30 марта в стране впервые отметили День социального работника уголовно-исполнительной системы Российской Федерации
Что делать тем, кто только что попал в стены следственного изолятора и ожидает приговора суда? Как быть и на что обратить внимание, если до освобождения осталось всего лишь полгода? С кем обсудить бытовые вопросы и поговорить, что называется, по душам? В каждом из этих случаев на помощь приходит социальный работник — он здесь и связующий с внешним миром, и координатор на месте. В ФКУ СИЗО-8 УФСИН России по Московской области эту роль выполняет старший инспектор группы по воспитательной работе с подозреваемыми, обвиняемыми и осуждёнными Дмитрий ВОЛКОВ.
Труд этот по-настоящему непростой. Через кабинет воспитателя проходят сотни потерявшихся людей, которые однажды (или уже не единожды?) оступились. Кто-то только что прибыл и ещё сам не до конца понимает, что произошло. Другие уже отбывают наказание и работают в хозотряде, но не могут разобраться, например, с семейными делами. К каждой ситуации необходим свой подход. При этом каждый раз нужно действовать в рамках правового поля и не поддаваться эмоциям.
Беседой с Дмитрием Волковым мы открываем цикл материалов из следственного изолятора. Мы расскажем о тех, кто помогает осуждённым адаптироваться к жизни «во время» и рассказывает, что делать «после». Также нам удалось пообщаться и с теми, кто сейчас отбывает наказание, работая в хозотряде учреждения. О них мы расскажем в следующих публикациях.
— Что входит в обязанности социального работника уголовно-исполнительной системы?
— Когда человек попадает сюда и находится под стражей, у него нет ни телефона, ни даже ручки с бумагой. Он не знает, что делать, не знает, как и что сообщать близким. Человек — в состоянии стресса. По прибытию в учреждение его помещают в карантинное отделение, где с ним начинают работу все сотрудники, в том числе и я. Мне необходимо довести до сведения права и обязанности , которыеесть у подозреваемого. Например, он может написать письмо, при этом от него требуется соблюдать распорядок дня и не нарушать межкамерную изоляцию. Также я предоставляю литературу и организую посещения храма — кто-то хочет туда пойти сразу, кто-то через время. Помощь с оформлением разного рода документов, обработка заявлений, работа с литературным кружком — это всё тоже входит в мои обязанности. Ещё социальный работник занимается изучением личности подозреваемого, то есть составляет психологический портрет. Он может пригодиться, например, если человек изъявляет желание остаться отбывать наказание в нашем учреждении, работая в хозотряде. Максимальное число осуждённых в этом отряде — 18 человек. Ведётся работа и с теми, кто готовится к освобождению: с ними проводятся беседы, лекции, решаются бытовые вопросы: где жить и где работать. При необходимости помогаю зарегистрировать их на портале “Работа в России”.
— С кем всё же сложнее работать? С тем, кто только что поступил, или с тем, кто готовится к освобождению?
— Помню, как в 2014 году впервые появился перед осуждёнными и впал в некоторый ступор: а что я скажу, чем помогу? Но когда прочитал первую статью Уголовно-исполнительного кодекса, где написано, что наша первоочередная задача — исправление осуждённых, всё встало на свои места. И теперь я объясняю всем, кто находится здесь: ваша цель — исправление. Сюда входит и соблюдение режима, и труд, и обучение, и общественное воздействие. Наша цель — помочь вам исправиться. Впервые попавшего сюда человека можно сравнить с начинающим водителем — ему нужно время, чтобы разобраться в правилах и адаптироваться. Подозреваемый учится находиться в новой среде, в новом социуме, здороваться, представляться. Я им неоднократно говорю: здесь всё зависит от вас самих, и думать нужно всегда наперёд и сразу. Есть начало срока, есть конец. А между ними — сроки условно-досрочного освобождения, замена наказания, перевод в колонию-поселение. Думайте о семье, работайте, не нарушайте режим. Постепенно все привыкают, и знаете, сразу видно: человек, готовящийся к освобождению, настроен на освобождение. Но каждая история индивидуальна.
— Что делают те осуждённые, которые остались отбывать наказание здесь?
— Сейчас у нас в хозотряде отбывают наказание 15 человек. Занимаются хозяйственным обслуживанием. У них есть штатное расписание: работать можно поваром, поваром-пекарем, оператором котельной, рабочим по стирке, кухне или обслуживанию бани. Средний возраст — 32 года. Труд оплачивается до МРОТ, удерживается НДФЛ, оплата проживания и вычитается сумма иска, если он есть. Также мы еженедельно проводим лекции по социально-правовым вопросам. Кроме того, осуждённые могут обучаться: например, получить высшее или среднее специальное образование дистанционным методом и выйти на свободу с новой профессией.
— Понятно, что вы помогаете находящимся в изоляторе с организационной стороны. А приходят ли они к вам со своими мыслями, просто поговорить, поделиться тревогами?
— Да, всё время. Мы и так с ними ежемесячно беседуем, фиксируем поступающую информацию, но приходят и просто так, поговорить о своём (даже если беседа «вне плана», соцработник всё равно заносит главные тезисы. — Ред.). Например, кто-то переживает о том, что ребёнок сильно заболел, у кого-то жена решила подавать на развод. Ситуации разные. На моей памяти было, что у осуждённого умер ребёнок. Выйти нельзя, он терпит, но на душе-то кошки скребут. Делятся своими переживаниями, со временем успокаиваются. В основном, конечно, все говорят о семье — особенно когда близится срок УДО и они понимают, что скоро возвращаться домой. Кому-то нужно оформить справки или документы, решить бытовые вопросы. Например, один заключённый жил с сожительницей, появился ребёнок. Она оформлена как мать-одиночка, а он хочет быть вписанным в свидетельство о рождении. Помогаем.
— Чем работа соцработника отличается от работы психолога?
— Это другая специализация, но функции в чём-то схожи. Психолог больше как врач — беспокоится о внутреннем состоянии, проводит тестирования и так далее. Но если у осуждённого есть что-то на душе, он пойдёт к воспитателю, не к психологу. А вот воспитатель может подойти к психологу и сказать, на что следует обратить внимание.
— Бывает ли у вас какая-то внутренняя борьба в плане эмоций?
— Бывает, что какая-то история «откликается», но любой вопрос можно перевести из личного и эмоционального в правовое поле. Всё можно решить постепенно. Уже есть привычка, есть опыт, поэтому в каждой ситуации я знаю, что нужно сделать. А если не знаю, то изучаю литературу, законы, иду за советом к коллегам. За полгода до УДО осуждённые зачисляются в школу подготовки к освобождению, где с ними ведут занятия, беседы на социальные темы. Рассказывают про трудоустройство после освобождения, куда идти и что делать. Они пишут заявление, нуждаются или не нуждаются в трудоустройстве. Человек постепенно готовится к встрече с социумом. У него спрашивают: где он будет жить, кто будет встречать, как планирует добираться до дома.
— Связываются ли бывшие осуждённые с вами после освобождения? Рассказывают ли о своей жизни, благодарят ли вас за помощь?
— Да, и такое бывает. С кем-то случайно встречаешься, рассказывают, где живут, как дела, где работают. Всегда приятно знать, что у человека есть семья, что он одумался. Не считаю, что это моя заслуга, — это заслуга человека, который здесь побывал и понял, что такое лишение свободы. А моя работа — подсказать, направить, рассказать. Радостно, если я подсказал, а у человека всё получилось.
Беседовала Светлана ГИРЛИНА
Фото: Светлана ВОЛОДИНА