Покуда мы жили прямо у метро «Водный стадион», про автобусы я, в общем, знал лишь то, что они существуют в природе. Ну зачем они, если метро в двух шагах!
«Всё изменила революция», и летом 1979 года мы перебрались на еще более Северную рабочую окраину, в Бескудниково. Однако в выпускную группу детского сада я дохаживал по прежнему месту прописки. Тогда-то наземные транспортные средства и вошли в мою жизнь плотно, поскольку пользоваться маршрутом №65 «Водный стадион – Моссельмаш» приходилось почти каждый день.
Всего в те времена маршрутов на Водном имелось четыре. Был неведомый 123, который почти сразу сворачивал с Кронштадтского бульвара и уезжал в Непознаваемое. Был весьма загадочный №72, следовавший аж до Савеловского вокзала. Загадочный потому, что для детского мозга Водный и Савеловский – это были практически разные Вселенные, и каким образом «семьдесят второй» из одной Вселенной телепортируется в другую – представлялось большой загадкой.
А вот к автобусу №70 я испытывал почти классовую ненависть! Может, конечно, и казалось – но складывалось полное впечатление, что ходит он раза в три чаще, чем наш №65! Один подойдет, другой, третий, и уедут, и все битком – а нашего все нет и нет. И четвертый приедет, и только потом подтянется «шестьдесят пятый». А ты стой и жди.
А, именно что подтянется. Семидесятый приедет, пассажиры сойдут – и он тут же трогается. А наш подползет – так водила обязательно выйдет, неспешно дойдет до диспетчерской будки, там постоит, потом опять же вразвалочку с маршрутным листом вернется, сядет, в смартфон еще потупит минут пять обязательно... а, не было тогда еще смартфонов. Но смысл тот же.
Добавляло эмоций еще вот что. После первого класса отправляли меня впервые в пионерский лагерь, страшно было, прям до дрожи в коленках. Так вот точкой сбора был у нас дворец спорта «Динамо» на Лавочкина, и к нему-то как раз нужно было ехать на семидесятом автобусе. В общем, все пришло к тому, что я и в обычной жизни на цифру 70 смотрел прям со злостью!
Но всё, конечно, меняется в этой жизни. Постепенно я вырос, ноги у меня стали длинные, а лицо доброе. И теперь, когда случалось ехать домой с Водного – спокойно садился на «семидесятый», а потом легко добегал от Сенежской до Моссельмаша. Даже ночью. Потому что теперь уже хулиганы боялись меня, а не я их. И былой ненависти к «семидесятому» поубавилось.
А окончательно примирил нас с «семидесятым» вот какой случай, слушайте, это где-то в середине 90-х уже произошло.
Сидим мы вечером, ужинаем, и тут мама Таня говорит:
– Слушайте, мужики... А меня сегодня в автобусе обокрали, кошелек вытащили.
Мы с папенькой спрашиваем:
– В каком же автобусе?
– Да в семидесятом! Теперь точно понимаю, в нем. Вроде день, и народу немного, а меня со всех сторон аж сдавили, как утром в час-пик. И вспомнила потом: я когда его на Солнечногорской стояла ждала – рядом четверо мужиков стояли, и прилично одетые вроде... Еще подумала – что же они не на работе-то...
Тут мы с папенькой дружно захохотали:
– Вот видишь! Как выяснилось – они-то вполне себе на работе были!!!
– Не, но главное – одеты прилично!
– Ага, а ты думаешь – они когда кошельки режут, то одеваются прям как Лиса Алиса с Котом Базилио... Конечно, прилично. Но ладно: сколько «срезали»-то в итоге, что в кошельке было?
Тут уж настал черед мамы Тани улыбаться:
– Да нисколько. Рублей сто, может, с мелочью. Я ж не дура, я деньги давно в банке держу, а кошелек так, для отвода глаз, все-таки «лихие девяностые» на дворе.
– В каком банке? – удивленно спросили мы.
– Не в «каком», а в «какой». В майонезной!
И мама Таня торжественно предъявила: да, действительно, сумка, а в сумке банка! И деньги в сохранности!
Тут мы с папенькой опять захохотали:
– Воображаем себе этих четырех мужиков! Вот они со «срезанным» кошельком, довольные, сходят на Флотской, отходят в укромное место, раскрывают лопатник, а там.... а там, называя вещи своими именами – хер да ни хера, от жилетки рукава и от мертвого осла уши. И в голове у всех четверых колотится одна и та же мысль: «..я!!! А ведь ОНА БЫЛА ПРИЛИЧНО ОДЕТА!!!»
Так мы окончательно помирились с семидесятым автобусом, и с тех пор дружим, и, надеюсь, будем теперь дружить всегда.