6 апреля исполнится год, как из жизни ушел Владимир Жириновский. Многие эксперты тогда предрекали закат ЛДПР — партия вождистского типа осталась без вождя. А что теперь? На этом отрезке, наверно, уже можно давать какие-то ответы. Тем более, что вопросов накопилось гораздо больше, а впереди — губернаторская кампания в Приморье.
Ее потенциальный участник, депутат ЗС ПК и лидер приморского отделения ЛДПР Андрей Андрейченко в интервью ИА PrimaMedia рассказал о том, как соратники Владимира Вольфовича продолжают его дело и почему либерально-демократическая партия, члены которой сами критикуют современных либералов и демократов, не намерена менять что-либо в своем названии.
— Скоро будет год со смерти Владимира Жириновского. Он был ярким и безусловным лидером, идеологом, прекрасным оратором. Народная любовь к нему проецировались на результаты партии. Он тащил большие кампании, возглавлял партийные списки на региональных выборах. ЛДПР называли партией вождистского типа. А что теперь? Как ЛДПР заполнило идеологическую и имиджевую пустоту? Переход от партии вождистского типа состоялся куда?
— На самом деле в нашей идеологии ничего не изменилось. Владимир Вольфович оставил огромное наследие, которое еще десятилетиями предстоит осмысливать. Может, мои слова прозвучат высокопарно, но Владимир Вольфович для нас не умер. Он для нас навсегда. Я тоже держу дату 6 апреля в голове, но, по ощущениям, вот открываешь социальные сети и, так или иначе, натыкаешься на какое-то его выступление. Обсуждаешь новости с соратниками по партии, и идут постоянные отсылки на него. Он так же присутствует в наших головах, в сердцах, поэтому я и говорю, что в нашем пути ничего не изменилось. Леонид Эдуардович (Слуцкий, лидер ЛДПР — прим. ред.) очень внимательно относится к наследию Владимира Вольфовича, чтит его память.
Если мы говорим про внутренние процессы, то изменения, наверное, связаны с тем, что партия стала более технологичной. Не в плане политтехнологий. Политтехнологов у нас никогда особенно не было. Владимир Вольфович сам давал ценные указания и установки, а дальше уже они обрастали деталями.
Партия стала больше внимания уделять регионам. Леонид Эдуардович сделал на этом особый акцент. Два-три раза в неделю проводится ВКС с регионами. В силу его опыта, ресурсов и харизмы, провала в партии не произошло. Процесс выстроен.
Многие предрекали нам падение рейтингов, какие-то негативные тенденции. Мы этого не видим. Мы едины, как никогда. И на практике это заметно. В прошлом году по Приморью мы увеличили количество наших муниципальных депутатов. Да, во Владивостоке у нас как было два депутата, так и осталось, но в целом по краю виден рост. И по другим регионам так же. Рейтинги ЛДПР где-то выросли, где-то упали, но это рабочий процесс. Никакой просадки в целом не наблюдается.
— Жириновский выполнял еще и функцию политического лифта — он видел толковых политиков и сильно их продвигал. И вас в том числе, и Михаила Дегтярева. Где сейчас находится центр принятия решений в партии?
— Конечно, при принятии решений авторитет Владимира Вольфовича сказывался, но мы всегда были партией регионов. Поэтому, какие у нас были социальные лифты, такие и остались. У нас человек, ранее в политике не замеченный, но стремящийся что-то изменить в стране, в регионе, может найти себе место. Процедура выдвижения кандидатов демократична. Если посмотрим на возраст муниципальных депутатов, например, по Приморью, то очень много молодежи. По 200 человек еженедельно вступают в наши ряды.
ЛДПР интересна людям. Они разделяют наши взгляды, иначе бы не шли к нам так активно. Какая еще может быть мотивация? Мы же пока не партия власти, но результаты все равно растут, количество депутатов тоже. По Владивостоку — да, тут все ровно. Но у другой оппозиционной партии — коммунистической — теперь тоже два депутата.
— Тут такой символический реванш за 2021 год, когда на КПРФ усилила позиции на региональном уровне, а ЛДПР, наоборот, заметно просела. Любовь избирателя перетекла из одного политического сосуда в другой.
— Должен же был и на нашей улице перевернуться ящик с бюллетенями для голосования. Я не хочу обсуждать другую партию. Скажу за свою — у нас сильные первички, сильные местные отделения, с которыми мы всегда на связи. Мы не подвержены каким-то политическим веяниям, не оглядываемся туда-сюда, как флюгер. Работа всегда была, отделения усиливаются, костяк существует.
— Есть мнение, что ЛДПР в прошлом году помогли административным ресурсом, поддержали сверху. В качестве примера — во Владивостоке партия сохранила статус-кво (да и в Приморье в целом выступила неплохо). При этом депутаты примкнули к блоку мэра города, а этот блок, все-таки, состоял из согласованных кандидатов. Что вы об этом думаете?
— Административный ресурс в разрезе выборов и в разрезе политики — разные вещи. Поэтому, если говорить о Владивостоке, следует говорить о некотором объединении в блок. То, что наши кандидаты были в одной команде с представителями других партий и самовыдвиженцами, сыграло положительную роль. Я мнение своего не поменял.
Сама идея показала себя с положительной стороны. Сейчас, работая с депутатами Думы города, я вижу, что люди там действительно профессиональные, что их готовили, они презентовали свои проекты. Каждый понимал, что он хочет делать в кресле депутата и сможет ли он это делать. Иногда уже звонишь им по обращению избирателя, а они знают, от кого эта тема поступила. То есть человек знает активистов на местах, знает представителей управляющих компаний, кто в администрации этот вопрос курирует. Депутат не сидел, не крутил головой, за несколько месяцев уже погрузился в проблематику, абсолютно ориентируется в материале. Прямо приятно работать.
— В чем, по вашему мнению, главное политическое наследие Жириновского?
— ЛДПР — первая оппозиционная независимая партия. Владимир Вольфович создал ее сам, своей невероятной харизмой. Это было уникальное для нашей страны явление. И тот путь, по которому мы идем, по которому движется страна в целом — во многом заслуга Владимира Вольфовича.
Начиналось все с самых низов. Он рассказывал нам, как пришел на стихийный митинг на Арбате. Не помню, кто там выступал на сцене. Да это и не важно — народ, в целом, мало прислушивался. Выступает да выступает. И Владимир Вольфович поднимается на трибуну, отстраняет спикера — неправильно вы говорите, вот как надо. И он говорит так, что люди собираются его послушать. И он там часами выступал. Людей становилось все больше и больше. Тут же появились разные единомышленники. А он шел против системы. Тогда была только одна партия. Ему вставляли палки в колеса. Но все равно, так зарождалась ЛДПР. Он участвовал в разработке Конституции, противостоял попыткам свернуть демократические изменения. И то, что у нас сложилась именно многопартийная система — это и его заслуга тоже.
И в 1996 году, когда были кризисы, когда опять возник соблазн однопартийности, именно жесткая позиция Владимира Вольфовича позволила сохранить демократические тенденции. Приходилось очень сложно. Потому что была правящая элита, прообраз нынешней партии власти, была КПРФ, которая называла себя правопреемницей КПСС и апеллировала к большой части избирателей, желающих вернуть все, как было. ЛДПР, как абсолютно новой партии, было сложнее. Приходилось доказывать, убеждать людей в правильности демократического пути.
Владимира Вольфович своим примером доказал, что можно свои идеалы не предавать, отстаивать всю жизнь, и достигать успеха.
— Тем не менее, "либерал-демократ" сегодня звучит, скорее, как двойное ругательство. Первые, дескать, разломали экономику и сейчас не в чести, вторые "такую страну развалили". Да и, судя по высказываниям представителей ЛДПР, и в партии этих либералов и демократов недолюбливают. Да и Владимир Жириновский выступал частенько за монархию. Согласитесь, есть в этом некоторая парадоксальность. Не пора ли менять вывеску?
— Давайте рассмотрим общемировую тенденцию. Как называется в Японии правящая партия? Либерально-демократическая партия. Демократы ли это в чистом виде? Я думаю, вы немного японскую политику знаете — нет. Есть ли у них, так же, как у ЛДПР, правые взгляды? Есть. А центристские взгляды? Есть. То есть у них сама либеральная демократия несколько иная, не хрестоматийная.
Либералы — это сейчас некий ярлык. Можно ли тех, о ком вы говорили и кто в 90-е экономикой руководил, назвать чистой воды либералами? Да где они и вычитали, что надо дать всю страну на разграбление, а невидимая рука рынка все исправит. Кейнс такого не писал. Если мы говорим про политических либералов, то тоже видим ярлык, который отличается от чистого явления.
Просто нужно понять, что ЛДПР всегда была за страну. Да, многие наши идеологические установки не популярны, и мы это осознаем, как и то, что они правильные. Мы от них не отходим. Мы против революции и смуты. Слом системы революционным путем никогда ни к чему хорошему не приводит. Это потеря суверенитета страны, это потеря территорий, это большой экономический спад, который тяжело наверстать.
А те, кого сейчас принято в политическом смысле называть либералами, находятся за рубежом и открыто обсуждают развал России в качестве нормального сценария, по которому должна пойти страна. Вопрос — эти, что за границей, они либералы или кто? Я бы назвал, кто они, только матерные слова не хочу использовать. Это даже в политологическом смысле не представители либерального учения. Я не знаю таких политологов, авторов либеральной идеи, которые бы говорили, что страна должна развалиться, что страна должна управляться как-то извне. А они только об этом и говорят.
На примере этих людей видно искажение понятия либерал-демократ. Все-таки, тут нужно смотреть на первоисточники. Поэтому название партии мы менять не будем.
— Кого бы вы тогда назвали настоящим, истинным либерал-демократом? На кого стоит ориентироваться?
— Из современников — это, наверно, будет некорректно.
— Ну, давайте, может быть, исторические какие-нибудь фигуры вспомним. Помимо Владимира Вольфовича, конечно