Итак, нужно подбросить угольку в дзеновскую топку. Чтобы мысли не стояли мертвыми вагонами на ржавых рельсах.
Как говорится, шоу маст гоу он.
Моя любимая песня в детстве, кстати. Трагическое у меня было мировосприятие. Я любила только грустные или мрачные песни.
Фредди мне тогда казался идеалом красоты - его чудовищного прикуса я не видела. Усы были еще почти что в моде. А некоторые странности были для меня просто странностями.
У меня была подружка Наташка, такая же страшненькая, как я, но богатая, сумасшедше-самоуверенная и немного бешеная из-за буйного пубертата. Мы с ней слонялись по двору на каникулах, не зная, чем себя занять. Я выгуливала свои "меха" - ангорского хомяка, которого выпросила на день рожденья, а она целыми днями не вынимала из ушей наушников с песнями "Квин". Периодически Наташка трагически сморщивала лицо, хваталась за голову, воздевала руки к небу и вскрикивала на весь двор, как мартовская кошка, - "Фредди, я люблю тебя!"; или "Фредди, ну почему ты голубой!"; или "Фредди, пусть ты голубой, я все равно люблю тебя!" Мы с хомяком делали вид, что не имеем ничего общего с этой странной девочкой.
Со мной она о Фредди не разговаривала, потому что я была малявкой - на целый год младше. По меркам детей и хомячков - почти на целую жизнь. К тому же Наташка была из молодых да ранних и уже носила лифчик чуть ли не третьего размера, т.е. стояла на три ступени выше меня по иерархической лестнице - я-то все еще была доска-доской. Да и эти камлания были мне еще непонятны. Жаль только было, что Наташкин бог давно умер.
А кто был в моем пантеоне?
Чет и не вспомню.
А, точно.
Вот.
Жгучему Антонио я посвятила свой первый дневник. Он же последний. Купила его себе под Новый год в ларьке у метро, на деньги, сэкономленные на чупа-чупсах.
Дневник был цвета девичьих грез и закрывался маленьким ключиком на золотой замочек. Писала я там про свою любовь и про то, как мы непременно встретимся с Антонио, как он сразу все поймет и мы с ним поженимся. Представляла себе, как он там не живет, а мается без меня в Голливуде, без смысла и радости, смотрит печально то на Джулию, то на Ким, то на Шерон, а то даже и на Сельму - и горько качает головой, понимая: "Всё не то, и все не те..." А потом устремляет взгляд вдаль, на восток, с тоской и надеждой, и прозревает, прозревает нашу встречу...
Потом я узнала, что у него есть жена и трое детей. Классика.
Как ты мог, Антонио, как же ты мог? Променять меня на какую-то Мелани?..
Сердце было разбито. Дневник заброшен. Зачем слова, если не можешь писать о любви?
Фильм с тех пор ни разу не пересматривала. Детская травма. Ну или выросла просто.
Такая была моя первая любовь.
А, черт.
Вру. Забыла.
Вот же моя первая любовь.
У меня внутри все замирало, когда он ррррычал...
Вообще я металась между Пьеро и Артемоном. Под песню о козе Мальвине я выбирала первого, но все остальное время млела от второго. Вот такие мы, женщины. Хотим, чтобы Артемон пел для нас своим нежным рыком, а между куплетами спасал от Карабаса-Барабаса и отстреливался из двадцати пистолетов от армии бульдогов.
Этакий эль-мариачи для самых маленьких.
Ну вы поняли тенденцию.
Блондины не котировались как вид.
Блондины были бесцветной прозой жизни.
А детская душа требовала жгучих взглядов, героического пафоса и цыганского надрыва. Другой любимый фильм был, кстати, "Табор уходит в небо". Тоже с совсем не детскими сценами, но детство в 90-х оно такое. Родителям было не до воспитания.
Поэтому в кого я только не влюблялась.
Расскажу как-нибудь.