Найти тему

Этот звук мне тоже знаком

(Посвящается всем бездомным собакам)

– Пошел вон!

Неожиданный пинок в живот заставляет меня вскочить. Сон, чуткая дремота отступает. Отбегаю в сторону и увожу взгляд.

Я не собираюсь возмущаться, не хочу давать отпор, не готовлюсь к сражению. Даже не обижаюсь. Мое дело – безмолвно стоять и смотреть на лужу, на отражающееся в ней осеннее небо, облака и мои грустнеющие, но не стареющие глаза.

Мой друг стоит рядом.

И он не заступится. Он так же, как и я следит за несправедливыми тучками, продирающимися сквозь обреченное отражение в мутной воде.

А мне и не нужно заступничество. К боли привык.

У меня ничего не осталось.

От нашей компании ничего не осталось. Пират, другой мой приятель, куда-то пропал. Поговаривают, что он переехал на овощебазу и теперь растолстел до размеров свиньи, но мне в это слабо верится. Он бы нас не бросил. Нет. А Магда, моя невеста, нашла себе другого жениха. Теперь живет с ним в соседней деревне. Ага. Растит детей.

Я ее не виню. Не виню.

Кому и зачем такой понадобится? Бесполезный и старый. Все, чему научился за жизнь, – через раз кое-как подавать лапу и подставлять пузо дальнобойщикам за кусок хлеба да горсть куриных хрящей.

– Слышь? Веди ее сюда!

Двое незнакомцев вытаскивают из машины девушку. Судя по разговору, молодую девушку.

Прислушиваюсь.

Кажется, она плачет. Точно сказать не могу, мне нельзя поднимать глаза, но, судя по всхлипываниям, плачет.

Мне знакомы эти звуки.

Я помню. Так звучала Лизонька, моя хозяйка, когда отец ей сказал, что мне нет места в его квартире. Она плакала. Я был маленький, но хорошо запомнил, как он посадил меня в мешок. Я был наивным, скулил, вырывался, надеялся, что все обойдется, но… Он выпустил меня только когда принес в лес. Отпустил. Отпустил и уехал.

Это сейчас я знаю, что меня бросили. Пират объяснил. Но тогда я ничего не понимал.

– Только пикни, дрянь!

– Тише. Ты что!

– М?

– Не ори, говорю. Ты же пугаешь ее.

– Разве?

– Дорогуша, не бойся нас. Не слушай его, расслабься. Расслабься, тебе понравится. Обещаю.

– Точно понравится! – незнакомец захохотал.

Хы-хы-хы.

Этот звук мне тоже знаком.

Так смеялся человек, отрубивший мне хвост. Он тогда сказал, что теперь я почти породистый бойцовский пес. Хы-хы-хы. Он веселился. Не слышал мой скулеж. Хы-хы-хы. Он собирался отрезать мне уши, но в последний момент вмешался Пират, и я удрал.

Да. Это было так давно. Тогда я еще, глупенький, помнил, что значит обижаться.

– Слышь, держи ей руки!

Девушка сопротивляется. Я слышу, как она борется и повторяет «Нет! Нет! Не надо!»

– Дай пройти! Сейчас я ее угомоню...

Хлопнула дверь.

Из машины заиграла музыка и тут же стихла.

– Заткнись, дура! А то прирежу...

Девушка замолчала.

– С ума сошел? Зачем нож припер?

– Ты тоже заткнись, урод!

Я устал. Мысли путаются. Краем глаза вижу, как мой друг, поджав хвост, пятится и бежит в лес. Удирает.

Я его не осуждаю.

Он напуган. Он молод и думает, что ему все еще есть, что терять. Не осуждаю его. Я больше никого не осуждаю.

– Отпустите меня, пожалуйста. Умоляю…

– Даже не мечтай.

Незнакомец просит девушку не мечтать.

Хм. Дельный совет.

Я давно перестал это делать. Так легче. С возрастом вместе с угасающей надеждой тают и мечты.

Ладно.

Без них, наверное, удобнее. Зачем рвать душу, фантазируя, что однажды один из дальнобойщиков вместо косточки и трепания за ухом предложит вместе с ним уехать отсюда?

Тают.

Да и бог с ними, с мечтами.

Смирился.

Мой дом здесь. Возле трассы. Среди сосен и елей. На этой зоне отдыха для водителей. Здесь. До конца. До последнего вздоха. Вилять хвостом и заискивать перед шуршанием покрышек.

Я бы, наверное, вздохнул и загрустил, но у зверей же нет чувств. Всем известно – у нас только инстинкты.

– Нет. Прошу. Пожалуйста.

Слышу, как трещит и рвется одежда на девушке.

– Зат-кнись!

Слышу звонкий шлепок по лицу, отделяющий шипение рассерженного незнакомца от девчачьих криков.

– Хы-хы-хы.

Слышу его мерзкий смех.

Да уж. Беда.

Но мне нет дела до ее проблем. Всем же известно, что основной инстинкт у животного – выжить. Выжить, и все тут. Так что мне остается стоять в сторонке, смиренно ждать и надеяться, что все скоро закончится. И почему меня должны заботить проблемы людей?

Бред.

Я бы еще понял, если бы меня начали волновать проблемы Пирата или Магды. Они мой близкие. Они для меня что-то да значат. А люди…

– Кто-нибудь! Спасите! Умоляю!

Слышу, как она молит о помощи.

Она кричит, стонет, а я перестаю себя контролировать.

Не знаю, что происходит и как это объяснить. Но... Старые лапы отказываются стоять на месте. Чувствую, как вздымается потрепанная шерсть на загривке. Как учащается дыхание. Как когти медленно царапают песок. Чувствую, как усталое, измученное тело старика пригибается к земле и из последних сил напрягает мышцы.

Чувствую ее страх, отчаяние. Жалость. И долг.

А может, это и не чувства вовсе. Может, я все придумал. Откуда мне знать? Всем известно, что звери ничего не чувствуют.

Не знаю…

Может, это какой-то дефект инстинкта?

Может, я действительно… бракованный?

Как не назови, но мои старые больные, но все еще острые клыки дворняги впиваются в горло незнакомца.

Он кричит. Хрипит. Извивается. Падает в траву.

Не отпускаю.

Рычу.

Чувствую, как второй незнакомец ударяет меня ножом в живот. Но я не сдамся. Чувствую, как лезвие раз за разом пронзает мое тело, как я теряю сознание. Чувствую нестерпимую боль. И вместе с тем облегчение.

Хватка слабеет.

Чувствую-чувствую... Радость.

Радость от того, что оказался полезным.

В глазах темнеет.

Ну, хоть в последнюю минуту сгодился…

Облака пролетают над моим родным осенним лесом. Где-то поют мои дорогие приятельницы-птицы. Но я больше не вижу и не слышу их. Покой и умиротворение.

Тишина.

Говорят, что где-то далеко есть специальный рай для собак, куда попадают добрые и послушные звери. Да-да, даже такие бесполезные дворняжки, как я. И там всегда тепло. Там полно косточек на любой вкус и играй с хвостом сколько влезет. Эх.

Но я не был послушным.

Добрым, скорее всего, тоже не был.

Вот, теперь лежу, гадаю, примут меня туда или нет. Лежу, не могу пошевелиться. Как позорная трусливая шавка лежу, затаив дыхание, и не решаюсь открыть глаза.

Давай, старик. Соберись. Не позорься, зараза. Продирай уже свои зенки да осмотрись.

Пу-пу-пу. Ладно. На счет три.

Раз.

Два.

Да плевать! Открываю!

Смотрю.

Я лежу на столе в светлой комнате. Здесь тепло и сухо. И приятно пахнет. Это рай? А где косточки?

Надо мной склоняется человек в белом халате. Рядом с ним стоит девушка. Угу. Та самая деваха из леса. Она красивая, теперь я могу ее рассмотреть. Очень красивая, правда. А глаза у нее добрые.

И она опять плачет. Опять всхлипывает. Да что с ней не так? Привычка у нее что ли каждый раз плакать?

Трясет у меня перед носом пакетиком дорогущего корма, корма для самых настоящих породистых собак. Трясет, плачет и сообщает, что я ее спас, что она меня благодарит. И что теперь, когда меня вылечат, она меня заберет домой, и я буду жить с ней.

Что ж… Выходит, я еще не умер.

– Мой хороший. Буду звать тебя Герой, – говорит она. – Я тебя люблю, мой Герой.

Ого. У меня теперь что? Есть имя?

– Мой Герой.

Мое имя…

Этот звук мне еще не знаком.

Я долго живу на свете, но еще ни разу не слышал этого звука. Сердце колотится. Я волнуюсь, будто… будто мальчишка на первом свидании. У меня теперь есть самое настоящее мое имя.

Чтобы не расплакаться, как та сопливая девчонка, быстро начинаю рассуждать. Спас ее – хорошо. Корм дадут – хорошо. Новый дом – пф, просто отлично.

Рассуждаю, а предательские слезы текут. Зараза! Ну не позорься ты, старик! Соберись, Герой…

Плачу, но мне совсем не грустно.

Выходит, что? Я счастлив?

– Скоро мы поедем домой, мой хороший. Скоро тебя вылечат и я познакомлю тебя со своими папой и мамой.

В том, что меня вылечат, признаться, я сильно сомневаюсь. Да. Повидал всякого. Знаю, чем все должно закончится.

Но это уже не важно.

Главное для меня то, что теперь у меня есть хозяин, хозяйка, которой я нужен. Хоть на минуту, на мгновенье, но все же у меня есть хозяйка. Которая, кажется, меня любит.

И, кажется, я ее тоже… очень люблю.

Она гладит мою голову.

Как же это приятно.

– Герой, Геройчик, Героюшка, – повторяет она.

Повторяет мое имя. Так меня зовут.

Этот звук теперь мне тоже знаком.

Кстати. Если бы собаки могли улыбаться, сейчас бы все увидели мою самую широкую и счастливую улыбку.

Закрываю глаза.