251 подписчик

Ф 1357 Последнее из последних послесловий к тексту "Фрактальная логика".

Противоречие- это алгоритм любого движения и изменения.

Противоречие- это алгоритм любого движения и изменения. Намек в виде "эпонима", в одном из фрагментов, потребовался, в первом приближении, на одном из шагов рекогниции темы, тогда, когда складка фракталов и противоречия, фракталов и движения, вновь только приоткрылась. Подобно тому, как время иногда следует олицетворять, просто и не просто потому, что мы и есть время, так и противоречие может быть лицом, от которого образовываются все имена нарицательные любого движения. Но фракталы- это колебания, трассировки и приостановки, это ни лож, ни истина, ни движение, ни покой, ни одна из противоположностей, и все они вместе. Вот почему все тавтологии логики могут быть частями алгоритма движения, противоречия, и не быть ими. Диалектика не нарушает законов математической логики. Она их приостанавливает. Но если бы этим дело и заканчивалось то, диалектика была бы искусством обмана, а формальная логика, просто и не просто надувательством формы, безделицей пустого количества. Какими, искусством обмана и пустой безделицей и та и другая могут быть и теперь. Но могут и не быть. Тавтологии логики не только приостанавливаются диалектикой они колеблются и трассируют по всему диалектическому многообразию. И сами эти законы формальной логики и математики всякий раз могут оказаться уместны на любом шаге и ее движения. Сами по себе фракталы не могли бы двигаться в себе. Для того чтобы губка Менгера приоткрывала свои неограниченные просторы, в программе Мандельбулбер, необходимо движение мыши, и исполнение, кроме прочего, алгоритма итерации в масштабировании. Но само это движение, сами такие движения возможны только как часть континуума пространства времени, часть возможно фрактального распределения. Нельзя поэтому сказать однозначно, что фракталы- это куб из противоположностей, что приводиться в движение энергией, этой, вообще говоря количественной мерой движения, мол законосообразностью рассудка. Ибо фракталы не покоятся, это не тавтологии логики, эти последние законы математической логики лишь выполняются, будучи приостановленными, фракталы- колеблются. Если покой, то движение. Если движение, то покой. Но это и не противоречия - алгоритмы движения. Вот почему движение со своей стороны это выполнение всех тавтологий формально математической логики одномоментно. И вот почему мы говорим, что загадка бесконечности - это движение. Фрактала ни движутся, ни в чем-то, ни объемля что-то. Они трассируют. Ни в себе, ни во вне. И в себе, и во вне. Это в собственном смысле границы покоя и движения, как и любых противоположностей. И это было основным затруднением в мысли о фракталах. Пусть бы и решение было найдено сразу же, пусть и в абстрактной форме. Но импликации этого решения, не просматривались тут же. И казалось, что проблема так и останется не сформулированной правильно. Это не отменяет простого и не простого обстоятельства, что в себе фракталы, это правильно поставленная, но массово не разрешимая проблема. Вопрос был в этой правильности, в том, чтобы ее достигнуть. Если фракталы- это приостановка движения отсылки, референции метафоры, что исходит из суперпозиции смысла, а не результирует в ней, то каким образом они могут быть всем, чтобы то ни было, текстурой всего, создавать, пусть и видимость, но движения и времени. Которые, движение и время, ведь, на самом деле не таковы, отнюдь не ложные видимости. Каким образом, прямая референция, в которой все и дело, прежде всего, может быть частью фрактального распределения, так же, как и непосредственная причинность может быть частью вероятностного распределения и производства. Почему это возможно не заблуждаться в речи и на письме? Более того, в поэзии, часть которой могут составлять протокольные предложения науки, которые не более чем метафоры, единства понятий и индивидных имен, кванторов общности и существования? Более того, частью науки могут быть те метафоры, что науки инициируют. Почему и как, молчание может быть таким красноречивым, и тем, в котором может быть и есть, что сказать? Текстура, на которой идеи и эйдосы, множества (субстанции), элементы множеств и их свойства, общие имена и имена индивидов, встречаются, это фракталы. Фракталы обладают свойствами самих себя. Это складки по преимуществу. И потому прямая референция может быть приостановлена быть солидным пятном непрерывной однородности, что теперь ясно может быть таким только условно, коль скоро потенциально всякий раз может быть развернута в дальнейшее многообразие, потому что эта приостановка - последнее из колебаний, что сами последние из трассировок. Приостановка последняя из трассировки, рассеяния. И иначе, трассировки, рассеяния могут быть последними из колебаний, что исходят из приостановки. Самим собой подобно тому, как в рассмотрении множества Мандельброта со временем встречаются ранее не виданные фигуры и цвета, приостановка сменяется колебанием, а колебание трассировкой, что и есть масштабирование фрактала. И эта смена не есть переход, это сама по себе инклюзия, эти движения пронизаны друг другом, одновременны и могут быть упорядочены в последовательности вместе. Но коль скоро, это может быть так, то противоречие и фракталы, находятся в глубочайшей складке друг с другом. Само собой подобным образом в такой же складке находятся структуры и события. Свойства противоречия- свойства движения, изменения, возрастания и увядания, развития и распада, роста, облома и сращения, могут быть свойствами фракталов, неподвижной решетки, структуры, и свойства фракталов- свойства приостановки могут быть свойствами противоречий, движений, изменений. Вот почему колебания и трассировка, вообще говоря движения, могут быть свойствами фракталов, не только приостановка, покой. Именно поэтому, все может иметь значение, как и возможно то, чтобы ни было сказано или написано, все это может иметь смысл, что исключительно теперь и исходя из супер позиции смысла, условен, приостановлен. Вот почему пространство может двигаться, а время покоиться. Континуум и есть гравитация, а гравитация кривизна континуума. (Если бы пространственное протяжение само по себе было бы гравитацией, тяжестью. То было бы трудно понять, почему светлая материя распространена так не равномерно, а не рассредоточена непрерывным образом, по всему такому пространственному протяжению. И ответ может быть найден и исходя из известных пунктов изложение ОТО Эйнштейном в «Сущности теории относительности». Кривизна континуума пространства времени, имеет производным обстоятельством скопление вещества, массы и энергии. Но на вопрос, каким образом континуум может искривляться ближайший ответ до сих пор таков: из-за скопления весьма плотного массива вещества, что может так скапливаться только из-за кривизны континуума. Электро-магнитные взаимодействия иногда привлекают для пояснения простого и не простого обстоятельства скопления пыли на полах, но далее дело не идет просто и не просто потому что квантовая гравитация как раз до сиз пор не разрешенная проблема. Теперь же, появилась возможность, по крайней мере, мысленно, не прибегая к сложнейшим математическим построениям, выйти из такого непосредственного круга, гравитации и кривизны. Кривизна континуума производна от масштабирования фракталов пространства времени, в которых они состоят, и их тождества и тождественные себе свойства, это лишь абстракции познания, а масштабирование производно от энергии пространства и/или распределений темной энергии и материи или шире как раз от электро-магнитных взаимодействий. Эти последние можно предположить- результат исходного события, параметры которого и задали теперь констелляцию констант, кроме прочего, фрактального распределения таких материй и континуума. Коль скоро любая форма- это складка многообразия. То почему вообще могут быть формы, как и гилеморфизмы, это фракталы. Большие скопления, прежде всего галактики и скопления галактик, обусловлены именно такими тяжами распределений, в терминах наиболее известной теории: рассеянием корпускулярно-волновых, кроме прочего подобных электро -магнитным, полей большей частью неизвестной природы. И явно не без участия таких, как бозоны и бозонные поля, как теперь может быть ясно, что тормоза расширения Вселенной. Коль скоро, ближайшим образом ответ на вопрос, почему могут быть скорости меньше скорости света, то есть в природе может быть еще что то, может двигаться еще что то, кроме движущегося со скоростью фотонов и самих таких фотонов, это потому, что есть бозоны и бозонные поля. Теория большого взрыва появилась не на пустом месте и отрицать парой фокуснических фраз видимо может быть наивно. Красное смещение, это возможный эффект расширения, разбегания галактик, но если так, то видимо могло быть исходное событие.) Микромир не больше мега мира, хотя в каждой точке пространства мегамира может быть микромир, и иначе, каждая разрешимая точка микромира является частью мега мира. И место их возможной встречи, как раз, и макромир. Гигантская глубина при невероятно маленьких размерах, но на гигантских масштабах, не может не иметь эффекта. И видимо любая мыслимая форма, это складка какого-то материального многообразия и/или множества, подобно тому как ускорение- это возможно складка движения. Что вопрос, откуда? И здесь видимо, до сих пор невероятно сложно в известном горизонте науки и ее парадигмы обойтись без большого круга. Исходное событие результат больших цифр весьма протяженного пространства и времени, состоящих во фрактальных распределениях с материями такого мира (многообразия условий) природы. Все остальные движения производны от этого события, наследуют ему в процессе релаксаций и ускорений, что таким же образом являются складками. Само же множественное многообразие или не возникало никогда и никогда не исчезает, только свертывается и развертывается в различных процессах, или вопрос о его начале и конце, не и имеет смысла, кроме прочего в известной апории с 18 века. Но фракталы как раз и есть то, что не имеет смысла, в том простом и не простом отношении, что являются его кортежами в суперпозиции, то есть в такой никогда ни однозначны и ни единственны. Вот почему, само собой подобным образом тому, как экзистенциальный солипсизм, это сама по себе трансценденция бытия, то что фракталы, парадоксы или фигуры речи, не имеют смысла, ближайшим образом ни значит ничего иного, кроме способности машин желания, произведений искусства к неограниченной условной связности, элементарно пористому и диффузному соединению всяких со всякими, и всех со всеми в весьма большом корневом образно символическом распределении и производстве, что трудно не назвать мифом. Но в этой же суперпозиции и ее неудовлетворительность, само собой подобным образом тому, словно игра это всего лишь игра, а в вакууме невозможно дышать. Быть желанием в производстве, что и есть реальность для такой текстуры и значит трансцендировать. Тихоходки выживают, если ни живут, в таких условиях вакуума, правда в глубочайшем сне, в котором им по меткому замечанию Сартра, видимо, и нечего делать, как и в любом ином сне. Вот почему, издревле философы использовали эту метафору пробуждения- машиной которого и является любое произведение искусства. Самим собой подобно тому, как фотоны появляются из вакуума и исчезают в него, бытие, материальное множественное многообразие и ничто, могут и находятся видимо в многоразличных фрактальных распределениях и производствах. Коль скоро из ничего ничто не возникает, это одно из важнейших допущений физической теории на всем протяжении развития такой науки, но видимо можно найти тонкие текстуры, что как мы утверждаем могут иметь и скорее всего имеют дробную упорядоченность. От пены континуума пространства времени до состояний сознания, что смежены нейронной сети. От мировых турне до массовых Интернет просмотров, пользований и производств. Вот почему дробная геометрия фракталов - это возможная физика и история всего. Просто и не просто потому, что между физикой и историей таким образом может не быть не проходимого или бесконечного различия. Но именно поэтому, ортодоксальный ревизионизм- это возможная догматика, кладезь ответов, что ведь никогда не появятся, если не задавать вопросов. История европейской науки от атомистов до Аристотеля, средневековой схоластики, алхимии и оккультизма к науке Нового времени и сквозь нее к новейшим теориям и экспериментам, и в более общем смысле, в изобретениях и триграммах исторического Китая и мудрости малых народов, это само собой подобная инклюзия кортежей смысла, для которых понятие частного случая только приостановка в пути. Впрочем, что могло стать ясным из сказанного, даже исходное событие могло быть всего лишь объективной видимостью, если бы его мог кто-то наблюдать, коль скоро движение возможно не исходит из единой точки, но распределено колебаниями и трассировками, рассеяниями текстуры весьма разнообразного, что никогда не нарушается и пронизывает любые возможные Вселенные, коль скоро между ними не может не быть, хотя бы мыслимой связи, пусть и в большой мере случайной, но связности. Это действительно некая весьма непрерывная однородность весьма разнородного величайших масштабов. И сложный вопрос к теории супер струн, что долго, как раз, искала, кроме прочего, единства пяти разнородных математических теорий в одной, принимая такую разнородность в виде всегда уже данности, это может быть тот: откуда сами эти пять теорий, не симметричный тензор, в отличие от симметричного, почему исходная однородность струны, колебания моды вероятности, может быть не однородной. И видимо без сложного понимания исходной текстуры однородной непрерывности разнородного ответить ближайшим образом на словах, на этот вопрос, исходя из допущений, даже новейшего атомизма, может быть невозможно, если ни признать, что прерывающаяся и не прерывающаяся, неоднородность однородного, это изначальные свойства некоей текстуры. Неорганическая природа не есть лишь неподвижный куб, в котором движение и время, только эпифеномены. Но не есть видимо это и относительность, в которой все кошки серы. То, что Кааба или камни бесконечности - это фракталы, метафоры и и/или символы, может быть понятно, но вот что некоторые фракталы могут быть Каабой или камнями бесконечности может ошеломить. Объективные видимости, вида восхода и захода Солнца - это не ложные иллюзии, это функции покоя и движения масштабов некоей непрерывности разнородного множественного многообразия сущего фрактального вида. Метафоры мироздания, если ни музыка небесных сфер. Взгляд телескопа Уэбба. Данные которые уже получены за 1 год и статьи которые уже написаны, пока могут свидетельствовать только об одном простом и не простом обстоятельстве, все что он наблюдет может быть объективной видимостью подобной восходу и заходу Солнца. Просто и не просто потому что расстояния и времена масштабы наблюдений весьма огромны, но возможности достичь наблюдаемого приблизиться к нему, кроме как взглядом телескопов ничтожны. Тем не менее, телескопы это весьма большие и надежные машины масштабирования, производства кортежей смысла, что приближаются в таком производстве к выделенным возможным состояниям что могут подпадать под категорию само тождественных. Сравнивая масштабирование звездных скоплений с масштабированием множества Мандельброта вполне можно даться диву, в какой мере эти последовательности картинок могут напоминать друг друга по характеру изображения и изображаемого. И потому стоит еще раз повторить или теория большого взрыва сама может претерпеть масштабирование, оставив Большой взрыв самому себе подобным событием, сохраняющим такое само подобие до сегодняшнего времени, и не преступающим узловой линии мер. Или нет, все действительно могло быть и было иначе. Возможно так что большие взрывы просто и не просто резвятся на неизвестной пока текстуре, или сами по себе могут быть объективными видимостями, которыми могут быть, как могло стать ясным, и все наблюдения телескопа Уэбба. Из истории науки известен тот возможный факт, что, если бы Галилей и Ньютон располагали бы современной техникой наблюдения они возможно никогда не сделали бы своих открытий и не создали бы своих теорий. Просто и не просто потому что вычисление физических постоянных с современной точностью потребовало бы от них математических средств в построении соответствующей теории, которых на тот момент у них просто не было, коль скоро большинство математических исчислений находились в зачаточном состоянии. И история физики могла бы быть совершенно иной. Современные математические средства физического познания, все время находятся среди тех, кроме прочего, что ранее могли и могут и теперь считаться частично не применимыми, но с какого-то момента истории развития науки оказываются достаточно подходящими для постоянной коррекции теорий, в виду коррекции точности измерения физических постоянных. Математика СТО и ОТО, как известно, частично во всяком случае, была взята именно из таких, математически «поэтических» областей. И для коррекции частных случаев, новых теорий в физике, кроме прочего и теории Ньютона, что считается таким частным случаем более общей теперь теории и парадигмы, постоянно используются новейшие математические средства. Может показаться что это сомнительный комплимент для теорий в физике. Но видимо прежде всего тому, кто не компетентен.

Конечно, ближайшим образом, у такой абстрактной теории и языка дробной геометрии всего, может быть не слишком много опытных данных в подтверждение, и прежде всего, в горизонте физики. Пусть бы и в ином смысле, чтобы тот ни было в речи и языке может быть таким подтверждением существования, условности, фигуральности речи. Не то может быть в отношении трансцендентного языку, в отношении подразумеваемого во всяком действительном познании безусловного. Ибо пролиферация языков ни что иное как такая трансцендентность. И, коль скоро, теория суперструн, это теория колебаний, мод вероятностей, то это и теория фрактала, что, вообще говоря один, как и супер струна, может быть - одна. Но как известно у такой теории Супер струн, еще меньше может быть теперь фактических данных, чем было у Эйнштейна, для его теорий СТО и ОТО. При том, что любые известные данные в известных физиках могут быть ее подтверждением, частью отрицательным, в том смысле, что объясняющим образом опровержимым, частью положительным. Но в отсутствие технологий производства такого массового подтверждения, в том числе, и в виде понимания весьма большого числа людей, теория остается лишь математическим созерцанием. Конечно, истинно какое-либо высказывание или нет, не решается путем голосования, но иногда это так. И появляется коллективный иммунитет от очередной особенной формы возможной лжи и обмана, что вовсе не кажется таким – лживым. И теория суперструн, это как раз похоже законосообразность рассудка в парадигме- образце иной природы, что нам известна, и для которой все еще нет данных чувственности и возможно, ее самой. Что может быть, тем более странно, что обычно, в таких случаях, теряется условно говоря, как раз, рассудок, а не наоборот. Впрочем, физике известны эти обратные ситуации, по отношению к потере условно чувственности, когда может быть много данных и экспериментов, много действий, и очень мало теории, мысли. Но видимо все дело, кроме прочего, и в том, что сама по себе математика и геометрия ничего не познают, и в известном смысле, позитивном, как раз не существуют, словно абстракции. Может быть и великая разница между мыслью познанием и мыслью разумением. И частью последней, как раз, и могут быть теории, чья сущность гипотез, это скорее дедукция, что все еще не находит себе применения. И конечно, ни в последнюю очередь, дело в суперкомпьютерах, которые видимо пока ничего не чувствуют и быть может ни хотят, хотя и в известном смысле живы, но кроме прочего, и в мозгах математиков, если не людей дождя, то поэтов цифры. Возможно, и новейшая чувственность «Нейролинк» или «Синхрона», окажется на высоте нового опыта новейших секретов Вселенной. Теперь все это может быть и не так. И таким образом, следуя исходно сформулированной еще в 18 веке диспозиции, разве что Вселенная «Марвел» может снабдить достаточным количеством пищи для размышлений, о возможном единстве макро, микро и мега мира множественных Вселенных, инспирируя частично и продуктивное воображение физиков теоретиков. Человек-муравей и Оса: Квантомания (2023). Фильм прекрасным образом соединил мега и микромир, теперь, в ситуационной логике сюжета фантастического боевика. Сильна как смерть любовь, и она изгоняет страх, как известно могут быть материальными тавтологиями такой логики. Ужас и страх, Любовь и наслаждение, таким образом могут быть очевидными четырьмя операторами такой общей логики психологии живого. И с ними так же близко, сколь и далеко, к поэмам Эмпедокла, как и с теорией Суперструн, равно близко и далеко, по отношению к ничтожным фактическим данным историков о Пифагорейцах, к ничтожному набору дошедших от них достоверных фрагментов и исторических анекдотов. Близость- даруется прозрачной ясностью фракталов, фигур речи, метафор, искусством, если ни мифом, даль неразрешимостью массовой проблемы и отсутствием массовости физических событий, в соответствующих технологиях производства данных, что могли бы всякий раз подтверждать теорию, просто и не просто потому, что к ним, к этим данным промышленных экспериментов, кроме прочего, всякий раз можно было бы легко вернуться. Но эта обратная сторона простого и не простого обстоятельства, что фактические физические постоянные, как и математически логические теории движения, все же, могут вывести из парадоксов движения Зенона, в известное дополнение к тому, простому и не простому обстоятельству, что Ахиллес, все же, догонит и обгонит черепаху, как бы ни опережал ее всякий раз, наматывая круги по стадиону во время потока песочных часов. И как уже много раз говорилось: пространство не однородно и при элементарном шитье. Все подтверждения и в массовом порядке уже у нас под рукой. И как бы верно ни было сказать, что «возможно», но эллипсис здесь, теперь, видимо не помешает. Коль скоро, вера ученого может состоять в том, что сколь бы последующее познание не де реализовывало бы предыдущее, подобно новейшим технологиям, что отправляют в небытие предшествующие, достижимо объективное познание объективной истины, и речь не идет о некоем исключительном варианте: функционализма, операционализма или прагматизма. Сложность тем не менее в том, что процесс де реализации в том числе и прежней условности: 200000000 подписчиков за бессловесные видео- произведения искусства, это ближайшее подтверждение простого и не простого обстоятельства, всякая данная парадигма в науке, это масштаб фрактала, кортеж смысла. Что странно, но может быть и в виду невероятно замысловатых математических теорий в том числе, быть смыслом объективной истины. Тем более с такой бытовой техникой, какая может быть у нас. С ее помощью можно записывать многослойно, информацию на компакт диск, лазером. Но вполне моно и не делать этого, в виду, кроме прочего, остаточной радиации, записывать образы на флеш накопители. И часть такой информации, это возможно образы ОС, невидимые алгоритмы всего, что только может происходить на экранах мониторов и дисплеев компьютеров. Короче, Вселенную отнюдь не необходимо мыслить, как инвалида, в виду такой возможной, исходной гетерогенности. Вполне достаточно нормального тела- организма с непрерывностью дифференцированного по органам, белка стволовых клеток. У этого чуда можно предположить должно было быть некое предварительное, весьма огромное множественное многообразие, что и могло быть, весьма разнородно, сохраняя непрерывность однородности. Именно оно могло быть залогом дальней когерентности организма высших млекопитающих, что через огромную чреду, в том числе, и действительных случайностей, все же, проложило себе дорогу. Те же, кто до сих пор ставят Пригожину на вид, мол, несуразность сочетания растраты и дальней когерентности, вообще говоря, пусть часто и сами не понимая, о чем они говорят, требуют, чтобы сперматозоид, как и яйцеклетка был бы всегда один. Это возможно, опять же условно, при суррогатном материнстве, при экстракорпоральном оплодотворении, что, однако явно не может быть всеобщим и, во всяком случае, не должно. Но явно, что наше тело, это и наших рук дело. Пусть бы и один к одной, так и происходило бы во всяком случае такого рода. Что иначе говоря, само вряд ли могло бы быть возможно без смешанной эволюции и производства в труде, долгой истории антропогенеза и наших мозгов. Мы и есть время, в том числе и время генезиса. Известна и возможная реакция на такой творческий пафос и рвение, парадигма поверхности, что часто мыслиться в виде земной коры, что стабильна, и все что нарушает неподвижность такого плато, может рассматриваться, как предосудительно подозрительное, просто и не просто потому, что случаются большие землетрясения. Тут уж кажется ни о каких инновациях и речи быть не может. Как примирить? 1000 плато. Иначе говоря, по отношению к тому, что по сути «безусловно», достижение безусловности в языке труде и сознании, может быть проблемой, ибо они в известной и большой мере условны. Но по отношению к условному, достижение условности не составляет такой же, и скорее наоборот, пусть и все же, по- разному, абсолютные истины в виде закрытых дат рождения и смерти, могут быть как раз, не слишком желанны в известном соседстве анналов на каменных плитах. И потому еще раз можно повторить, что равность объемов условного и безусловного, природы и общества, это то что и всегда под рукой может быть и на языке творческого воображения, и тем, что как задача, стремиться как раз к условности как не задаче, к действительной свободе. Случайное зачатие, «через слона», через терпеж и теперь «уж, замуж не в терпеж» (Слоны, в виду особенностей эструса спариваются раз в год, о чем и сообщил нам М. Фуко, вторично, в виде видимо и философской рефлексии.) «принести в подоле», доступная нам форма незадачи, но почему она может быть комичной и даже предосудительной? Просто и не просто потому что у нас все еще может не быть свободного доступа к друг другу. Но всякое зачатие условно случайно из 200000 возможных претендентов только один достигает цели. И при этом нас много больше, чем 7 миллиардов.

Что же, теория Суперструн, не одинока в такой ситуации, условной неподтвержденности. Если теория и язык фрактальной логики могут быть вполне применимы к любым естественным языкам, а не только к наиболее общим предпосылкам и допущениям, тезисам и постулатам, законам и правилам, абстрактных теорий в науках, то язык физической реальности, в самом желанном виде, в виде желанных технологий, все еще, ей недоступен, и сэкономить на пицце, можно разве что с умом, по старинке, а не масштабируя ее в моменте из маленькой в большущую, подобно видео файлу, который,- что занимал до поры мало места на цифровом носителе, - можно теперь разворачивать в длительные повествования на экране, которыми можно лакомится. Какой бы ни была древней эта фигура речи, говорящая о том, что цель созерцания зрелища, это лакомство художественной расой, как бы ни стремились заменить давнишний «медок сахарок», «художественной историей» (art history) или любимой, любовной песней (love song), все же, видимо вкус и вкусно, это в чем-то похожие слова языка. Может быть. Но это все еще: слова, слова, слова.

Мало того, сеть Интернет все еще, это, прежде всего, цифровая игрушка ума, чем действительное часть средства производства чего бы то ни было. И именно поэтому прежние способы примирять, чувственность, и наслаждение, наслаждение и рассудок, рассудок и чувственность, между собой, и устраивать между ними распрю, могут быть все еще в ходу в отличие и в смеси, с современными такими способами, обходиться с внутренней и внешней разнородностью в едином теле и разуме без органов. Граница традиции и модерна не единственная, коль скоро могут быть еще, и постмодерн, и деконструкция.

Что же дорога в 1000 ли начинается с первого шага. И нам видимо и вправду, всегда будет куда расти.

2.

Результат, который был получен, в процессе все же довольно долгих исследований, пусть бы и он не мог бы претендовать на нечто большее, чем очевидность некоей условной тавтологии, видимо, может состоять и в том, что в одном из известных способов построения теории и языка исчисления высказываний, да и предикатов, эти дисциплины не могут входить в расширенные построения с известного рода системами логики формально математических парадоксов, фрактальной логикой. И та не может быть их расширением. Просто и не просто потому, что сколь бы многозначными ни были эти дисциплины логик высказываний и предикатов, атомарное высказывание в минимальных системах таких логик, может быть смежено одно однозначно, в характеристической функции только единичному, абстрактному, не индексированному знаку, в виде выделенного логического значения, что всякий раз может быть пределом масштабирования, сокращения от любого такого знака, скажем от слов, истина или лож. Более того, черточка и точка, или небольшие угол и дуга, арка, могут быть такими пределами. Коль скоро, для последних не существует симметричного топологического отображения одной такой фигуры в другую, эти фигуры не гомеоморфны, и дугу сектора необходимо перекрутить два раза, для того чтобы получить эквивалентное топологическое отображение угла в овал. Одну из сторон угла, единицы без основания, можно вытянуть, изогнув при этом и дважды перекрутив окончание, склеить. Без таких сверток, при условии отсутствия склеек и разрывов, соблюдении известной непрерывности отображения, сделать по-другому не получиться. И это, угол, единица и дуга, арка, ноль- разные фигуры, не только в стихах поэта, что с детства угол рисовал, не привечая овал. И иначе, в одном из известных способов построения теории и языка, фрактальной логики, системы исчисления парадоксов в такой логике, не могут быть расширениями дедуктивно однозначных систем исчисления логики высказываний и предикатов, просто и не просто потому, что выделенные значения истинности в таких системах могут индексироваться таким же образом, как и переменные такого исчисления. p1, q1, n1… p2, q2, n2. И это возможное место- ситуация равности объемов логики и математики, коль скоро, логическая, характеристическая функция может, теперь, условно, и принимать, и выдавать неограниченное количество значений, как аргументов, так и функции, подобно математическим действиям. Сложность в том, что эта функция, таким образом, уже не может быть названа логической, в прежнем однозначном смысле. Даже арифметика, простейшая из математик не полна с логической точки зрения. (Известно, впрочем, и обратная возможная претензия. А именно минимальные системы логики, - в некоторых из них, особо минимальных, невозможно даже «двигаться», делать выводы», настолько они не противоречивы, - тем более не могут быть инструментами познания, и скорее поэзия математики и ее афоризмы, чем логические и логические формулы. И разве что тезис Черча здесь мог бы помочь логикам, как раз, высказаться, в том смысле, что их логических системы, что хоть и минимальны, но не тождественны минимальным алгоритмам, что не движутся, не исполняются, пусть бы, и те, и другие, алгоритмы и исчисления, могли бы взаимно моделировать друг друга. И потому логические системы формализованных исчислений, даже в минимальном состоянии предоставляют возможность отделить вывод от посылок.) И фактичность и реалии познания, остаются теми же самыми, в известном смысле, формальная логика, тем более в виде силлогистики Аристотеля, не ближе к его действительным предметам, чем идеи Платона, что подобно идеи Блага, могут быть совершенно бесполезны в виду ситуационной рассудительности и осведомленности, при элементарном шитье на операционном столе. Просто и не просто потому, что те слишком общи и формально абстрактны. В этом проблема, что должны были решить и диспозиционные предикаты, и которую взялась решать релевантная логика, места, кроме прочих логических построений, что все более и более, истончали и расширяли логику вывода приближая ее к реалиям действительного познания, труда, языка и сознания. Более того, исходные группы логических тавтологий, что задают ситуацию системы, ее особенное логическое место в текстуре, не могут быть выведены друг из друга непрерывным образом развертывания одной и той же элементарной комбинаторной операции. Это всякий раз должны быть несколько таких элементарных операций: подстановки, вхождения, перестановки, удвоения или повтора. И потому, такие группы тавтологий истины, это конечно не во всем констелляции, но скорее связности сюжета, скажем сюжета И. Бродского. Когда дизъюнкция, следует после конъюнкции, за той следует импликация, и после идет эквивалентность и строгая, исключающая дизъюнкция. Что, в виде такого набора, в известном смысле, и обналичивает такую ситуацию лишь сюжетной возможной встречи таких элементов в ящике опций логика. Невозможно простейшей операцией перестановки в паре двух атомарных, абстрактных знаков скажем 1 0, или И Л, получить выходные значения таблиц истинности этих логических функций непрерывным образом, что не расставались бы с искомой минимальной (в данном смысле строгой) тождественностью. Выходные значения истинности связок пусть таким образом и только смежены друг другу, но не случайны, подобно тому, как и инструменты в возможной коробке с инструментами слесаря таким же образом, как и знаки различных языков имеют самим себе подобные между собой и между такими инструментами, части, ближайшим образом, это ручки, щипцов, отверток, молотков, или ножниц, и что, вообще говоря, трудно свести все вместе в один инструмент или непрерывным преобразованием получать из одного все остальные. Ближайший и наиболее видимый разрыв в последовательности И. Бродского, это как раз на месте импликации, перипетия. Просто и не просто потому, что всем может быть известно, что первая и последняя пары логических связок функций, в этом сюжете, имеют строго зеркально симметричные между собой, пусть и разные в такой зеркальности, распределения выходных логических значений в таблицах истинности этих логических функций. Особняком находиться только функция импликации, что ближайшим образом, в таком сюжете, может не иметь такой пары. Но что, как раз, может находиться между такими зеркально симметричными по выходным значениям таблиц истинности, в виду перестановки в паре абстрактных знаков, парами логических функций, связок. Но может и иметь свою пару, коль скоро, среди комбинаторных возможностей может найтись такая, что станет удовлетворять известному условию. И да, такая возможность есть, это обратная импликация. Но будет ли это уместно, вводить такую пару импликаций, исходя из минимальной необходимости, это может быть иной вопрос. 5 или 6. Уже пять может быть большое число. Шесть тем более. Само это понятие, минимальная необходимость- кортеж смысла, состоящий из возможного значения минимальной системы, и системы, что достаточно развернута чтобы делать выводы, в пределе все возможные. Если минимум это зло, то это словосочетание синоним неизбежного зла, в виду наибольшей возможности. Но даже если и так, и пара найдена, разница в симметрии даст о себе знать необходимостью задействовать вхождение, и вхождение самой такой операции вхождения, коль скоро, и она может быть задействована, в стремлении минимально, но необходимым числом элементарно комбинаторных операций, в пределе с помощью только одной, получить все столбцы выходных выделенных логических значений истинности данной группы логических постоянных, связок. Почему может быть выбрана перестановка в паре, два просто и не просто потому, что она в силу известного отличия, например, от вхождения абстрактного знака на место пустого множества, которое в свою очередь, наиболее явно может входить на любое место, - наиболее обобщенное описание состояние в логике, как известно состоит в том, что вообще можно записать какие знаки, знак.- менее примитивна, и потому как бы не требует удвоения, что явно может просматриваться в случае вхождения операции вхождения. Это последняя из таких элементарных комбинаторных, вида: повтора, удвоения или вхождения, и потому в собственном смысле, ни только элементарная, но и комбинаторная. Так вот, такой комбинаторной и, в то же время, элементарной операции, все же, не удастся. Это может быть очевидно, ближайшим образом из такой последовательности: 10101010101010… К ней очевидно будет невозможно свести все такие выходные столбцы. Очевидно это невозможно будет сделать это и к такой последовательности: 01010101010101… Но почему бы не сделать это, по отношению к такой: 10011001100110… Просто выстраивая выходные значения столбцов теперь в ряд четверка за четверкой. Но нет. Впрочем, это гипотеза. Но ее очевидность, все же, во многом не следует только из множественности опытов, что тем не менее может потребовать довольно длинного текста доказательства на манер теоремы Геделя, тезис которой может быть очевиден и понятен и без такого развернутого текста доказательства, что создал Гедель, всякому знакомому с арифметической операцией производства чисел – умножением. Всякая такая система не полна, пусть и не сразу противоречива. Дело, видимо, в том, кроме прочего, что необходимость не обязательно может отсылать исключительно к умалению и конечному пункту такого, релаксации, но видимо может и к возрастанию в моменте, производству.) В известном смысле, теперь, и скорее, в виде логики кроме прочего и логических парадоксов, это афористическая функция, фрактальным случаем, особенным масштабом которой могут быть близкие к традиционно логическим- построения фрактальных логик. В ситуации, в которой агрегаты выделенных логических значений вида 1/0 или 0/1 могут быть смежены атомарным парадоксальным высказываниям, приближающимся к одно однозначности образом. Выполнение, ближайшим образом, известных тавтологий традиционной логики, вида закона тождества, в этом смысле, может быть очевидным критерием. А они могут и выполняются в такой дисциплине, как фрактальная логика, иначе ее вряд ли можно было бы назвать логикой, в каком-либо смысле, еще и потому кроме прочего, что приостановка- это как раз в последнем случае из всех - покой тождества. Любое доказательство в традиционной логике, в виде кроме прочего, перехода от посылок к выводу, в виде автаркии вывода от посылок и релеватности- уместности посылок для вывода, переходов в виде шагов доказательства, возможны только потому, что могут быть фракталы, колебания и трассировки, рассеяния и приостановки. Здесь видимо, в этом отношении не стоит слишком торопиться, это скорее не противоречия, но скорее кортежи смысла. Коль скоро, релевантная логика показала, что любые тавтологии не бессодержательны, лишь условно пусты, формальны, просто и не просто потому, что всякий раз относительны, той или иной ситуации, той или иной, логической системы. И при том, в общем смысле, любая тавтология может быть введена на любом шаге доказательства, из-за пренебрежимо малого содержания, даже для пренебрежимо малого такого у формализованного доказательства, что доказывает А=А, но строго по масштабу системы в которую такое доказательство входит и в которой оно возможно, то есть соответственно ситуации системы и систем. Что могут быть и упорядочены, во всяком случае отношениями тривиальности и не тривиальности, избыточности и уместности, минимальной теперь необходимости. То речь может идти о том, что все тавтологии логики, законы, что могут быть не ограничены по числу, их может быть Н, и конечными наборами которых, группами, как раз и задаются, те или иные логические ситуации формализованных исчислений, входят в огромный фрактал, что разниться по такому ничтожному, но все же содержанию, от масштаба к масштабу, тем не менее, оставаясь крайне подобным себе, с большим приближением такого самому себе подобия к само тождественности. Между химией и алхимией ближайшим образом таким разница в простых и сложных масштабах. В известном смысле, это и есть тождество, но только как последнее из аналогий. Все тавтологии логики относительно той или иной логической ситуации и ее масштаба могут быть парадоксальны в известном условном смысле. Эта пористость, что может быть столь богата, даже на самых, казалось бы, минимальных уровнях наличного содержания, и создается фрактальными распределениями и производствами.

Странно поэтому иногда слышать требования плана, как будто его упорные шаги не просматриваются в многообразии фрагментов между тем, что он выделен в отдельный. Может быть принцип которому «СТЛА» среди прочих ближайшим образом 11, следует, единства исторического и логического рассмотрений, это и есть план. Вы ищете исключительное место для отсутствия парадоксов, место точности, и почти находите его, как Фреге, но вот незадача, в самом средоточии системы обнаруживаются парадоксы, словно таким же образом, логическая система целостность, как и любая машина выстроена вокруг возможной поломки. И Вы начинаете охоту за ними в логике, логическими! - в математическом исчислении логических тавтологий. Рассел и Уайтхед хорошо работают над этим. Принципы математики название, явно отсылающее и к Ньютону. Но это явно модальность системы. И они не заставляют себя долго ждать- модальности. А с ними Льюис, шествуя в историю событиями, раскрывает всем сложный путь избавления от парадоксов, что воспроизводятся от системы, к усиленной системе, и, между тем, многозначность и ее тему, в логике. Впрочем, Карнап и все же универсалии – отношений у этого когда-то заядлого номиналиста сталиниста, как рассказал нам частично изнутри заокеанской истории, историк Р. Рорти.

Вопрос зачем фрактальная логика, таким образом может быть в известной мере наивен. Коль скоро ответ может отослать, тривиально, к истории логики предшествовавшей ее появлению. За ней, по прошествии такой истории, в известном смысле, и оказалось, в известном отношении, необходимо, в виду появившихся целей, исследовать фракталы, как логические парадоксы, и логические парадоксы, как фракталы. Коль скоро, релевантная логика, вообще говоря, это наиболее общая основа геометрии, то фрактальная геометрия могла и оказалась в известном смысле кстати. Исключение парадоксов в релевантной логике, ситуативной логике места, начавшееся в очередном круге с исследований Аккермана, кроме прочего, могло сделать и сделало очевидным, что все тавтологии содержательны, и содержательны по ситуации, той или иной логической системы. Результат, отчасти воспроизведенный А. Зиновьевым. Но раз так, то все они, в той или иной мере, могут быть признаны условно парадоксальными, опять же по ситуации и ее масштабу. Так что иногда все еще может быть ясная видимость, что логических парадоксов и совсем нет и быть не может (Серебрянников). Логика парадокса или логика исчисления парадоксов, это в известном смысле иная сторона логики исчисления тавтологий. Важно тем не менее, что все формальные тавтологии- это афоризмы. Самые из самых- афоризмы, сокращения. Если же аргумент может состоять в том, что в логике историй не рассказывают, то он может очевидно противоречить историческим фактам. Коль скоро, ситуативная, релевантная логика- это формальная логика истории, коль скоро, та, это всякий раз может быть какая-то ситуация. В античности не случайно поэтому, геометрию считали частью истории. Логические системы пронизаны друг другом фрактально. Масштаб соответствует ситуации. И потому тавтологии могут быть уместны в соответствии с масштабом процесса пролиферации фрактального распределения, или не уместны. У формальной логики, как и у этнически консервативных народов может быть и есть история. Только это история не противоречий непосредственно, но приостановок, колебаний и трассировок. И именно по тому, что у малых народов и у брокеров с Уолл Стрит аналитически разум один и то же, ближайшим образом, история, и тех, и других, это история кортежей смысла. (Отнюдь не наивным может показаться теперь А. Ф. Лосев, рассуждавший о движении покоя и покое движения. Умножавший фрактальные распределения в словесной форме, толкуя Платона и замечая при этом, что это все о нем. И частично именно потому, что прямо указывал, что нет никакого бесконечного различия между чувственностью, наслаждением и математикой в известном смысле, вся она о чувственности и наслаждении. ОАСМ.) Быстрая же история- это видимо, тем более, и, по преимуществу, история противоречий. История логики конца 19- 20 века, поэтому, что претерпела невиданное ускорение, это скорее модерн, быстрая история противоречий. Чем более богатый символизм встречается, тем менее он может быть насыщен быстрой историей противоречий, и кажется вечным, например, символизм Христианства. Непорочное зачатие- это уникальное событие Догмат о троичности распахивает мир и для второго пришествия для людей и людей. Чем более можно погрузиться в миф, тем более его история может быть медленней. И все потому, что текстура невероятно устойчива к разрывам. В действительности не структура выдерживает событие, но текстура. В этом смысле именно капитал впервые может бросить вызов такому состоянию и первая схизма- это схизма модерна, современности и традиции. Сложность в том, что если ничто не мешает быть 300 процентам прибыли, то капитал поддерживает все что движется, а не воюет с ним за такую прибыль. И потому капитал беднее христианского символизма только в церкви. Вне ее символическая и математическая логика его известного рода алтарь. Коль скоро, в виду такого количества мировых научно- технологических революций это все же наиболее консервативный способ производства, коль скоро выдержал, инициируя отчасти их все, и продолжает оставаться господствующим. И потому смесь текстуры и структуры, видимо, это его конек. Как бы ни предосудительны мягко говоря могли бы быть результаты такой смеси, именно она без пароксизма, но остается господствующей. Тема алтаря, тем не менее может быть и болезненной в связи с жертвами, и потому это скорее: «сядем посчитаем». И все же мир, и тем более бытие, гораздо более разнородны в себе, чем чтобы то ни было и коль скоро разум никогда не смириться с упорным незнанием, то в самом широком смысле вновь можно сказать, теория множеств - это рай, что Кантор создал, прежде всего, в познании, не только для математиков…

С дробной шкалой имеется всякий раз более тонкая настройка для возможного выбора. Коль скоро, колебаться можно между истиной и истиной и иначе, ложью и ложью истиной и ложью, ложью и истиной, то известного рода весы выбора могут быть на лицо. Более того, коль скоро, ближайшим образом, исходя из комбинаторных возможностей, могут быть четыре варианта композиции логики фракталов: парадоксальные посылки - парадоксальный вывод, парадоксальные посылки не парадоксальный вывод. Не парадоксальные посылки- не парадоксальный вывод и не парадоксальные посылки - парадоксальный вывод. Третий случай - тривиальный. Это обычная- не фрактальная логика. Это в известном смысле может быть "равно". Все остальное может быть, или больше, или меньше, или больше равно, или меньше равно. Но в виде равенства можно выбрать и случай парадоксальных посылок и парадоксального вывода, что может быть эквивалентен колебанию как таковому, что не знает однозначного вывода и потому явно сможет быть не логика. Примечательным может быть, тем не менее, то, что даже в таком состоянии может быть различие между выводом и посылками.

И это возможные основания- весы для выбора, граница с логикой принятия решений. Просто и не просто потому, что истина может быть в приоритете. Что, так или иначе с необходимостью встретиться, и скорее, в данном случае, пусть это будет истина. Масштабирование фракталов всякий раз предоставляет возможность для более тонкого различия, подобно тому, как увеличение в телескопах или в микроскопах, предоставляет такую возможность. Но всякое различие по крайней мере, может быть иерархично, и потому это возможность весов выбора. Сложность в том, о чем многократно шла речь, что выше указанный расклад предполагает не фрактальный- двузначный код, но код может быть, и многозначным, и фрактальным. Более того, правильным и не правильным как такой дробный и состоящий в кортежах смысла, с открытым горизонтом количества таких предикатов, порядка многозначности и неправильности, усложняющих дело, обнаружение которых, коль скоро, они возможны, а как бы они не могли, и может устремлять такое занятие поиска все более тонких фрактальных текстур к массовой правильно поставленной, но не разрешимой проблеме…

Всякое движение, возможно, это масштабирование одной и той же текстуры, просто и не просто потому, что она в себе колеблется и трассирует. Вот почему старинная проблема, что есть логическое доказательство- движение, физика и геометрия, или статика - созерцание и покой, была не разрешима, как и вопросы Кратила, кроме прочего о том, что есть знак, буква, слово, если не фонема или графема- конвенция, принятое по соглашению пользователей обстоятельство, условность или природа. И у этого обстоятельства- колебания Платона, действительно есть основание, и это массовая не разрешимая проблема фракталов в себе. Важно понять, что афористичность любого текста стремиться к бесконечности, - достаточно быть может и одного примера чтобы не есть весь суп, анализ «SZ» Р Бартом, что и устремил этот рассказ Бальзака к бесконечности, в масштабировании его возможной текстуры, - может неограниченно возрастать по масштабу оценки, коль скоро, по любому, какой бы он ни был по величине и мощи афористической емкости содержания, такой текст- это сокращение в виду истины. Которое может только увеличиваться в этом качестве малого познания от приращения знания. И потому конечно, скепсис относительно результата измерения длинны береговой линии, что упорядочивается теперь во фракталах, и что в результате такого вычисления может иметь всякий раз, таким образом, бесконечное значение, может быть оправдан. На известных горизонтах любой текст практически бесконечен по мере афористичности. И потому в этом отношении, даже не хитрая шкала, мало, много или равно, или больше, меньше, равно, может быть выдающимся достижением. Ибо такое бесконечное значение не прибавит точности измерения береговой линии в известном смысле. Пусть бы и в другом, могло бы считаться как раз, наиболее точным и абсолютным в себе. Но когда такого скепсиса не было с известного условно момента, во всяком случае. Дело конкретного исследования и построения, всякий раз восходить от текстуры целого, в виду кроме прочего здесь и теперь, данности, той или иной, системы и структуры, в масштабе соответствующих допусков точности и определенности. (Материя всегда определена, коль скоро, не существует, ни абсолютного покоя, ни абсолютного движения, не существует видимо и абсолютной неопределенности, и ответ на вопрос откуда движение, с известной точки зрения не имеет смысла, коль скоро, в мире вообще может не быть ничего, кроме форм движущейся материи, и потому всегда уже может быть какое-то движение. Более того, если кто-то, все еще сетует на масштаб, что как будто бы не достаточный возможный критерий, то можно просто и не просто отослать к теории бесконечных множеств для успокоения, в которой такой адепт абсолютности и сможет найти ее - актуальную бесконечность, пусть бы и в виде намека, как теперь ясно, но которые, намеки, он и без того и без такой теории принимал за тождество, но только в других афоризмах своей веры. Но материя и пориста. И этот ответ о множественном многообразии различных форм движения материи, очевидно может иметь градации, шкалы. И это потому так, что есть фракталы, эти границы покоя и движения. Почему же не удалось до сих пор создать единую систему всех возможных логических систем, как и систему всех возможных открытий? И ответ видимо может быть таким, просто и не просто потому, что могут быть и есть не правильные фракталы, а запутанные фотоны могут теряться. То есть в себе фрактальная логика- это логика правильно упорядоченной, но массово не разрешимой проблемы, проблем. Для нас же это приостановка, колебание, трассировка. Или колебание, трассировка и приостановка. И сказать о такой правильно упорядоченной, но не разрешимой проблеме, ближайшим образом по сути, можно только то, что сказать о ней можно то, что не чего о ней сказать, или ничего о ней сказать нельзя. И ни сознание, ни язык, ни труд, и производное от них различие, не могут внести никакой определенности в виде результата- решения. Сложность в том, что и как такая, кроме прочего, возможная неоднородность пространства при элементарном шитье, такая проблема смежена молчанию портного или портнихи, что занят или занята, таким элементарным шитьем, и которому, которой может быть и есть что сказать. И видимо, прежде всего, об этом, пусть и элементарном, но шитье. Сходным образом, коль скоро, таких правильно упорядоченных, но не разрешимых проблем ни одна, и они содержательны, в таком различии их множества, и лишь их тождество может претендовать на статус самой великой и единственной в своем роде и вне всяких таких родов неразрешимой проблемы, «вещи в себе». Сложность в том, что это тождество лишь последнее из само подобий кортежей смысла. Именно таким образом проблемы решают себя сами, и не разрешимых проблем, тем более правильно упорядоченных, не существует. Просто и не просто потому, что могут быть масштабы и кортежи их решения и упорядочения. Эти проблемы, в части, и разрешаются на уровне афоризма по преимуществу, но лишь в виде приостановок, таких как,- кроме прочих- словесных, прежде всего афоризмов,- результат теоремы Коэна. Но не исключено, что могут появиться иные средства, - коль скоро миллион лет на сегодняшний день, по некоторым подсчетам, как минимум у нас есть, до того, как две галактики в одной из которых мы, в известном смысле, живем окончательно сольются - с помощью которых проблемы, что казались не разрешимыми, и именно потому что были правильно упорядочены, что и было основанием уверенности в их не разрешимости, окажутся не таковы и правильно могут быть не только сформулированы, но и разрешимы. Иначе говоря, кроме прочего и ближайшим образом, могут быть проблемы, что имеют однозначные решения, имея многообразие афористических, пусть бы и однозначные решения и могли бы быть даны такими, только по масштабу системы или структуры, но могут быть и такие, что и в формальном отношении имеют по сути результатом колебание, не однозначный, частью парадоксальный вывод. Не зная броду не лезь в воду, коль скоро все, как раз может быть вода.

Эти допуски для приближения и отдаления, сами по себе и есть части фракталов и фракталы, что ближайшим образом могут быть позитивными и негативными, умалениями и приращениями, в таких качествах позитивности и негативности. Но и ранее, наличие бесконечно больших и малых не мешало вычислять мгновенную скорость тела, но напротив является и теперь одним из условий такого вычисления, так и теперь, знание о том, что все есть кортеж смысла, и о чем бы ни шла речь, или не велось бы письмо, это кроме прочего может быть прежде всего, и придание смысла и значения сознанием, не только придание таких трудом и в языке, вряд ли сможет помешать разработке конкретных дисциплин, систем формализованных исчислений афористичности, текстуры фигуральности речи и письма и дробных геометрий. Поэтому для здравого смысла и ближайшим образом можно еще раз повторить, что с логическими фракталами, кортежами смысла, дробными построениями геометрий, имеется ни много ни мало, но действительно масштабная и подробная сетка или шкала, чем все предыдущие. Что же в плане общей методологической рекомендации к познанию, что иногда может быть востребована, как раз, и виду ситуационной осведомленности, коль скоро могут быть в истории науки такие ситуации, когда в виду больших перемен может наблюдаться состояние ошеломленности, даже по отношению к самым фундаментальным допущениям и предпосылкам, можно констатировать, в виду сказанного, следующее: ищите всякий раз особенные смеси- кортежи смысла, если ни их функции, колебания, приостановки, трассировки, прилагательные масштабов в инновационной теории мер.

«СТЛА»

Караваев В.Г.