Военная любовная лирика Павла Шубина — полузабытого поэта и фронтовика, участника Великой Отечественной и японской. Шубин — один из любимейших поэтов Захара.
Шубин (как и Захар) вырос на Верхнем Дону, в Липецкой области.
Павел Николаевич Шубин родился в 1914 году (в один год с дедом Захара — Семёном Захаровичем Прилепиным). Их деревни находятся неподалёку друг от друга: сверстники, они могли встречаться.
Шубин скоропостижно скончался 10 апреля 1951 года. Он прожил 37 лет: как Пушкин, Маяковский, Велимир Хлебников, Геннадий Шпаликов.
Обязательно прочитайте финальное стихотворение в подборке. Это сильнейшие стихи.
***
В АТАКЕ
Бросается снова за ротою рота
На страшный, на чёрный бугор,
Сквозь узкие щели немецкого дзота
Рычат пулемёты в упор.
Но мы и под пулями плеч не сутулим,
Ведь с нами — легка и быстра —
Навстречу победе, не кланяясь пулям,
Идёт молодая сестра.
И каждый далёкое милое имя
В душе произносит сейчас,
Как будто глазами её голубыми
Вся родина смотрит на нас.
21 октября 1942 г.
*
ЕДИНСТВЕННОМУ СЫНУ
Вот и любовь,
Что была — прошла,
Выпитая до дна.
Вот и виски у нас обожгла
Грустная седина.
*
Но,
Отчуждённый в полночный миг
Нашей любви земной,
К солнцу поднялся её двойник
Сразу — тобой и мной.
*
Вот он
На тонкие ножки встал,
Крохотный… вот такой…
Вот он
До неба в окне достал —
Утро поймал рукой.
*
Звонкий,
Кудрявый, как ручеёк,
Всюду лепечет он…
Пьёт
на путях
кипяток-чаёк
Воинский эшелон.
*
В темени
Гнёзда ракет висят,
Бомбы идут ко дну…
Если в минуте
Секунд — шестьдесят,
Дайте прожить одну!
*
Дайте сказать,
А потом — хоть в дым!..
— Маленькая. Моя.
Смерть подступает.
*
Но мы — победим,
Пусть умираю — я.
Сын! Мы растили его — своим…
Что же, родная, благословим!
*
26 июля 1942 г.
*
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Не в том, что ты была горда
Начало всех начал,
Не в том, что пела ты, когда
Я злился и молчал.
*
Да и не в кротости твоей
В какой-то нежный миг:
Другие были понежней —
Я не запомнил их…
*
И, если уж на то пошло,
Несчастным самым днём
Ни разу мне не повезло
В сочувствии твоём.
*
И если даже был я тих
И молчалив, как сом,
Когда от прихотей твоих
Всё мчалось колесом,
*
Тебя не трогали ни злость,
Ни жалоба моя,
И дело так тобой велось,
Как будто я — не я…
*
Одна, стараясь за троих,
Пугая и маня,
Клянусь, ты больше всех других
Помучила меня.
*
И если я, уставши ныть,
Без времени умру, —
Прошу друзей во всём винить
Твою со мной игру.
*
Мне было б лучше, может быть,
На это наплевать,
Себя забыть, тебя забыть,
Спокойно есть и спать…
*
Но дело в том, но дело в том, —
Как это объяснить?
Что в мире, без тебя — пустом,
Мне нечем было б жить…
*
И если б я свободен был
От всей возни с тобой,
Меня бы первый фриц убил
В мой самый первый бой.
*
Но я за тем, воюя год,
Не вписан в мёртвый счёт,
Что полон рот с тобой хлопот
И — предстоит ещё!
*
И я, зови иль не зови,
Но будет по сему, —
Опять вернусь к моей любви,
К мученью моему.
*
Встречая каждую зарю,
Как близкой встречи весть,
За то тебя благодарю,
Что ты на свете есть.
*
<Разъезд №9 под ст. Неболчи
12 декабря 1942 г.>
***
Когда я узнал под шрапнелью,
Кого мой свинец отыскал —
Лица над зелёной шинелью
Кровавый, небритый оскал,
*
Я вспомнил не Ялту ночную —
Гнездо самоцветных огней,
Где море касалось, ревнуя,
Твоих полудетских ступней,
*
А как я держал незнакомо
Комочек, пищавший в пуху,
В подъезде родильного дома
На мартовском талом снегу.
*
Беде, что ему угрожала,
Косматое сердце прошить
Свинцом или жалом кинжала, —
Для этого стоило жить!
*
17 октября 1942 г.
***
Память!
Всей своей далью и ширью
Ты лежишь перед этой строкой.
...Это было за быстрою Свирью,
Желтогривой лесною рекой.
*
Там ведут свои стаи на плёсы
Голоса лебедей-трубачей,
И бегут по лощинам берёзы,
Словно вестники белых ночей;
*
И, как гусли, поёт на откосе
Ветерком продуваемый лес,
Струны бронзовых мачтовых сосен
Натянув от земли до небес.
*
Только изредка хвойная тропка
Над водой, словно змейка, мелькнёт
И опять торопливо и робко
В неприметный нырнёт очерёт.
*
Даже конному суток не хватит
От деревни одной до другой:
На сто вёрст полусгнившие гати
Колесят по болотам дугой.
*
В тех лесах через тину и воду
Стлань стелили под звон топора
Мы, солдаты сапёрного взвода,
Прямоезжих дорог мастера;
*
Все подходы, пролёты закрыты,
Видит вражеский лётчик внизу
Голубую ольху, да ракиты,
Да клубимую ветром лозу.
*
А меж тем, хоронясь под листвою,
По настильным мостам через грязь
Мчатся ЗИСы гружёные, воя,
На крутых поворотах кренясь;
*
Тягачи, запряжённые в пушки,
Отжимают к кюветам солдат,
И мочальные тонкие стружки
Из-под танковых траков летят.
*
Льётся — шире ручьёв многоводных —
Сталь калёных штыков и стволов
На плацдармы позиций исходных
И на линию ближних тылов.
*
Может, завтра сосновые кроны
Срежет шквальный огонь-богатырь,
В наступленье пойдёт оборона
На челнах, на плотах через Свирь.
*
Вон уже подтянули понтоны —
Для моста стометровый пролёт;
Громыханьем басового тона
Соловьиный кустарник поёт.
*
Это близкого боя начало,
Разговор подступающих гроз.
Наш бревенчатый дзот у причала
Золотой медуницей порос.
*
Мы обжили его за три года,
И засечь нас враги не смогли,
Кончик хитрой трубы дымохода
Только ночью дымил из земли.
*
Но ловила зрачком амбразура
Каждый отблеск на свирской волне
И следила бессонно и хмуро
3а движеньем на той стороне.
*
И когда маннергеймовец тихо
Поднимался над сонной травой,
Чайки плакали через полмига
Над пробитой его головой.
*
А в ответ, заунывно и длинно
На рыдающей ноте провыв,
Били в берег за миною мина.
Поднимался за взрывами взрыв.
*
И казалось, кузнец многорукий
В сто кувалд по накату гвоздит:
Из щелей, завиваяся в струйки,
Прах песчаный плывёт-шелестит.
*
Так и шли без особых событий
Фронтовые обычные дни:
Полдень — снайперы бьют из укрытий,
Полночь — трасс пулемётных огни.
*
Но уже натянулась пружина,
Чтобы прянуть в смертельный бросок,
Разметать, размолоть белофинна
И втоптать его доты в песок.
*
Нам, бойцам, под землёю сырою
Год за годом сидеть не резон!
Было в маленьком дзоте нас трое,
Три сапёра — один гарнизон.
*
Сердце в сердце жила — не тужила
Неразлучная наша семья:
Я, орловец Иван Старожилов,
Ленинградец Заботкин Илья.
*
В волосах у Ильи — паутинки,
Первый, ранний мороз седины,
И глаза, словно синие льдинки,
Неулыбчивы и холодны.
*
Нам хоть изредка,
Поодиночке,
Отзывались друзей голоса,
А ему за три года — ни строчки,
Да и он никому не писал.
*
Но не раз замечал я украдкой,
Как, проснувшись ни свет ни заря,
Что-то он бормотал над тетрадкой,
Будто с кем-то живым говоря.
*
Ночью, в самый канун наступленья, —
Что там, слава иль смерть впереди? —
Прочитал он стихотворенье,
Словно вырвал его из груди.
*
Он глядел неподвижно в тетрадку,
Где была фотография той,
Чьих волос непокорная прядка
Завилась в завиток золотой.
*
«Тротуара широкие плиты
Чисто вымыты тёплым дождём,
Посидим у окошек открытых,
Соловьиной луны подождём.
*
За Невой, за прозрачностью водной —
Семафоры и дальний рожок.
Может, ты мне расскажешь сегодня,
Почему мне с тобой хорошо?
*
Эти пряди косы твоей тяжкой,
Этот горестный рот небольшой,
Почему они пахнут ромашкой,
Полевой васильковой межой?
*
В том краю, где заря вырезная,
Золотой на заре чернобыл,
Ты когда-то мне снилась, я знаю,
Я тогда ещё мальчиком был.
*
Будь же свято, мгновение встречи,
Наяву ты теперь, наяву!
И пред нами далече-далече
Сходит белая ночь на Неву.
*
И средь призрачных, зыбких качаний
Мелких волн переплеск в тишине...
Так и снял нас фотограф случайный —
Две обнявшихся тени в окне.
*
Потускневший любительский снимок,
Недопетая юность моя!
Он в болотах под бомбами вымок,
Обтрепались, потёрлись края.
*
Но ни в чём ни на миг не забыты,
Ночь и ты возникаете в нём...
И опять тротуарные плиты
Чисто вымыты тёплым дождём.
*
И тебя я целую и слышу
Нежный запах ромашки у рта...
Никогда я тебя не увижу,
Никогда. Никогда. Никогда.
*
Кто сказал, что осадной зимою
Заснежило твой гроб ледяной?
Ты — вот здесь, предо мной, ты со мною,
И — прозрачная ночь за стеной...»
*
<Разъезд №9 под ст. Неболчи
16 декабря 1942 г.>
