Привет всем на канале Птица-муха!
Ловите скорее очередную историю про деда.
Замечательно летом в деревне! Очень мне нравилось гостить у бабушки с дедушкой, но было одно – но! В городе я каждый день ела мороженое, а в деревне – это было большой редкостью. Привозили, наверное, раз в месяц, не чаще. В городе другая моя бабушка, вручала мне бутылку из-под молока, я шла в приёмный пункт, сдавала, получала свои двадцать копеек и шла покупать мороженое за восемнадцать копеек.
Оставшиеся две копейки сдачи я всегда приносила бабушке. А в деревне не разгуляешься. Ни бутылки сдать, ни тебе мороженое купить. Но это так, лирическое отступление.
В один из дней дед Митрофан, проснувшись чуть позже обычного, решил перекурить до завтрака. Кинулся за папиросками, а папироски по всему полу летней кухни раскрошенные валяются, да ещё и все измусолены.
– Ет&ить тваю ни мать! Борька! Скатина така! Тольки вчера на ночь нову пачку открыл! – ругался дед на Борьку.
Борька смотрел на деда чистыми, невинными глазёнками. Мол, чего это ты? Ничего я не трогал! Сам, небось, измусолил, а на меня теперь всё свалить хочешь.
– Вот, чаво ты наделал? Хочь бы одну штучку оставил! – ругался дед, подметая полы. – Типерича до магазину бежать нада. Как я тибе без папироскав? Злыдня ты, Борька!
– Х-р-ю-ю!
– Поучи мине ещё, поучи! Када нада, тогда и брошу! Умничаить он мине тута! Жрать всяку гадасть тожа вредна, а ты жрёшь всё подряд!
– Х-р-ю!
– Сам ду&рак! – ответил дед Борьке, плюнул в сердцах и пошёл в магазин за папиросками.
По дороге ему встретилась бабка Дунька, заклятая подруга бабки Маши. Бабка была в неплохом настроении, поэтому первая задела деда Митрофана, и, как всегда, на свою голову.
– Здарова, Митрафан. Куды лыжи навострил?
– Здарова, Дуня. Да, вот иду до правления. Нюрка, писмоносица, передала, что председатель звал продовольственнай паёк получить. Ну, тама, колбаса сыракапчёна, дохтарская, банка чёрнай икры, оситринки капчёнай кусочик. Мол, мине, как заслужонному работнику полагаитьси. Вчера тольки из городу подвезли. Типерича Нюрка ходить, оповещаить тех, кому полагаитьси.
– Энта чаво жа такоя тваритьси? Люди добрыя! А? Чаво ж она тогда мимо мине прошла и ничаво ни сказала? Энта, что получаитьси? Ты – заслужонный, а я нет?
– Получаитьси так, раз мине Нюрка сказала. Ты жа учитывай, что я ещё и председатель обчества трезвости. Мине Иван Симёныч назначил. Ага. Сам лично приходил, просил. А ты говаришь!
Бабка Дуня раздувалась от негодования. Что за несправедливость такая!
– Ну я им тама покажу обчество трезвасти! Я тама с ими разберуси! Я им покажу, кто заслужонный, а кто незаслужонный! Они у мине тама получуть!
Бабка развернулась и поспешила на разборки, но по дороге решила заскочить к бабке Маше, прихватить её с собой для храбрости.
Про поход бабок в правление напишу в следующем рассказе, а сегодня – не об этом.
Дед похихикал и пошёл в магазин. В магазине было несколько оживлённее, чем обычно. В этот день, с утра пораньше, подвезли мороженое. Пломбир, по восемнадцать копеек. Деду оно было ни к чему, но, когда очередь подошла, он решил, что нужно всё же прикупить. Нас, детвору, угостить. Что, что, а то, что дед Митрофан никогда не был жадным, я помню очень хорошо.
– Здарова, Зина! – поприветствовал дед Зиночку, когда подошла его очередь.
– Здравствуй, дядь Митрофан.
– Мине папироскав пачки три и мароженав штук семь.
– Дядь Митрофан. Ты только вчера две пачки папирос утром покупал. Куды тибе столько? Много курить в твоем возрасте – совсем не хорошо!
– Да мы с Гришкай вчерась всю пачку скурили, а вторую борав мой сожрал! Зараза така!
– Смотри, дядь Митрофан, с куревом давай поаккуратнее, – наставляла деда заботливая Зиночка. – А мороженого тебе столько зачем?
– Да детишки окола мине крутютьси частенька, развликають, вот и угощу, пущай порадуюца, – ответел дед. – Ну, покедова, Зина.
– До свидания, дядь Митрофан.
После обеда, когда тень от сливы, росшей у забора деда Митрофана, упала на лавочку, дед вышел покурить и, может, перекинуться с кем-нибудь парой слов. Конечно же, мы, детвора, неподалёку игравшие в "Штандер", тут же облепили со всех сторон уникального и любимого нами деда.
Дед тут же вынес нам мороженое. Ледяное, из морозилки. Как мы были счастливы! Всё же детство – уникальная пора. Так мало было надо для счастья!
Не помню уже, что было дальше, но на следующий день Вовка не вышел. Заболел. Надежда Петровна, бабушка Вовки сказала, что у него, похоже, ангина. А потом в дверь деда Митрофана постучали.
– Митрофан, Митрофан, ты дома, чи не? – услышал дед встревоженный голос Петровны.
– Дома, Петровна, заходь, ни стесняйси.
– Митрофан, вот накормил ты мине Вовку мороженым! Вот удружил!
– Чаво тако?
– Чаво! Температура с утра под сорок и никак ни сбиваитьси. Чаво тольки ни делала. Раз сам мине подсуропил, сбегай за хфельдшарам? Приведи Гаврилыча. Скажешь, мол, плохо Вовке, бредить аж. Пущай быстрей бежить до нас. Сходишь?
– Ой, Петровна, канешна схожу, всё, беги до Вовки, и я побежал. Мигам ево приведу. Я жа ни думал, что так. Лето всё жа. Да и как? Всем детям дам морожена, а Вовке ни дам? Как так можна-то?
И дед побежал за Иваном Гавриловичем, а Петровна – к Вовке.
Услышав тревожный рассказ деда Митрофана, Гаврилыч бросил всё, страждущим приёма велел ждать, а сам побежал к Петровне. Дед, естественно, за ним.
Иван Гаврилович быстро осмотрел Вовку и подтвердил ангину.
– Петровна, сколько уже часов такая высокая температура?
– Да, Гаврилыч, уже часа, как два.
– Так чего ж ты тянула? – возмущался Гаврилыч.
– Дак, пыталаси сбить сама.
– Что давала?
– Дак, аспиринку с парацетамолкай, чаво ещё?
– Ага. И не помогло, значит.
– Не. Не помогло.
– Так, Петровна, водка есть в доме?
– Тольки самогонка.
– Самогонка – это хорошо, но водка – лучше!
– Ой, чаво энта водка лучше? Да лучше самогонки и нет ничаво… – встрял дед Митрофан, поскольку уж в этом вопросе, считал себя первым экспертом.
– Так, дядь Митрофан, а у тебя водка есть?
– Есть в заначки. Прикуплял для сестриного супружника.
– Тащи водку! – скомандовал фельдшер. – И побыстрее, дядь Митрофан. Видишь, Вовка совсем плохой.
Дед, услышав про Вовку и вспомнив, из-за чего тот заболел, вприпрыжку побежал до хаты, лишь бы ничего не случилось.
По пути он наткнулся на идущую куда-то бабку Машу. Та ещё издалека начала кричать что-то деду Митрофану. Тот только и услышал, что что-то про правление. Но ему было не до сварливой бабки.
– Не до тибе, Маня, сичас, ни до тибе! Тама у Петровны Вовка доходить, Гарилыч мине за водкай срочна послал. Апосля, Маша, апосля. И забежал в свой двор.
Бабка Машка, услышав про то, что Вовка помирает, а деда послали за водкой, рассудила всё по-своему. Уже через несколько минут бабка держала Нюрку за ремень её почтовой сумки и взахлёб рассказывала:
– Ой, Нюрка, ну, чаво энта делаитьси-то? Пацанёнак памираить, а Гаврилыч, заместа таво, чтобы ево спасать, Митрофана за водкай посылаить. Он ещё не приставилси, а они уже поминають! Нет, ну, как ты думаишь?
– Госпади, Божечки же маи! Вовка памираить? Да, чаво тако случиласи-то.
– А я, почём знаю! – ответила бабка Машка и, развернувшись, пошла дальше болтать по селу, оставив неприятно удивлённую Нюрку посреди пыльной дороги.
В этот момент дед Митрофан вбегал в дом к Петровне.
– Гаврилыч, на, вота, водка. Держи, - почти прокричал запыхавшийся дед.
– Так, Петровна, неси большую кружку, – скомандовал Гаврилыч.
Петровна принесла, Гаврилыч вылил всё содержимое бутылки в кружку. Дед Митрофан почесал голову, потоптался и решил, что дальнейшее зрелище не для него.
– Ну, Петровна, всё? Я тибе больша ни нужон? А то, ежели чаво, могу ещё куды-нибудь сбегать.
– Не, Митрофан, никуды не нада, спасиба за водку, потом ращщитаимси.
– Ты, чаво, Петровна, с ума сошла что ли? Чаво, мине для Вовки водки жалка? Тольки ничаво у вас ни получитьси, – сказал дед, уже выходя. – Вовка стольки ни выпьить! – и дед закрыл за собой дверь.
Петровна вопросительно посмотрела на Гаврилыча, а тот согнулся от смеха.
– Петровна… ой, не могу! Петровна, неси марлю, сейчас Вовку протирать будем… Ой, ну дед и отчебучил!
Петровна, несмотря на тревогу за внука, тоже не смогла удержаться от смеха.
Вовку протёрли водкой, температура пошла на спад, а Петровна мучалась вопросом, почему же самогонка-то не подошла. Гаврилыч распорядился контролировать Вовкину температуру и при её росте делать повторную процедуру. Он уже уходил, когда Петровна всё же решилась спросить, чем это его самогонка не устроила.
– Ну, Петровна, ты даёшь! – ответил Гаврилыч. – Вот ты знаешь, сколько в водке крепости?
– Сорак градусав.
– А в твоей самогонке?
– Не, не знаю, ни мерила я её, Гаврилыч.
– Вот именно. А, если градусов семьдесят, тогда, что? Развести? Как развести, если не знаешь, сколько изначально. А в водке точно – сорок, а, может, и чуть поменьше. Так что для дитя – только водка, запомни, Петровна! – заключил Иван Гаврилович, уже выходя из калитки.
Нюрка только что собиралась открыть калитку Петровны, чтобы узнать про Вовку, но не успела. Отскочила в сторону, и, соответственно, услышала только последние слова Гаврилыча.
– Петровна, чаво случиласи? Что с Вовкай-то? – затараторила Нюрка.
– Да теперича всё нормальна, Нюрка, спасиба водке. Помагла! Нюр, побегу я до Вовки, проснётси, нада бульонам покармить. Патома увидимси.
– Нада жа! Дитя – водкай! Кашмар! – пробурчала Нюрка и пошла дальше по своим рабочим делам.
А к вечеру по деревне пронеслись две волны новостей. Сначала бабка Машка всем рассказала, что Петровнин Вовка помирает, его уже и поминают, а вслед Нюрка разнесла весть, что всё, больше не помирает. Его Гаврилыч водкой отпоил!
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.