– Татьяна Михайловна, спасибо, что согласились ответить на многочисленные вопросы, которые появились после недавней публикации о возглавляемой Вами научной психолингвистической школе Уфимского университета науки и технологий. И самый первый вопрос: наметились ли какие-то новые проекты?
– Да, мы начали новый проект, в который вовлечены московские и омские ученые. При этом наши коллеги вовсе не лингвисты. Это математики и специалисты в области фундаментальной информатики и информационных технологий. Коллеги заинтересовались нашими исследованиями, они увидели, как много возможностей в лингвистике для математиков. И не только для них. Это настоящая целина для использования компьютерных технологий, включая нейронные сети. Но без совместных усилий в этой области сегодня мало что получается. Лингвистам не хватает знаний других областей, поэтому даже выдающиеся, но чисто лингвистические результаты в современном укладе жизни становятся как бы мертвым грузом и оцениваются по остаточному принципу. Полученные достижения не всегда востребованы, не всегда нужны. Ситуация меняется, когда «физики» и «лирики» поворачиваются лицом друг к другу, поэтому наши исследования опираются на математические, медицинские психологические, информационные технологии. Мы привлекаем в лингвистику технологии других наук и разрабатываем свои аналитические инструменты.
– Один из самых частых вопросов: на решение каких проблем ориентированы ваши исследования?
– Все наши проекты ориентированы на решение конкретных практических задач, которые востребованы в разных областях. Именно психолингвист должен уметь профессионально ответить на такие вопросы: правду говорит человек или обманывает, какие намерения и мотивы скрыты за его устной речью или письменным текстом, какие эмоции испытывает человек, и насколько он искренен, когда говорит что-либо, принесёт ли пользу написанное учебное пособие тому, кто будет по нему учиться, будет ли эффективным устный или письменный призыв к каким-либо действиям, поможет ли написанная политиком или для политика речь победить ему на выборах, какое воздействие окажет на аудиторию выступление оратора, поможет ли конкретный рекламный слоган продавцу выгодно продать товар, успокоит ли пациента написанный врачом медитативный текст, убедит ли адвокат своей речью судью или присяжных, насколько опасен для психики человека заговорный текст, почему молитва на любом языке – это самое лучшее лекарство и главный охранитель нашего мозга, кто автор анонимного письма, насколько опасны для детей некоторые «взрослые» тексты. Психолингвист должен уметь создать текст с заранее заданными характеристиками, отредактировать негативно воздействующий текст, усилить «слабый» текст. Недостаточно сказать, что текст «вредный» или «полезный», «сильный» или «слабый», важно знать, как измерить силу текста в количественных показателях, предупредить о последствиях воздействия этого текста и дать рекомендации, как избежать этих последствий, если они негативные. И вот для того, чтобы решать все эти коммуникативные задачи, нужны хорошие инструменты. Представьте себе хирурга с кухонным ножом вместо скальпеля. Вот и у психолингвиста тоже должны быть современные и точные инструменты. И создавая эти инструменты, мы предъявляем к ним самые высокие требования. По сути мы занимаемся созданием инструментов для понимания законов действия и воздействия слова и текста.
– Вот уже и у меня сразу возникли вопросы. Можно уточнить, какие это требования? Что за инструменты использует психолингвист в ходе анализа материала?
– Психолингвистический инструментарий значительно отличается от традиционных лингвистических инструментов. Мы изучаем, как звук, слово или текст (а это разные по своей сложности конструкции) воздействуют на человека. Важным требованием к каждому инструменту является его всеобщая бессознательность. Это означает, что человек не может контролировать на сознательном уровне работу, которая этим инструментом проделывается, и не может управлять в эти моменты своими реакциями или действиями. Например, человек не отслеживает ритмы мозга, не в состоянии долгое время наблюдать за движением глаз, за жестами, управлять кожно-гальванической реакцией. Он не может следить за тем, чтобы игнорировать слова с определенными буквами, не может регистрировать употребление предлогов или частиц. Инструменты должны быть универсальны. Это второе требование. Они должны быть пригодны для работы с любым человеком,
с любым текстом и на любом языке. Мы работаем на шести языках: русском, английском, немецком, французском, башкирском и татарском. И третье требование – проверяемость результатов работы, проделанной с помощью созданного инструментария. Это означает, что другие исследователи могут перепроверить достоверность полученных данных.
– Какие задачи будут решаться в новом проекте, и как он называется?
– Пока проект носит рабочее название «Авторская константа». Этот проект связан с поиском подсознательно закодированной информации об особенностях индивидуального языка автора текста. Человек создает тексты, при этом часть этой работы контролируется сознанием, то есть автор сознательно может вставить в текст редкое или иностранное слово. Но есть слова, использование которых человек контролировать не может.
В рамках данного проекта мы занимаемся поиском таких слов
и анализируем тексты со статистических позиций, выявляя закономерности в частотах использования задаваемых слов. Математик В.Ю.Суетин и программист А.В. Астафуров создали компьютерную программу для поиска авторского инварианта путем сравнения относительных частот определенных слов в текстах. Программа реализована в среде Google Colaboratory, написана на языке программирования Python. В настоящее время проходит этап государственной регистрации программного продукта. Следует отметить, что проблема поиска авторского инварианта не является новой. Но есть существенные отличия в подходах к этому явлению. Конечно, интересно с помощью методов математической статистики узнать, один ли автор у романа «Тихий Дон», понять, кто же на самом деле написал «12 стульев». Объективный критерий идентификации авторов безусловно важен. Но гораздо важнее понять, в каком направлении идет развитие языка и языковой коммуникации, как меняется воздействующая сила слова и текста, и почему стабильные для одних авторов числовые показатели не оказываются таковыми для других, как влияют на это события их жизни. Этот новый проект, как нам представляется, позволит нам ответить на многие вопросы относительно силы и качества воздействия слова. Математика поможет психолингвистике.
– Вы отметили, что воздействующая сила слова и текста меняется. А можно ли указать направление этих изменений?
– Правильнее было бы сказать, что сегодня мы живем
в коммуникативном хаосе. Но некоторые появляющиеся в этом хаосе закономерности усмотреть можно. Реальность такова, что многократно увеличилось число авторов, создающих тексты-однодневки. По своей структуре это поликодовые тексты (тексты, при восприятии которых активны несколько сенсорных каналов, например, визуальный и аудиальный). Но эти речевые продукты трудно даже назвать текстами в традиционном понимании. Тексты со смайликами, картинки со звуковым рядом в мессенджерах, короткие видео, живущие пару минут и просмотренные миллионами людей, минутные шотсы, которые ежедневно набирают более
5 миллиардов просмотров, постепенно формируют клипповое сознание с обеднённым синтаксисом. Даже анализ резких и гневных комментариев по любому поводу и без повода, не фиксирует значимых показателей силы воздействия. Слова подобны бабочкам-однодневкам (их называют «подёнки»), которые большую часть времени проводят за едой, включая лист, на котором родились. Это не «хорошо» и не «плохо», это просто один из результатов анализа многочисленных текстов новой коммуникативной реальности, в которой воздействующая сила слова и текста невелика.
– К чему, по Вашему мнению, может привести коммуникативный хаос, который Вы упомянули?
– У Николая Степановича Гумилёва есть стихотворение «Слово». Оно заканчивается так.
«И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова».
– Грустно как-то…А приходилось ли Вам проводить сопоставительные исследования, увязанные с историческим контекстом?
– Да, конечно. Мне довелось анализировать сотни текстов политических деятелей прошлых лет. Хочу отметить, что воздействующий сильный текст может быть негативным и крайне вредоносным. Это необязательно положительный, полезный продукт. Текст может быть ярким, возвышенным и вредным (для здоровья, для гармоничного эмоционального состояния, для принятия правильного решения). Интересны тексты, написанные российскими революционерами. Лейба Давидович Бронштейн (Лев Троцкий) сам писал свои речи. Гипнотическое очаровывающее воздействие и сила текстов этого человека сделали из него «Льва революции». Потрясающие по своей силе тексты были созданы перед смертью Николаем Ивановичем Бухариным, когда он сидел во внутренней тюрьме НКВД. По количественным показателям это были самые сильные тексты, с которыми мне доводилось работать.
– Есть ли ещё примеры, которые произвели на Вас такое же сильное впечатление?
– Заслуживает упоминания анализ 32 четверостиший (мантр), которыми пользовались для подготовки супервоинов в средневековом Китае. В ХVIвеке в Китае была создана методика, ставшая основой для дальнейшего развития китайского ушу. Методика была придумана талантливым полководцем Ци Цзигуаном (1528–1587) на основе эмпирических знаний психомоторных механизмов организма человека и структуры личности.
В определенных условиях эта методика позволяла в кратчайшие сроки
(3–10 суток) подготовить воинов к боевым действиям. Мы провели детальный анализ мантр, который показал устойчивую активизацию
Тета-ритмов мозга при повторении каждого четверостишия. Трансовое состояние возникало сразу же после произнесения мантры, то есть текст был ключом к возникновению и долговременному сохранению мозговых волн определенного диапазона, сыгравших решающую роль в быстрой подготовке супербойца.
– Татьяна Михайловна, сколько инструментов задействуется Вами при анализе текста?
– Десять инструментов. Сегодня мы работаем над одиннадцатым.
Мы используем девять компьютерных программ, пять из которых созданы нашим коллективом.
– А есть ли тексты идеального воздействия?
– Да, это молитвенные тексты. Это живые тексты с высокими показателями силы положительного и лечебного воздействия. Молитвы изменяют ритмы мозга, улучшают состав крови. Мы создаем базы разных текстов. Это необходимо для аналитической работы. В моей базе более тысячи молитв.
У нас есть специальная программа для анализа ассоциативной (психологической) цветности текста. Православные молитвы сиреневого и малинового цветов. Потрясающими примерами идеального воздействия могут служить Псалом 90 («Живый в помощи Вышняго…») и молитва Оптинских старцев. Моя ученица Гульнара Кочетова работала с молитвенными текстами на башкирском и татарском языках и получила удивительные результаты. Молитва на любом языке – лучший текст, который есть у человека.
– Татьяна Михайловна, Вы так редко соглашаетесь дать интервью и всегда отказываетесь от приглашений выступить на телевидении. Почему?
О ваших исследованиях узнали бы многие!
– Все, кому нужны наши консультации, о нас знают и всегда на связи. Мы ни с кем не соревнуемся в наших достижениях. Лишняя суета еще никому не помогла. Интенсивно рекламируют, как правило то, что не востребовано.
– Татьяна Михайловна, спасибо за беседу!
– Спасибо всем, кто задал свои вопросы. Мы продолжаем работать.
Записала Эльвира Ганиева