"Начиная с Томска, на каждой почтовой станции писаря пугают Козулькой. И до того запугивают воображение, что таинственная Козулька начинает сниться в виде птицы с длинным клювом и зелёными глазами. Козулькой называют расстояние в 22 версты между станциями Чернореченской и Козулькой... Чем ближе к Козульке, тем страшнее предвестники. Недалеко от станции Чернореченской, вечером, возок с моими спутниками опрокидывается, и поручики и доктор, а с ними и их чемоданы, узлы, шашки и ямщик со скрипкой летят в грязь. Ночью наступает моя очередь..."
Так писал в своих очерках из Сибири Антон Павлович Чехов, совершая своё беспримерное путешествие на Сахалин.
Мы даже съездили однажды с друзьями в те края за сто с лишним километров, чтобы посмотреть на эту страшную Козульку. И разочаровались: обычная советского вида железнодорожная станция. И ни одной козы на улицах. Может, им ещё холодновато было на прогулку выходить?
Потом уж я узнала, что первый поезд прибыл сюда 6 декабря 1895 года. То есть через пять с лишним лет после пребывания Чехова. Так что ехал тогда, сопровождаемый сочувственными вздохами, писатель не на железнодорожную, а на почтовую станцию Козулька.
Козулькой в те годы называли нынешнюю деревню Старая Козулька, что стоит километрах в семи от железнодорожной станции, позаимствовавшей у неё имя. Имела она одну улицу, разумеется, Трактовую, и сто человек населения. Возникновение деревни историки и местные краеведы относят аж к 1751 году.
Мы сидим с протоиереем Феодором Васильевым в трапезной храма Феодора Тирона и храма-памятника жертвам репрессий во имя Николая Чудотворца. Многое построено здесь руками батюшки. Но он теперь не красноярский. Он приехал сюда из Козульки - посёлка, где народа живёт почти 8 000. Вот и поручено ему окормлять паству. Народ здесь крепкий, на себя надеющийся, в храм идти не торопится. Отцу Феодору всё-таки удалось создать ядро общины в восемь человек.
- А вот поставим красивую церковь, ноги сами к ней поведут, и преобразятся души,- говорит отец Феодор.- Храм-то поименован в честь Преображения Господня. Уже фундамент есть...
На продолжение строительства надо ещё миллиона полтора. При этой цифре я вздохнула, вспомнив про миллиарды долларов у олигархов. Да, Козулька - не Красноярск. Да и Красноярск теперь уже не так богат благотворителями, как в прежние годы.
А призвал отец Феодор, построивший за свою службу чуть ли не два десятка храмов, меня как журналиста и ещё чад своих, чтобы бросили клич на красноярских просторах о помощи строительству храма. Вот я и бросаю клич, помещаю плакатик отца Феодора с видом будущей церкви, реквизитами и будущим проспектом храма Преображения Господня в Козульке.
И всё думаю про Антона Павловича Чехова. Он же был не только знаменитый писатель, врач, но щедрый и удивительный благотворитель. Сколько построил школ, медпунктов, даже сады разбивал. Скольким помог по-евагельски тайно, не напоказ! Может, и отцу Феодору подсобит с Небес? Ведь зацепилась за него Козулька, не дала о себе забыть, вон сколько он ей строк посвятил!
"...Трудно надеяться, чтобы Козулька когда-нибудь перестала ломать оси и колёса. Сибирские чиновники на своём веку не видали ведь дороги лучше; им и эта нравится, а жалобные книги, корреспонденции и критика проезжающих в Сибири приносят дорогам так же мало пользы, как и деньги, которые ассигнуются на их починку..."
Читаешь - прям вековечное! Нет, Козульку он точно не забыл!
А Красноярск, мне кажется, писатель полюбил с первого взгляда: "Когда подъезжаешь к Красноярску, то кажется, что спускаешься в иной мир",- сообщает он. Этот мир напомнил ему даже о родной донецкой степи: "только здесь горные кряжи грандиознее". А как он понял и принял величие Енисея:
"Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость. На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовётся песнью; яркие, золотые надежды сменились у него немочью, которую принято называть русским пессимизмом, на Енисее же жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась".
Да. Удали нам не занимать! Знал бы Антон Павлович, что эти потомки через сорок лет с небольшим снесут напрочь величественный красноярский кафедральный Богородице-Рождественский собор, где он молился.
И вот в той самой приснопоминаемой Козульке дай Бог построить скромный деревянный храм. Ведь без Бога не до порога.
Антон Павлович настолько полюбил наш город - "самый лучший и красивый из всех сибирских городов", что написал: "Я согласился бы жить в Красноярске".
Сибиряки всё-таки народ отзывчивый: через 105 лет после его встречи с Красноярском писатель получил прописку в нашем городе. Стоит теперь Чехов посреди России, на том самом берегу, где он любовался Енисеем. А на памятнике - его слова, полные надежды и веры в Россию, в Сибирь, взятые вот из этого отрывка его очерков о Сибири:
"Я стоял и думал, какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!.. Много у меня было разных мыслей, и все они путались и теснились, как вода в Енисее, и мне было хорошо..."
Какая вера в нас! Эх, как бы снова не подвести.
* * *
Благодарю замечательную государственную универсальную научную библиотеку Красноярского края, её сотрудников и всех причастных за чеховские изыскания на тему "День Чехова в Красноярске".
Валентина МАЙСТРЕНКО.