Бобик сидел в школе рядом с Алёной Облонской. Он знал её уже давно. Облонские жили в маленькой обветшалой даче с большим парком, который уже многие годы не знал ухода садовника. Крыши в конюшне и каретном сарае протекали. У них не было прислуги. Бобик как-то спросил Алёну, почему у них нет лошадей и прислуги, и почему её мама должна одна сама всё делать, даже варить и чистить. Алёна всегда смущалась от подобных вопросов.
– Мы совсем не нуждаемся в прислуге, и для чего нам лошади, когда рядом железная дорога.
Когда взрослые заводили разговор об Облонских, они многозначительно понижали голос, делали огорчённые лица, а если говорили об отце Облонском, качали головой и делали жест, как будто отправляли что-то в рот. Бобик спросил няню, что это значит, но она не смогла объяснить смысл этого движения. Ему ничего не оставалось, как спросить об этом у Алёны. Он не имел в виду ничего плохого, и Алёнина резкая реакция его напугала.
– Скажи, Алёна, что, собственно, происходит с твоим отцом? – спросил он, и при этом поднёс правую руку ко рту. Алёнино лицо перекосилось, крупные слёзы брызнули из глаз, она бросилась на него и стала колотить его своими маленькими кулачками.
– Собака ты паршивая! – кричала она, и колотила снова.
Нападение было так неожиданно, что Бобик не успел увернуться. Они повалились на песок. Наконец, она перестала его бить, явно сама испуганная своей стремительностью. Одежда Бобика была в грязи, на лице кровоточили длинные царапины. Ей вдруг стало его жалко.
– Мой отец лучший человек и лучший отец во всём мире! Я никому не дам его оскорблять! И, если даже мы бедны, мы от этого не хуже вас, Тарлецких или Кутузовых! И тебе такое вовсе не пристало! Бее-е! – она показала ему язык, и убежала.
Какое-то время она не приходила и не играла с ними. Потом они встретили её на улице и пригласили в парк играть. Никто не договаривался, но Алёне всегда доставались роли плохих или злых персонажей. В игре «небо и земля» она должна была играть чёрта, в «Гензель и Гретель» – ведьму, в «казаках и разбойниках» – полицейского. И она играла с ними. Не жалуясь, она бралась за плохие роли. Конечно, её приглашали на все детские праздники. И опять ей пришлось играть чёрта. Но на сей раз в неё действительно вселился чёрт, потому что она отказалась. Негромко, не протестуя, но тихим, полным отчаяния голосом она заявила:
– Я не хочу всегда быть этим дурацким чёртом! Я всегда с вами его играю. Я хочу тоже иногда быть Ангелом!
Они атаковали её требованиями не портить игру. Она так хорошо всегда играла чёрта! А у остальных были старые права на роль Ангела. Ну, а поскольку без чёрта какая же игра, дети стали уговаривать друг друга на эту роль, но все отказывались. Такую плохую роль никто не хотел играть. Растерянные, они стояли кружком.
Тут вышла Ядвига, и спросила, что они делают, и Бобик пожаловался, что Алёна не хочет быть чёртом. Алёна сидела одна на скамейке и дулась. Ядвига села к ней, обняла и спросила, как она себя чувствует. Тут Алёна начала тихо плакать, как будто у неё не было сил для плача. Она спрятала лицо в узких грязных ладошках. Ядвига гладила её по голове. Она инстинктивно поняла, что дети обижают ребёнка более бедных родителей. Она взяла её с собой, и пошла в парк. Дети остались растерянно стоять.
– Так! – сказал Бобик, – Теперь мы не можем играть в «небо и землю», раз у нас нет чёрта.
Вечером Ядвига серьёзно поговорила с Бобиком.
– Вы не должны к Алёне так придираться, это мучает бедняжку. Вы обижаете и унижаете её, а она вдвойне чувствительна, потому что они бедны.
– Но она не приглашает нас к себе, и у неё нет лошади, а она на наших катается, и она не так уж хорошо одета! Ну, и почему бы ей не сыграть чёрта?
– Ты должен понять, Бобик, что она не должна ничего такого делать из-за того, что она бедна. С каждым может приключиться беда, и он может стать бедным. Она хорошо воспитанная добрая девочка. К ней надо хорошо относиться. Я этого ожидаю от тебя и от всех вас.
– Но, мама, её отец …, – и Бобик поднял руку ко рту. Ядвига посмотрела на него уничтожающе.
– Фу, Бобик, как тебе не стыдно говорить такие пошлости! Ты бессердечный! Её отец беден и болен, и никто ему не помогает, только болтают о нём, вместо того, чтобы сделать что-нибудь хорошее. И вовсе не чудо, что он от всего этого пьёт! Лучше бы вы все, ты и няня, Лукина и Фрося, вместо того, чтобы перемалывать слухи, подумали бы, как им помочь!
– А как же можно им помочь, мамочка?
– Ты хоть раз в жизни сделал Алёне что-нибудь хорошее? Подарил ли ей что-нибудь, вёл себя по отношению к ней по-рыцарски?
Бобик потупился. Он хотел сказать, что ей давали покататься на лошадях и приглашали на праздники, и сразу понял, что это ещё нельзя назвать добрыми поступками.
– Могу я купить ей что-нибудь красивое на мои карманные деньги, мама?
– Конечно, можешь. Мы вместе пойдём и что-нибудь поищем.
В лавке они купили красивое платьице, и Бобик пошел к старенькой даче.
– Алёна! Алёнушка! – закричал он от ворот. Она показалась на широкой террасе, – Иди сюда! - крикнул он, и она подошла.
– Посмотри сюда, – сказал он, и протянул пакет, – это для тебя! – Она покраснела. Она была недоверчива, потому что дети уже её обманывали, чтобы подразнить и дарили ей пакеты, набитые тряпьём. Она аккуратно открыла пакет. Бобик, горя от нетерпения, помогал распутать шнурок. Когда красивое платье удалось распаковать, Алёна вспыхнула. Она его уронила и захлопала в ладоши от радости. Потом она посмотрела на Бобика неописуемо сияющим взором, обняла его и поцеловала в губы. Бобик затрепетал, и непривычно сладкое волнующее чувство охватило его душу.
Его ещё никто не целовал в губы. Он очень стеснялся, но это было так прекрасно, что он со своей стороны осторожно обнял Алёну и поцеловал в губы. Потом они побежали к террасе, где Алёнина мама готовила еду.
– Смотри, мама, что мне Бобик подарил!
– У тебя, что же, сегодня день рождения? – поддразнила мать. Алёна с платьем в руках исчезла, и через некоторое время появилась в нём. Бобик до тех пор не сознавал, что она хороша и мила.
– Ты выглядишь, как Алёна Прекрасная из сказки про Иванушку-дурачка! – Алёна покраснела. Бобик был ещё счастливей, чем она. Взявшись за руки, они гуляли в запущенном парке. Бобик чувствовал себя перенесённым в сказку, заколдованным принцем, Иваном-царевичем, а она была прекрасной принцессой Алёной, которую он любил, хотя бы весь мир был против этого. Где-то из-за мшистых древесных стволов выглядывал добрый Злой Волк. Прыгавшие вокруг белочки смотрели на них без страха и продолжали играть. Бобик и Алёна сели на обломки, бывшие когда-то скамейкой. Бобик гладил Алёнину руку и любовался её тонкими нежными пальцами. Всё к ней относившееся казалось превращенным. Это касалось и старого дома, и заросшего подлеском парка.
– Ты знаешь, ваш парк нравится мне гораздо больше, чем наш, который так вылизан, а тут сохранилось настоящее сказочное царство. Здесь можно было бы ещё лучше играть! Алёнушка, тебе не нужно больше играть роли чёрта и полицейского. Мы придумаем новые прекрасные игры! – Алёна пожала руку Бобика и положила голову ему на плечо.
Дети придумывали новые игры, которые хорошо начинались, но иногда заканчивались трагически. Однажды они собрались в маминой гостиной, что было категорически запрещено. Но повод был такой серьёзный и праздничный, что они несмотря ни на что, выбрали это место. Они ринулись в новую игру: свадьба Бобика и Алёны. Чтобы им никто не помешал, они заперли двери и говорили шепотом. О праздничном столе с мамой и няней было всё договорено, и были сделаны необходимые приготовления, но вопрос костюмов оставался открытым.
У Бобика был чёрный костюм, в котором он выглядел очень представительно. Вера надела своё белое тюлевое платье с огромным шлейфом. Васенька играл роль священника. Ему нужно было сделать шапку, как у попа. Бобику пришла идея. В шкафу у Карлуши был цилиндр. Если обрезать поля, получится то, что надо.
Сказано – сделано. Поля обрезали не очень ровно, но на голове у Васеньки шапка смотрелась очень хорошо. Васенькино лицо приобрело неожиданную значимость. Со стены сняли большой медный крест, а из конюшни принесли мочальную кисть, которой белили стены. Она была нужна, чтобы окроплять верующих святой водой. На плечи Васеньке накинули дамасское покрывало с рояля.
Не хватало шлейфа для Алёны. У мамы была чудесная накидка из брюссельских кружев, которую она надевала в исключительно торжественных случаях. Она была очень дорогая. Нет, нельзя. Тут Бобик обратил внимание на длинные красивые тюлевые гардины в салоне. Они были подходящими. Бобик залез на подоконник.
Васенька и Вера его поддерживали. Так высоко, как только он мог достать, он отрезал гардину большими ножницами. Получился прекрасный шлейф, свисавший, как королевская мантия. Алёна выглядела в нём, как принцесса из сказки. Все приготовления были сделаны. Тут Вера спросила:
– А ребёнок?
– Да, ребёнок, – сказала Алёна.
– Дети появляются уже после свадьбы, – авторитетно заявил поп Васенька.
– Не всегда, – возразил Бобик, – когда Марфа выходила замуж, ребёнок уже был.
Решили в качестве ребёнка взять терпеливую кошку Зизи. Её поймали, надели ей чепчик Вериной куклы и положили в кукольную коляску. Зизи не сопротивлялась.
Бобик и Алёна встали перед алтарём. Вера несла шлейф невесты. Коляска стояла справа от Алёны. Поп окропил всю компанию «святой водой» кистью, в которой были остатки извести, потом, имитируя глубокий бас, через который иногда прорывался природный дискант, запел: «Господи помилуй, Господи поми-и-луй!». – Бобик и Алёна должны были поцеловаться. Это было самым прекрасным во всей церемонии. Потом они троекратно обошли стол. Алёна запуталась в шлейфе, упала и толкнула стол. Ваза, в которой стояли розы, разбилась, вода пролилась на ковёр. Остатки вазы были быстро спрятаны в углу за консолью. Цветы взяла Алёна.
Праздничная процессия отправилась в парк. Впереди шел поп Васенька с тяжелым крестом в поднятой правой руке. За ним следовала Маруся, толкавшая коляску с терпеливой кошкой, потом рука об руку «молодожены». Бобик смотрел заботливо и счастливо в Алёнины сияющие глаза. Вера несла шлейф «невесты».
Они громко пели. Это не всегда были мелодичные духовные песни. Сначала было «Господи, помилуй …», потом «Прииде Иисус, будь нашим гостем…», потом утренняя молитва, которую они говорили перед уроками в школе, и наконец, «Господи, дай вечный мир его душе …». Настоящих свадебных песен они не знали, но и так всё было очень празднично. Процессия приблизилась к обычному месту игр.
Васенька мгновение промедлил, и Маруся въехала коляской ему в зад. Коляска перевернулась, Зизи выпрыгнула и закувыркалась в чепчике в зарослях рододендронов. Алёна наткнулась на Марусю и упала. Шлейф, который Вера крепко держала, сорвался с головы «невесты», и остолбеневшая Вера осталась стоять с ним в руках.
От свадебной церемонии они уже устали, и решили играть в вечеринку накануне свадьбы. Прелестная канава отделяла площадку от парка. Они начали прыгать через канаву. Это было несколько неудобно в их праздничных одеждах. Бобик никогда не мог понять, почему праздничная воскресная одежда такая узкая и неудобная. Они как птички прыгали туда-сюда.
Очень комично выглядела Вера в своём, покрытом извёсткой, платье с огромным шлейфом, который мотался при каждом прыжке. Все над этим смеялись. Она разозлилась. При очередном прыжке Вера поскользнулась и упала на затхлое дно канавы. Бобик и Васенька бросились её спасать, и сами увязли по колено в тине. Наконец, они вылезли наверх вместе с верещавшей Верой. Её нельзя было узнать. От праздничности ничего не осталось. Это был толстый орущий комок вонючей тины.
Как всегда, беда не пришла одна. Появилась няня звать к праздничному столу. Увидев, во что превратилась Вера, она громко закричала. Она хватала без разбору детей, до которых могла дотянуться, и шлёпала их по заднице. Это было не так уж и больно, но унизительно. Потом она осмотрела шлейф невесты. Взглядом знатока она определила его происхождение, потом перевела глаза на дамасское покрывало и на обрезанный Карлушин цилиндр.
И тут изо рта её полился поток путаных слов, которые не смог бы разъяснить и лучший лингвист. Некоторые слова выскакивали сразу по два, а то и по три одновременно. В качестве резолюции, она схватила пук крапивы, и приказала следовать за ней. Повесив головы, утомлённые, перепуганные, наполненные чувством вины, они топали за нею вслед.
Молча, с достоинством богини возмездия она показала Ядвиге грустные результаты свадебного праздника, и использованный живой и мёртвый инвентарь. Мама сделала очень строгое лицо, но не смогла долго сдерживаться. Сначала её глаза стали блестящими и весёлыми, потом сдвинулись уголки рта, и, наконец, она расхохоталась. После этого засмеялась и вся потрёпанная, извозившаяся в грязи компания. Больше всего мама смеялась над Карлушиным цилиндром. Она представила, как бы он в нём теперь выглядел.
Лёд был сломан. Детям было велено вымыться и переодеться. Потом начался прекрасный праздник. Бобик и Алёна сидели во главе стола, мама на другом конце. На прощанье Алёна обняла Бобика со всей страстью детского сердца. Они были счастливы.
----
Полное содержание статей в этом блоге по данной ссылке.
Пост знакомство - обо мне, о том, кто завел этот блог.
#пересказкниг #снемецкогонарусский #переводкниг #владимирлинденберг #философияоглавноем #мыслиобоге #историячеловека #линденберг #челищев #книги #чтопочитать #воспоминанияодетстве #лебедевад #лебедевалексейдмитриевич