Найти тему
Картлис Цховреба

Грузин — Шете.

Шете... Я писал уже о нем, но сам он вряд ли будет против если напишу пару строк еще раз...

Не так давно в горах Грузии жил Шете Гулухаисдзе, известный наездник и храбрый воин. Жил он в Тушети (историческая область Грузии), а тогда был 19 век и грузины и даги не любили друг друга. Не любили легко сказано, они считались заклятыми врагами...

(Тушины - этнографическая группа грузин, живут в Тушети, что граничит с Дагестаном. Из грузин войну с Дагестаном в основном вели они, кахетинцы и картлийцы. )

А сейчас такая вот заметка о нем

"Эпизоды из Кавказской войны//Исторический вестник, № 6. 1896

Предводитель тушин Шете

«Множество сказок и анекдотов ходит в крае о беспредельной отваге этого племени, а в 40-х и 50-х годах героем рассказов являлся глава тушин, по имени Шоте — старик под 70 лет, бодрый как юноша и крепкий как сталь. Высокий, чуть не в три аршина ростом, сухой, немного сутуловатый, с большой вроде шишки бородавкой на сухом лице и выразительными огненными глазами, — он представлял из себя очень внушительную фигуру, ни перед чем и ни перед кем в бою не останавливающуюся. Вся Грузия, от младенца до старика, знала и чтила его, как замечательного героя, а для лезгин он служил страшилищем и пугалом. Хорошо известен он был и наместнику Кавказа, светлейшему князю Воронцову, и всегда им с почетом принимаем. У лезгин в каждой семье стращали детей во время их плача именем Шоте. Так, например, выдают за достоверное событие, что в дидойском ауле Хупро, в глухую ночь, в одной из сакель капризничал, заливаясь неугомонным плачем, 2-х летний ребенок. Мать, будучи не в состоянии унять ребенка, стала его стращать именем Шоте, но так как и это средство не помогало, то она, отворив окно, высунула в него ребенка головою вперед, сопровождая свое действие словами: «На, на, возьми его, Шоте», и младенец моментально затих. Успокоенная мать потянула ребенка в саклю и, о ужас — младенец оказался без головы. Эту немилосердную операцию совершил Шоте, в ожидании выхода из сакли кого-нибудь из взрослых, но подвернулся случай отрубить голову младенцу, и он не [802] поцеремонился отрубить ее. В погоню за Шоте бросился отец и старший сын, нагнали его тихо шедшим к окраине аула и вдвоем набросились на убийцу, но кровавая стычка длилась недолго, она окончилась смертью обоих нападающих лезгин. Односельчане нашли убитых без кистей правых рук.

Упомяну еще об одном случае, хорошо рисующем Шоте. как человека, не щадящего и своего собрата, если он оказывался нарушителем вкоренившихся в племени традиций: в одной из кровавых стычек с лезгинами небольшая партия тушин одержала верх, и бежавшие лезгины оставили на поле 17 трупов. Тогда же захвачено было тушинами стадо коров, к хвостам которых Шоте приказал привязать 17 лезгинских голов. Во время отрезания голов, один из тушин стал отрубать у мертвого лезгина правую руку и за эту операцию чуть не поплатился жизнью.

— Как ты смеешь резать руку! — закричал рассвирепевший Шоте, выхватывая из своих ножен саблю.

— Да ведь мы же убили их, — отвечал покорно 18-ти-летний тушин.

— Да, мы, но не ты, омерзительный мальчишка. Разве ты можешь указать, кого именно ты убил?

— Нет, не могу, они все убиты пулями.

— Ну, вот, то-то же щенок, а следовательно никто из нас не имеет права владеть руками убитых. Ты лично убей врага, понимаешь ли — лично, тогда и режь руку, а тут нельзя указать, кто кого убил. Быть может, убил его я, или кто другой, или же ты, но достоверно сказать, кто убил — нельзя. За такой поступок следовало бы отрубить тебе голову и привязать к 18-ой корове, но на этот раз я прощаю тебе, а если ты, щенок, что-нибудь подобное когда-нибудь сделаешь, то я лично зарежу тебя, как недостойного носить имя тушина. Заруби это себе на нос.

Рассказы о Шоте составили бы целый том бурной его жизни, переполненной отважными примерами, которым следовали все стекавшиеся под его знамя тушины. Появление Шоте перед неприятелем означало: «кровь, смерть и никому пощады». Он обратился в сказочного богатыря, перед мощною силою которого сокрушалось и уничтожалось все попадающееся на пути.

Нам приходилось гостить в его сакле, на стене которой, над дверями снаружи, красовались прибитыми 116 человеческих рук, лично им приобретенных в различных боях, набегах и засадах. Перед такой кровавой вывеской холодеет кровь и содрогается человек, но не горец, не обитатель диких кавказских трущоб, своеобычно смотрящий на мертвые руки, как на трофеи, переходящие от отца к сыну и сохраняющиеся им, как святыня, до тех пор, пока они истлеют.

Вот этот то именно Шоте со своей сотней тушин первым [803] ворвался в аул Тларата и, понятно, все жители поголовно были перебиты. Пощады не было ни женщинам, ни детям, но за то сам он понес невознаградимую потерю: его сын, 20-тилетний юноша, георгиевский кавалер и знаменосец в сотне, убит был наповал 24-х летним лезгином, защищавшим свою семью из 5 человек. Тушины оставили в живых этого лезгина для того, чтобы отдать ого в распоряжение Шоте.

После взятия аула Тларата войска расположились лагерем, и тотчас же приступлено было к погребению убитых и подаче помощи раненым, а затем закипела обычная лагерная стоянка, запылали костры с треножниками и артельными котлами, и послышалась веселая русская песня; одни только тушины были опечалены. Они угрюмо и молчаливо группировались около своего предводителя, храброго Шоте, который, сидя у трупа своего любимого сына, был по наружному виду спокоен, хотя навертывавшиеся слезы обличали его тяжелое горе. Тут же у трупа стоял покорно пленный лезгин, на которого по временам взглядывал старик Шоте.

— Ты убил его? — спросил, наконец, Шоте у пленного.

— Я, — отвечал лезгин.

— А он многих перебил?

— Зарезал моего отца и 4-х сестер.

— А тебя не удалось убить?

— Да, не удалось, я предупредил его удар выстрелом из пистолета.

— Ты знаешь свою участь?

— Знаю, — отвечал покорно лезгин, — мои минуты сочтены, но я прошу тебя, храбрый Шоте, будь великодушен так же, как ты храбр и отважен...

— Что ты хочешь сказать?

— Я прошу отпустить меня на короткое время под конвоем в аул отыскать трупы отца и 4-х сестер моих; я похороню их и не замедлю прийти, а затем убей меня ты, именно ты, собственноручно. Это моя предсмертная просьба, и если ты исполнишь ее, то оправдаешь свое имя страшного, но вместе с тем и великодушного человека.

— Подожди, — оказал Шоте и стал медленно раздевать мертвого сына.

Через несколько минут перед отцом лежал нагой сын его — красавец в полном смысле этого слова. Огнестрельная рана, из которой сочилась темная кровь, показывала, что пуля пробила сердце знаменосца. Мертвый юноша лежал, как заснувший, лицо его с едва пробивающейся бородою не утратило еще румянца, а полуоткрытый рот точно улыбался. У отца навертывались слезы, но он старательно скрывал их. Долго [804] всматривался он в мертвого сына, долго что-то обдумывал и, наконец, приступил к медленной и ужаснейшей операции: он вскрыл его и, вынув внутренности, приказал похоронит тотчас же, затем расчленил на мелкие части весь труп, посолил каждую часть отдельно и все это собственноручно уложил в переметные сумы.

— Георгий! — закричал он.

На зов прибежал тушин.

— Георгий, возьми эти останки и в сопровождении 4-х человек отвези ко мне. Там пусть жена и второй мой сын предадут его земле по нашему христианскому обряду.

— Теперь ночь, Шоте, не отправиться ли завтра чуть свет?

— Вот потому-то я тебя и посылаю, что теперь ночь, в течение которой вы успеете выбраться из опасной полосы. В эту ночь можно безопасно пройти, так как неприятель разбит и если обращает внимание, то никак не на наш тыл, а старается преградить нам путь впереди. Что же касается мелких партий, то вы с ними справитесь. Помни, Георгий, я поручаю тебе дорогие для меня останки.

— Больше не будет поручений?

— Нет. Собирайся сию минуту в путь.

Георгий при помощи других тушин стал поднимать переметные сумы.

— Положите на мою гнедую лошадь, — сказал в заключение Шоте. — Что же касается тебя, — обратился он к пленному лезгину, — я исполню твое желание только не сегодня, а завтра утром.

— Шоте! Неужели ты хочешь, чтобы я промучился всю ночь в ожидании смерти?

— Ты ошибаешься! Я сегодня не отпускаю тебя потому, что ты передашь лезгинам об отправлении тела моего сына домой и, разумеется, постараешься собрать большую шайку, чтобы перебить моих посланных.

— Как же я могу это сделать, будучи под конвоем?

— Ты не будешь под конвоем. Завтра утром я отпущу тебя на все четыре стороны.

Пленный лезгин не понимал слов Шоте, принимая их за злую насмешку.

— Жизнь моя в твоей власти, — сказал он, — разумеется, ты можешь и издеваться надо мною, но достойно ли известному Шоте глумиться над человеком, ожидающим смерти?

Собравшиеся около Шоте тушины молча смотрели на своего предводителя, предполагая, что смерть сына до того потрясла его, что он помешался.

— Я не шучу, не издеваюсь, да и убивать тебя не намерен, — прервал молчание Шоте, — тебя может теперь убить каждая [805] малолетняя девчонка потому, что ты безоружен. Ты по праву убил моего сына, уничтожившего всю твою семью. Ты защищал себя и защищал семью. Дружелюбно относится к тебе я не могу, но и убивать безоружного не желаю. Ступай завтра, куда хочешь, и постарайся не встречаться со мною. При встрече не пощажу. Возьмите его под стражу, — обратился Шоте к окружающим тешинам, — не смейте обижать, а завтра чуть свет отпустите.

Лезгин упал на колени перед Шоте и, захлебываясь от чувства благодарности, безмолвно протянул к нему руку.

— Прочь! Руки я не дам убийце моего сына, но отпустить должен по справедливости и совести. Да и вам, — обратился Шоте к тушинам, — советую быть справедливыми к своим врагам. Бейте и режьте вооруженных, а на беззащитного не поднимайте руки. Я один раз только в жизни убил в Хупро ребенка, но этот случай исключительный, он вызван был местью ко всем родным этого ребенка, я поклялся уничтожить всю семью и уничтожил ее.

В это время к Шоте подвели коня, навьюченного останками его сына. Он благоговейно перекрестил вьюк, павши на колени, прочел громко молитву и, несколько раз поцеловав переметные сумы, приказал Георгию идти, куда указано.»

*Речь идёт об этнических грузинах тушинах.

Небольшое пояснение.

В Тушети проживают две этнические группы: Первая коренные этнические грузины тушины, иначе известные "Чагма Тушины"

Вторая пришлое в Тушетию 16-17 веке вайнахи бацбийцы, известные как "Цова Тушины".

В данной тексте идёт речь об этнических грузинах "Чагма Тушинах".