Сериал о жизни вампиров в Смоленске прошел с неожиданным успехом, хотя на первый взгляд персонажи кажутся инородными среди березок и хрущевок. Фанаты мелодрам скорее вспомнят романтичных кровососов из «Сумерек» или «Дневников вампира», эстеты — изысканных кровопийц из «Интервью с вампиром», поклонники экспериментов — «Реальных упырей», любители боевиков — свирепых вампиров из «Блэйда». Подростки девяностых помянут добрым словом сериал «Баффи», а телезрители нулевых — «Лунный свет».
Да и «Дракула» Брэма Стокера известен нашим зрителям гораздо больше, чем «Упырь» Алексея Толстого или его же «Семья вурдалака». Еще недавно среди достижений на почве вампирской романтики у нас были только «Дозоры», но сейчас подтянулись «Пищеблок», «Карамора» и собственно «Вампиры средней полосы». Тем интереснее, что в массовую европейскую культуру вампиры перекочевали из славянских суеверий.
Сразу уточню: шустрые покойники, предпочитающие кровь живых, встречались в фольклоре разных народов, но образованные европейцы познакомились с ними именно в балканском варианте.
В восемнадцатом веке Австрия в результате очередной войны с Турцией получила задунайские земли. Рассудительные австрийцы столкнулись с самобытной культурой балканских народов и в первую очередь сербов, где вера в вампиров была особенно сильной. Более того, австрийским чиновникам пришлось расследовать несколько дел о восставших из гроба покойниках.
Имперский провизор Иоганн Фромбальд опубликовал доклад в журнале «Венский дневник» о том, как в сопровождении священника присутствовал при вскрытии могилы Петера Благоевича, жителя сербского села Кисолова, которого подозревали в нападениях на односельчан. Ведь за восемь дней в селе скончалось девять человек. Все они перед смертью говорили, что их навещал Петер и душил. В отчете Фромбальд зафиксировал, что покойник был румяный и вообще отлично выглядел, к тому же во рту нашли кровь. Подозреваемого обезвредили осиновым колом, а тело сожгли.
Военврач Йоханнес Флюкингер сообщил о деле отставного солдата Арнаута Павле. При жизни тот рассказал своей жене, что в Греции столкнулся с вампиром, был ранен, но смог убить резвого упыря. Павле погиб в результате несчастного случая, а потом его как будто стали замечать в деревне. В итоге четыре человека скончались, а подозреваемого также нейтрализовали народными средствами — колом и огнем. При этом Флюкингер отметил, что у Павле в гробу выросли борода и ногти, а лицо было красным.
Подобные случаи в итоге привели к массовому осквернению кладбищ, так что в ситуацию пришлось вмешаться императрице Марии-Терезии. Она запретила разрывать погосты. Но остановить массовый интерес к живым покойникам это уже не могло, ведь газеты охотно печатали такие рассказы.
Писатели чутко подхватили модный тренд и принялись сочинять захватывающие истории, превращая вампиров то в коварных обольстителей, то в страдающих романтиков, обреченных на одиночество. Литературные упыри сразу обзавелись стереотипами, некоторые из которых не имеют ничего общего с фольклорными прообразами. Однако в «Вампирах средней полосы» можно отметить возвращение к исконному образу упыря. И вот почему.
ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕРЫ!
Классический вампир, бледный и тощий субъект, становится таковым от укуса другого упыря — типичная метафора заразной болезни. Однако в народных поверьях упыри как раз румяные, даже краснолицые и упитанные. Причем часто без выдающихся клыков. Более того, шанс превратиться в вампира был у каждого, и встречаться с кровососом лично необязательно. Стоило лишь умереть неправильной смертью.
Дело в том, что наши предки относились к смерти так же серьезно, как к жизни. Правильной считалась только смерть от старости. Неестественной была любая преждевременная смерть — в юном возрасте, в результате несчастного случая, суицида (особенно рисковали висельники) или злого умысла. Поэтому в первую группу риска входили жертвы убийц, самоубийцы и рано умершие молодые люди и дети, особенно некрещеные. В этом случае превращение в вампира было почти неизбежным.
В сериале этот момент обыгрывается несколько раз. Прежде всего, в истории Милы, расстрелянной вместе с семьей и односельчанами во время войны. Молодыми погибают Аннушка и Женек. Первую убивает бандиты, второго сбивает маршрутка. Жан Иванович становится вампиром на пороге смерти — его смертельно ранит дед Слава. А вот графиня Ольга намеренно закалывает себя, являясь по сути самоубийцей. Ну и наконец сам Святослав Вернидубович фактически является жертвой ритуального убийства. Ведь языческое жертвоприношение в глазах наших предков, уже принявших христианство, ничем не отличалось от обычного душегубства.
Во вторую группу риска входили усопшие, которых похоронили без соблюдения обрядов — не отпели, не помянули или забыли занавесить зеркала в доме покойника. Так что его душа приняла зеркало за дверь и осталась в доме. На Балканах также было распространено представление о том, что мертвец не найдет покоя, если через его тело перепрыгнуло животное или перелетела птица. Причем превращение произойдет не сразу, а через сорок дней после погребения.
В третью группу попадали «неправильные» люди: колдуны и ведьмы, еретики, отлученные от церкви, люди, рожденные в несчастливое время — например, в полночь — а также обреченные на беспокойное посмертие из-за врожденных обстоятельств. Такие вампиры были особенно умными и опасными. Они чаще других становились героями быличек.
Например, в одной быличке рассказывается о двух приятелях, один из которых при жизни был колдуном. После смерти он навещает кума, они вместе пирует в доме, где хозяева забыли перекрестить окна и двери перед сном. Потом живой выходит и наблюдает, как упырь пьет кровь у младенца. На следующий день он рассказывает односельчанам о беде, они вскрывают могилу и обнаруживают мертвеца, лежащего лицом вниз. Причем пока забивают осиновый кол, вампир обиженно бубнит: «Эх, кум, кум! Не дал ты мне на свете пожить!».
Но если с колдунами все понятно, то на проклятых от рождения стоит остановиться подробнее. Южные славяне и румыны полагали, что некоторые люди заранее обречены на вампирскую судьбу. Рыжие волосы в сочетании с ярко-голубыми глазами, лишние пальцы на ногах и руках, младенцы с зубами или недоношенные, девушки с ранней сединой — все эти особенности внешности считали приметами будущих вампиров.
Разумеется, в таких суевериях отразился вечный человеческий страх перед чужаком, непривычным и уже поэтому опасным. Обстоятельства рождения также могли обречь на судьбу упыря. Так, вампиром мог стать человек, рожденный в результате инцеста, младшая из семи дочерей или последний из девяти братьев.
Впрочем, была и четвертая категория опасных покойников — тех, о которых сильно тосковали на земле. Тогда они приходили на зов родных людей. Распространенный сюжет, встречающийся в быличках — визит мертвого супруга к скорбящей жене.
Причем сама женщина, даже понимая неестественность этих посещений, ничего не может сделать. Чтобы спастись, ей необходимо кому-нибудь рассказать о визитах покойника — матери, соседке, подруге, а лучше всего священнику. Обычно неладное замечают посторонние, ведь после свидания с покойником женщина слабеет, заболевает и быстро умирает. Отвадить мертвеца можно только одним способом — сделать что-нибудь странное.
В одной быличке старушка советует вдове, которую навещает умерший муж, сказать ему, что она приглашена на свадьбу брата и сестры. Покойник возразит, что это невозможно, и тогда жена отвечает так: «А разве может быть такое, чтобы мертвый к живой ходил?». Кстати, муж на это отвечает: «Счастлива ты, что догадалась, а то бы я тебя задушил!» и действительно пропадает.
Самое интересное, что женщина может забеременеть от ночного гостя. Но на свет появлялось мертвое или уродливое дитя, а иногда ребенок растекался смолой или рассыпался песком. В иных случаях беременность продолжалась несколько лет и приводила к смерти женщины. Хорошо, что Белла из «Сумерек» об этом не знала.
Этот мотив тоже обыграли в «Вампирах средней полосы», но с инверсией — вампирша Ольга беременеет от смертного возлюбленного. А вампир Жан Иванович вообще завел себе гарем на работе в надежде на продолжение рода.
Кстати, о влюбчивости упырей. Литературный вампир озабочен своей личной жизнью и обедом. А что об этом говорит фольклор?
Наши предки были практичными людьми и ничего романтичного в кровососах не находили. Но все-таки один любвеобильный упырь в фольклоре встречается — мертвый жених. При этом если вдова обычно понимает, что ее навещает покойник, то невеста не знает, что ее суженый мертв (например, в одной быличке родители девушки скрывают смерть жениха) и воспринимает его как живого.
Общий мотив один: умерший жених после долгой разлуки приходит к невесте в лунную ночь и уговаривает ее немедленно ехать венчаться. Девушка соглашается. Трижды за ночь, пока они мчатся на коне или в экипаже, жених приговаривает: «Месяц светит, покойник едет. Ты его не боишься?». Каждый раз девушка отвечает отрицательно.
Финал предсказуем: пара оказывается на кладбище, и жених, приняв обычный вид упыря, пытается затащить невесту в могилу. В одних быличках девушке удается спастись. Она тянет время до первых петухов, и сначала подает мертвецу по одной свои вещи. Последней она обычно протягивает Библию (или же кладет ее на могилу), что на некоторое время задерживает вампира, а сама прячется в ближайшей часовне или церкви, и там сидит до утра. В других быличках все заканчивается печально: девушка умирает от страха или от клыков упыря.
Сюжет понравился поэтам и особенно популярным стал после выхода баллады Готфрида Бюргера «Ленора». На русский язык ее перевел Жуковский, он же сочинил и знаменитую вариацию на тему — «Светлану» и менее известную «Людмилу». Но лично мне нравится вариант Павла Катенина «Ольга» с более удачным как мне кажется подражанием народной речи.
«Месяц светит, ехать споро;
Я как мертвый еду скоро.
Страшно ль, светик, с мертвым спать?»
«Нет… что мертвых поминать?»
В «Людмиле» этот момент описан так:
«Светит месяц, дол сребрится;
Мертвый с девицею мчится;
Путь их к келье гробовой.
Страшно ль, девица, со мной?» —
«Что до мертвых? что до гроба?
Мертвых дом земли утроба»
А вот в «Светлане» эпизод сильно изменен, но там по-другому расставлены акценты, ведь встреча с мертвым женихом лишь сон.
«Сердце вещее дрожит;
Робко дева говорит:
«Что ты смолкнул, милый?»
Ни полслова ей в ответ:
Он глядит на лунный свет,
Бледен и унылый»
Мораль истории также другая, ведь и Ленора, и катенинская Ольга, и Людмила Жуковского проклинают небеса, воля которых навеки разлучила их с любимым, несмотря на уговоры матери смириться. И встреча с вампиром — это наказание за непокорность Богу. Светлана же просто заснула во время гадания с зеркалом и видит то, чего больше всего боится.
Кстати, похожую историю можно найти и в цыганском фольклоре. Мертвый цыган приходит за своей женой, которая горько оплакивает его. Во время ночной поездки вампир приговаривает:
Месяц на небе светится,
А мертвый с девицей мчится!
На кладбище цыганку спасает разорванное ожерелье. Пока она собирает бусины и подает их мужу в могилу, наступает рассвет. Также у цыган есть представления о дампирах — людях, рожденных женщины от вампиров. Они тоже опасны, так как обладают всеми качествами вампиров, но при этом могут распознавать и уничтожать эту нечисть.
В украинских поверьях встречаются и живые вампиры. Это люди, которые могут отпускать свою душу вредить другим, пока сами они спят. Такие упыри прячут ее в укромное место, например, под камень, и не могут по-настоящему умереть, пока душа остается в безопасности. При этом живой вампир может носить мертвого на плечах, так как последний сам передвигаться не в состоянии. Подобные существа встречаются и у румынов. Их называют стригоями. Считается, что у них рыжие волосы, голубые глаза и два сердца, то есть две души, одна из которых бродит по округе и не дает нормально жить добрым людям.
Народные вампиры, в отличие от литературных, как правило не ограничиваются нападениями на людей. Под раздачу попадают и домашние животные. Задача упыря — максимально усложнить и без того трудную жизнь крестьянина. Поэтому они ответственны и за болезни, и за мор скота, и за неурожай, засуху и прочие погодные неприятности. Среди людей их жертвами в первую очередь становятся дети и молодожены, причем умирают они не сразу. На теле — необязательно на шее, чаще на груди — остается маленькая ранка, человек слабеет, бледнеет и только потом умирает. Беспредельничает кровосос обычно в границах родного села, так как до утра ему нужно успеть вернуться в родную могилу.
Кстати, в народных преданиях довольно сложно отделить вампира от оборотня, потому что упыри также способны превращаться и не только в классическую летучую мышь, но и в обычное животное — например, кошку или собаку.
Арсенал народных инструментов для борьбы с вампирами также богаче стандартного набора из осинового кола и серебра. Кроме обезглавливания и сожжения тела (при этом костер иногда разводили на осиновых поленьях), эффективными также считались иглы, топоры и вообще острые железные предметы. Как и в случае с феями, железо было не менее надежно, чем серебро. Иглы втыкали в одежду, а топор помещали в изголовье. В Румынии наряду с осиновым колом использовали и железный. Метафора очевидная, ведь железо — один из основных символов человеческой цивилизации. А значит все нелюди должны его бояться.
Южные и западные славяне также использовали против упырей рыбацкую сеть. Например, македонцы перед погребением на ночь накрывали покойника сетью, чтобы тот не превратился в вампира. А кашубы хоронили потенциально опасных мертвецов вместе с сетью, так как полагали, что вампир не сможет вылезти из могилы, пока не развяжет все узлы.
Восточные славяне верили в силу жгучих и колючих растений. Связка чеснока уже стала классикой, но не менее часто использовали и крапиву — ее прятали в щели домов, оставляли на пороге и на подоконнике, чтобы избежать визита незваных гостей с того света. Также в ходу были терн (в основном, из-за тернового венца Спасителя) и боярышник. Шип боярышника могли воткнуть в усопшего, если подозревали в нем вампира. Под боярышником хоронили умерших некрещеных детей, чтобы те не превратились в упырей.
Разумеется, использовали и сакральные символы — крест, иконы, церковный воск, просфоры. Поляки надевали на усопших бусы из пяти восковых шариков, украинцы вкладывали в руку покойника свечу, а на грудь клали крест из воска. Русские верили в универсальную защиту нательного креста, но часто носили также ладанки с молитвами против нечистой силы. При этом особенно сильными считались кресты из тиса или все из той же осины.
Помимо прочего существовали и профилактические меры. Например, могилы подозреваемых в ночных прогулках следовало вскрывать через определенный промежуток времени. Если речь шла о ребенке, то через три года после погребения, если о девушке или парне — то через пять лет, а если же подозревался взрослый человек, то через семь лет.