом году вдруг начала замещать диспетчеров, которые уходили в отпуск, массово болели и вообще всячески старались отлынивать от работы. Она вставала на их место, и в среднем эта подработка давала ей ещё тридцать тысяч в месяц.
В этом году с диспетчерами всё устаканилось, но новая беда свалилась на наш дом: начали болеть и так же уходить в отпуска все два наших дворника. И Катя подменяла их, не жалея здоровья и личного времени.
– Катерина, – попросил я её, – напишите, пожалуйста, объяснительные по каждому факту получения вами денег за подработку и укажите, кто физически выполнял эту работу.
– У меня нет времени, – ответила мне бухгалтер.
– Котят раздаёте? – поинтересовался я.
– Их раздали в хорошие руки, через «Авито», – пояснила Катя. – Сейчас отчёт надо составлять, поэтому нет времени. Могу к следующему четвергу написать обо всех эпизодах. Через неделю.
– Хорошо, – сказал я, – приготовьте объяснительные к четвергу. А пока я объявляю вам выговор и снятие стимулирующей надбавки к зарплате за нарушение финансовой отчётности.
– Это всё? – спросила бухгалтер.
– Нет, не всё, – ответил я. – Предлагаю вам, Катерина, написать заявление по собственному желанию.
– А если не по собственному, то по статье уволите? – поинтересовалась она.
– Я вас не могу уволить, полномочий таких нет, – сообщил я. – Но вот попросить соответствующие службы проверить вашу деятельность вполне мне по силам. На мой взгляд, тут как минимум административка, а как максимум – реальный срок. Поэтому дружеский совет: давайте без шума и пыли вы уйдёте сама.
– Я подумаю, – ответила Катя и принялась составлять квартальный отчёт.
Мне не понравился тон, каким общалась со мной эта, на первый взгляд, хрупкая женщина. Ох как не понравился. Поэтому вечером, а точнее, уже ночью, когда домашние все уснули, я спустился вниз, в диспетчерскую. Дежурила Любочка – плотно сбитая высокая женщина, старше меня лет на пятнадцать.
– Скажите, Люба, – начал я, – а Катерина в прошлом году часто за диспетчеров смены сидела?
– Ни разу, – ответила та.
– А покажете мне наше хозяйство? – попросил я.
– Покажу, – согласилась Любочка, – всё равно у меня сейчас обход будет.
И мы пошли с ней осматривать подвальные помещения нашего пятиподъездного многоквартирного дома в Кунцево. Прошлись по подземному паркингу вдоль ряда спящих машин и повернули за угол. За нами увязалась чёрная кошка с зелёными глазами. Когда мы останавливались, кошка тоже замирала, садилась на задние лапы и старалась заглянуть мне в глаза.
– Чувствует начальство, – усмехнулась женщина. – У неё недавно котят отобрали. Она сидела несколько дней в углу, а теперь вот вас увидела и вылезла.
– Нет у меня твоих деток, – сказал я кошке и добавил, обращаясь к Любе: – А вот это что за дверь?
– Мастерская, – ответила она. – Тут у нас обитают электрик, сантехник и ещё кто-то.
– Ключи есть? – спросил я.
– А тут всё открыто, – доложила Любочка. – Ключи раньше были у нас, да все брали и не отдавали. Так что двери теперь открыты.
Мы зашли в мастерскую. Чего в ней только не было! И ящик, где лежали бутылки с растворителем, и чьи-то портянки, и части спиленных ножек от стульев, и огромные берёзовые веники, сваленные в кучу. Всё это было покрыто толстым слоем пыли и грязи.
Вышли оттуда и направились к следующей двери.
– Кладовка, – произнесла Люба.
Это была огромная комната, в дальнем углу которой были сложены чьи-то колёса от автомобиля «Порше», а остальное пространство занимали такие же берёзовые веники.
– А зачем нам столько веников? – уточнил я.
– Двор мести, – подумав, ответила женщина. – Их Катя закупила года три назад, а они никак не заканчиваются.
– Мяу, – подтвердила плетущаяся за нами кошка.
В других помещениях были обнаружены два дивана, обёрнутые в плёнку, несколько коробок с ламинатом, ещё один комплект колёс, но уже от «мерседеса», и огромное количество веников. Веники были везде.
Мы поднялись наверх. Между первым и вторым подъездом я заметил неприкрытую дверь, из-за которой пробивался свет, и спросил:
– А тут что?
– А тут Саша живёт, – пояснила Любочка.
Я подошёл ближе к двери. Рядом с ней были приколочены полочки и крючочки, на которых что-то лежало и висело. Я постучал. Дверь открылась.
На пороге стоял Саша – небритый и заметно пьяный мужчина неопределённого возраста. За его спиной виднелась небольшая лачуга площадью четыре-пять квадратных метров, почти вся занятая разложенным диваном, на котором вповалку было набросано постельное бельё и грязные вещи. Пахло всё это, мягко говоря, очень даже скверно.
– У меня не убрано, – сказал Саша и икнул.
– Отдыхайте, отдыхайте, – ответил я и попятился.
Вонь из Сашиной каморки потихоньку выливалась наружу и заполняла собой всё пространство. Мы с Любочкой вернулись в диспетчерскую.
– А второй дворник где живёт? – поинтересовался я, заранее зная ответ.
– В другой такой же комнатке, между четвёртым и пятым подъездом. Но у него почище. Он всё-таки женатый человек, – рассказала мне диспетчер.
– С ним жена живёт? – удивился я.
– Нет, – рассмеялась Люба. – Жена его в Узбекистане. Раз в год приезжает, на пару недель. А так он один. Очень трудолюбивый и отзывчивый парень. Катя к нему хорошо относится.
– Катю надо увольнять, – задумчиво проговорил я, – и людей из этих клетушек убирать. У нас крепостное право давным-давно отменили.
– Конечно, не моё дело, но это Катя вас хочет уволить, – почему-то шёпотом сообщила Любочка.
– Меня? – удивился я. – Но меня невозможно уволить. Меня можно только снять с председательства. И сделать это может общее собрание дома. Я на выборной должности.
– Я не знаю, на какой вы должности, – продолжила женщина, – но Катя сегодня весь день обзванивала жильцов нашего дома и рассказывала, какой вы плохой.
– Да пусть обзванивает, – усмехнулся я. – Кто она такая? Наёмный рабочий. Бухгалтер. Вероятнее всего, вороватый и глупый.
Но я зря недооценил Катерину Кошкоедову. Зря.
Она действительно обзвонила многих жильцов. Мало того, она связалась по телефону с бывшим управляющим, который в это время отдыхал в Таиланде, и тот помог своей подельнице: обзвонил оставшихся собственников, чьих номеров у Кати не было.
В общем, за выходные ненавидеть меня от всего сердца стал весь дом, кроме Жанны, которая как раз в пятницу улетела куда-то в Гималаи чистить карму или что-то ещё.
Наденька Дурова добавила меня в общедомовой чат в «Телеграме», где я узнал о себе много нового. Самыми безобидными высказываниями были слова «хам», «идиот» и «самодур».
А потом мне объявили, что 30 марта состоится расширенное заседание правления ТСЖ, где я должен буду отчитаться о проделанной работе и где планируется избрать нового председателя. Ревизор даже написал на моё имя заявление и вручил его мне собственноручно.
– У нас заседание назначено на 20 апреля, – напомнил я. – Переносить не вижу причин. Тем более Жанны нет. Она высоко в горах. Даже связаться с нами не сможет.
– Народ настаивает, – сказал ревизор. – Вы должны провести заседание.
– Я никому ничего не должен, – ответил я. – Но если народ настаивает, то давайте соберёмся, поговорим. Неофициально. Право назначать заседание правления принадлежит мне, и я его назначил на двадцатое. А так пошуметь, конечно же, пошумим. Чего не пошуметь-то? Может, я чего неправильно делаю, может, вы, а может, мы вместе.
Утром 30 марта, в четверг, я пришёл в диспетчерскую и попросил у Кати объяснительные.
– Я их не написала, – ответила она, – я на собрании всё скажу.
– Вы подчиняетесь мне, а не собранию, – заметил я, – поэтому объявляю вам строгий выговор с занесением. Вы не исполняете свои прямые обязанности.
Бухгалтер хотела что-то сказать, но не успела. В кабинет ворвался человек в костюме и утащил меня во двор.
– Меня зовут Александр, – представился он. – Я юрист по образованию и живу в этом доме с самого начала. Тут чёрт-те что творится. Воруют со времён стройки. Вы обратили внимание, что лифт не в гараж идёт, а только на первый этаж?
– Украли? – спросил я.
– А то, – задорно улыбнулся Александр. – И не только лифт. Но не это главное. Публика тут небедная живёт. Они все в основном на госслужбе работали, и поэтому думают, что всё само собой появляется. А дом обветшал. Надо хотя бы фасад покрасить. Надо в порядок двор привести. У нас тут были такие клумбы, такие клумбы...
– А от меня вы что хотите? – осторожно уточнил я.
– Боритесь! – воодушевлённо сказал юрист. – Надо перетрясти это сонное царство, иначе дом загнётся.
– А вы не хотите перетрясти? – поинтересовался я. – Например, вместо меня побыть председателем.
– Времени нет, у меня работа, – Александр сжал мою руку в районе локтя. – А тут времени много надо. И сил.
– И нервов, – добавил я и тоже пожал его локоть.
В три часа дня, как по мановению волшебной палочки, весь подъезд оказался заставлен стульями. Откуда они появились, неизвестно. Может, их прятали в зарослях берёзовых веников? Ещё откуда-то и стол притащили. Я уселся за него, обвёл взглядом сидевших напротив меня людей и сказал:
– Здравствуйте, товарищи!
Жильцы нескладно меня поприветствовали. Из знакомых мне лиц были только члены правления и Татьяна Ильинична (соседка с шестого этажа).
Затем к столу подошёл Кац, сел рядом со мной и начал:
– Открываем расширенное заседание правления нашего дорогого ТСЖ. На повестке один вопрос –переизбрание нашего председателя, который грубо нарушает наш замечательный Устав.
– А в чём именно заключается нарушение Устава? – поинтересовался я. – Ничего не нарушал. Вы всё врёте.
– Не перебивайте меня! – завизжал Самуил Иванович. – Хам и выскочка! Я старше вас, а вы меня перебиваете! Я никогда не вру!
– Молчу, молчу, – я достал из кармана смартфон, убрал звук и стал просматривать новости, вполуха слушая, о чём вещает Кац.
А говорил он о том, что я внедрился в роль председателя для того, чтобы погубить наш дом и потом перепродать его управляющей компании «Жилищник», и что моя задача – уволить всех преданных сотрудников, выгнав их из служебных помещений, которые они занимают много лет.
– А вы были в этих так называемых служебных помещениях? – я на минуту оторвался от смартфона.
– Не был, – отозвался Самуил Иванович, – но это неважно. Потом схожу, посмотрю. Тут главное то, что вы их увольняете, а увольнять вы не имеете права. Это прерогатива правления.
– Никого я не собирался увольнять, – сказал я, возвращаясь к смартфону. – Врёте вы всё.
– Ещё раз скажете, что я вру, я вам по лицу дам! – завёлся Кац. – Негодяй! Я по лицу больно дам, несмотря на разницу в возрасте!
Народ на стульях зашумел.
– Прекратите его провоцировать! – закричала Татьяна Ильинична. – Вы и есть настоящий хам. А ещё председатель...
– У нас разница не только в возрасте, но и в весовых категориях, – проворчал я. – Продолжайте, правдоборец вы наш.
И Кац продолжил: про бедную Катю, которая жизнь положила на служение дому; про дворников, которым нравится жить в служебных квартирах, и они плачут от того, что их выгоняют на улицу; про то, что охрана собирается в полном составе уволиться, так как невозможно терпеть вот такое.
Когда Самуил Иванович иссяк, слово взял я. Рассказал о вениках в подвале; о комнатушках без удобств для крепостных дворников; о финансовых махинациях бухгалтера; о том, что через год нам надо где-то брать сорок миллионов на лифтовое оборудование; о том, что штат и фонд заработной платы раздуты, а деньги тратятся бездумно на чёрт знает что; о том, что нет таких простых вещей, как должностные обязанности. Но лишь к концу своего доклада я понял, что делаю это зря. Меня никто не слушал. Скорее, всё уже давно решено.
Потом выступила Катя. Она трагическим голосом рассказала, что я преследую её, придираюсь по каждому пустяку, будто я груб, невоспитан и угрожаю ей следователем. В завершение своего выступления она попыталась заплакать, но почему-то это у неё не получилось. Видимо, от волнения.
Говорившие после неё люди отмечали Катин вклад в развитие дома и её заслуги, а некоторые даже предложили поощрить её премией. Лишь один Александр встал на мою защиту.
Через полтора часа все устали от речей, а у меня села батарейка на смартфоне. Тогда я сказал:
– Я за должность не держусь. Но пусть мне кто-нибудь объяснит, в чём заключаются грубые нарушения Устава с моей стороны?
– Он издевается над нами! – закричал Кац. – Да он просто издевается! Давайте его переизберём!
– Давайте, но только 20 апреля на очередном заседании правления ТСЖ, – заявил я. – Я даже сам сложу полномочия. Мне это председательство и даром не нужно.
– Правильно, не сдавайтесь! – крикнул мне откуда-то с задних рядов Александр.
– А давайте сейчас проведём собрание? – предложила скромно сидевшая в уголочке Дурова. – Чего ждать-то? Всё равно нас будет трое против двух. И народ вот на нашей стороне. Чего ждать?
– Действительно, чего ждать? – подумав, согласился я. – Заседание правления объявляю открытым. Кто за то, чтобы освободить Фёдорова Вадима Николаевича от должности председателя ТСЖ? Прошу голосовать только членов правления.
Я посмотрел на поднятые три руки. Поднял и свою.
– Принято единогласно, – сказал я.
– А с какой формулировкой? – спросил внезапно притихший Кац.
– Разочарование в людях, – произнёс я.
– Так некорректно, – заметил Брызглов. – Давайте другое. Например, из-за высокой загруженности и в связи со здоровьем.
– Давайте, – согласился я, после чего поднялся и ушёл к себе в квартиру.
– Ну что? – спросила меня жена. – Как прошло?
– Я изнутри увидел, как происходят цветные революции, – ответил я, обнимая любимую. – В общем, свергли меня в связи с пошатнувшимся здоровьем и очень высокой загруженностью.
– Ну и хорошо, – обрадовалась жена. – Вот и отлично. Зачем тебе это? Всё равно никто спасибо не скажет. А ты последнюю неделю спать плохо стал, хмурый, на детей вон кричишь. Кушать будешь? Я суп сварила с фрикадельками. Очень вкусно. Мама меня похвалила. Будешь?
– Буду, – сказал я. – Пусть сами дальше в демократов играют, без меня. Я и до этого не любил демократию, а теперь и подавно.
И я принялся с аппетитом есть суп.
***.