С момента смерти Даши прошло уже достаточно времени, чтобы позволить себе сказать несколько слов .... Сразу после убийства Дарьи многих из нас захватили эмоции, аффекты – это естественно. Это и будет продолжаться дальше по-нарастающей во внешнем мире. Поскольку война, мы понимаем, что это уже никакая ни специальная операция, это полномасштабная война, в которую будет втягиваться субъект за субъектом, народ за народом.
Какой она будет носить характер, нам сложно сказать, возможно, совершенно новая конфигурация, а война - это состояние страсти, которое захватывает огромное количество людей. Но, хотелось бы, чтобы существовало некоторое эзотерическое ядро, где сохранялось безстрастие, где люди могли сказать то, что не могли говорить во внешнем мире. И формирования вот такого внутреннего тайного ордена, он может быть не структурирован, но в идеале – структурирован, имеет колоссальный смысл. Формирование такого клуба, где можно говорить предельно открытые вещи, иногда предельно травматичные – очень важно. Я позволю себе сегодня в эту сторону двинуться.
Даша погибла неслучайно. Люди вообще умирают не случайно, но есть такие случаи, когда смерть становится произведением искусства. Так же как в материальном мире мы имеем массу случайностей: вот на столе стоит посуда, лежит хлеб или колбаса - это случайность. Приходит Рембрандт пишет натюрморт, и это уже не случайность. В общем, это идеал мужчины – смерть, как произведение искусства. Экзистенциальная задача мужчины только в одном – достойно, даже красиво умереть, задача женщины – жить. Смерть Даши – это мужская смерть, огненная смерть, заместительная смерть. Переплелось очень много смыслов. И она умерла на фронтире, не случайно термин этот вошел в наш лексикон и ассоциируется с Дашей.
За что умерла Даша? Смерть самодостаточна, человек умирает не за что. Человек умирает просто так. Это божественный акт, и это необходимо четко понимать. Когда говорят, она умерла ЗА – это сразу Delete, это сразу понижение курса. Но… тем не менее, давайте пойдем на понижение курса.
За что умерла Даша, если мы уже используем её смерть в наших целях? Смерть героя всегда используется обществом, любой субъект, любое государственное образование, которое претендует на статус исторического субъекта, должно иметь свой иконостас героев, должно иметь свой исторический ряд героев. Мы сейчас находимся в статусе активного прославления Даши, уже активно её наследие начинается нами эксплуатироваться в полном смысле этого слова. Но нужно понимать, что за всей этой эксплуатацией стоит сама ценность её смерти, самоценность смерти. Она умерла за субъектность Российского государства, на первый взгляд. В текущий политический момент российское государство в том виде, в каком оно есть впервые претендует на субъектность, и начало войны, которую мы инициировали – это как раз претензия на субъектность. Именно за эту претензию на субъектность мы платим огромную цену. Русские солдаты, которые умирают на Украине, украинские солдаты, которые умирают на Украине, и испанские, польские солдаты и другие, которые умирают на Украине – цена вопроса – это субъектность Российского государства. С точки зрения наших оппонентов, наших врагов – это пустая претензия в любом случае. Примерно так же раздаются голоса в нашу сторону: вы недостаточны, вы неполноценны, вы слабые, у вас плохая история, генетика … вы обречены на поражение. С нашей стороны формируется ответный пакет обвинений. Но за всем этим кипением страстей, за недостойным дискурсом, за грязным дискурсом, пропагандой, сляпанными на скорую руку, за всей этой кровью, грязью, предательством встает совершенно иная картина. Во время войны обнажаются самые темные черты человеческой натуры, но одновременно просматриваются и очертания более фундаментальные, более вдохновляющие.
Смотрите, что нам вменяют в вину наши оппоненты: мы больны вирусом империализма. Это очень интересно, поскольку мы только еще боремся за нашу субъектность, мы не имеем то, что называется Русский мир - это просто проект. Существует масса версий этого проекта, у каждого русского есть своя мечта, относительно того государства, в котором он хотел бы жить: у нацболов, у атеистов, у православных, у единоросов – у каждого свой. Мы имеем смутные очертания того, что называется Русский мир, в реальности никакого Русского мира мы не имеем, мы имеем некую аморфную среду. Но за всей это аморфной средой проступают контуры, то что наши враги называют комплексом империи. Какой общий знаменатель у всех подходов к русской государственности, к русской мечте: какой бы мы хотели видеть Россию? Свободной, счастливой, великой и т.д. Но в любом случае у всех есть некий общий знаменатель – это концепция империи.
Империя это совсем другая история, это никакая не российская государственность, которая на текущий момент с империей не совпадает. Подлинная империя может быть только одна, она единственная, она идеальная, если угодно, платоническая. Все империи, которые существовали на протяжении человечества, это все исторические манифестации этой единой сверхимперии. Подлинная империи может быть только одна. И эта подлинная империя вспыхнет в конце всего историала человечества, на пороге Армагеддона. До этого все прочие мировые империи будут лишь историческими манифестациями, разными ракурсами этой единой идеальной империи. Русская мечта тянется к этому образу идеальной империи.
Мы видим, что на протяжении исторического периода, всякий раз, когда Россия подходила к государственному оформлению – московское царство 16 века, романовская империя, всегда вспыхивал этот образ подлинной империи – последней империи, империи Армагеддона. Таки образом русская мечта резонирует с образом подлинной империи.
Но помимо подлинной империи есть еще некий темный дубль, я бы назвал ее контр-империя. И контр-империя тяготеет к своей единственности, имеет эсхатологический вектор. Это не национальные империи, это сверхнациональные империи. Всё эсхатологическое поле в такой оптике мыслится как противостояние двух идеальных империй: подлинной и контр-империи. При этом подлинная империя если говорить про теологический ракурс, она абсолютно вписывается в молитву «Отче наш»: да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя, я́ко на небеси́ и на земли"́. Вот это и есть подлинная империя, небесная империя, которая сходит на Землю уже финальным, терминальным аккордом, заканчивая эон всего бытия человечества. Таким образом, любые империи тянутся к этому: «да прии́дет Ца́рствие Твое́». Поэтому подлинная империя она онтологически пуста, у нее нет своего содержания, её содержание должно прийти свыше. Любая империя, которая претендует на подлинность, она в своей основе негативна, она несет в себе аскетически отрицательный импульс – конечность, как свойство.
Икона, в сущности, так же онтологически пуста, но с точки зрения символического искусства икона антисимволична, она пуста, все символическое содержание иконы вытесняется на периферию иконного поля. В центре иконы некая сакральная священная пустота, она отсылает к тому, кто есть, к Создателю всего мира. Икона – окно в иной мир. Так же и подлинная империя – она конечна, она негативна, она жертвует своим цивилизационным содержанием, чтобы через нее, как через икону явилось Царство, которое сходит свыше. По-другому терминальное царство, подлинное сойти не может, это не есть производство рук человеческих, оно сходит свыше через подлинную империю. Подлинная империя имеет функции политической, социальной иконы. Поэтому негативный импульс империи всегда очень хорошо прослеживается в истории всех великих империй, которых упрекали за то, что они тормозили развитие, что они препятствовали развитию науки. Все подлинные империи всегда были строго консервативны. Они всегда носили катехонический характер, они всегда удерживали.
В противовес этому контр-империя – это то, что всегда развивается, всегда эволюционирует, всегда бурно развивает свое имперское тело. Все, что касается цивилизации, культуры, науки, бурное развитие всего этого – это и есть плоды деятельности контр-империи, которая в свою очередь хочет заполнить иконное поле своим самодостаточным содержанием. Поэтому вся политическая структура в такой оптике различается как схватка, идеальная схватка между контр-империей и империей. Причем это не схватка внешнеполитическая, как правило, фронтир между контр-империей и империей проходит внутри любого имперского образования, и этот фронтир сейчас проходит прямо через нас. Именно здесь решается сейчас будем ли мы контр-империей, или будем мы империей. Шансы абсолютно равны, 50 на 50.
Отсюда такая странная двойственность нашего главнокомандующего. Он одновременно человек империи, и мы видим, как иногда говорит вещи, которые нужно в рамочку и на иконостас, и вдруг он говорит, как абсолютно темный двойник – цифровизация и т.д. Но это не бред, это дискурс контр-империи. Сейчас вся наша риторика все время переворачивается и туда и сюда, и из уст наших конгрессменов одновременно вылетают здравые вещи и абсолютная «дичь». Потому что та идеальная контр-империя, которая сложится в конце времен, это империя Антихриста, это икона, обращенная вниз.
Если империя - икона обращена вверх, то контр-империя наоборот. Это икона сатаны в чистом виде. Вся цивилизация (я здесь согласен со старообрядцами) в чистом виде, деньги, паспорта, справки, карточки, фотоаппараты (про это я вообще молчу) – это икона сатаны.
Обратите внимание насколько русский народ в лице старообрядческой маргинальной окраины четко схватил эту проблематику, может выразил коряво, но достаточно ясно. Поэтому тезис, который сейчас раскручивается в наших кругах о многополярности мира – это тезис ложный - онтологически ложный. Есть биполярный мир, схватка империи и контр-империи, но в результате схватки возникает ощущение многих центров.
Столкновение титанов, которое происходит в онтологической глубине человеческой истории, именно это столкновение порождает весь спектр цивилизационных структур, и возникает иллюзия многополярности. Мир биполярен принципиально, но в текущий исторический период, ситуативно мы можем говорить о многих центрах. Я бы ввел термин квадрополярности – четыре принципиальных центра, около которых можно суммировать весь текущий исторический политический момент.
В связи с этой схваткой империи и контр-империи, грядущего царства Антихриста и грядущей последней империи, а именно так и только так можно говорить уже о текущем моменте в эзотерическом ядре о текущей политической ситуации. Для внешнего мира эта информация закрыта, с внешним миром мы должны общаться на языке политической риторики, это не значит лгать, это значит понимать риторику в аристотелевском смвсле. Энтелехию, ядро символическое, мы даже не можем однозначно схватить, ибо оно в словах не даётся, оно дается в прозрениях, в интуициях. Разговор о ядре – это всегда некая священная тишина. То, что я говорю сейчас – я чувствую, что уже мысль изреченная есть ложь, а мысль напечатанная есть вдвойне и втройне ложь.
Как только эта структура начинает экстраполироваться в мировую историю, мы видим, как из этого столкновения рождается вся сложность мира. В каком-то смысле мир в своей основе прост, так же как Бог в своей основе прост. Но в результате этой простоты возникает такая невероятная сложность, которая ставит нас иногда в тупик.
Даша умерла за империю, это имперский воин. Люди империи – это люди, которые вспыхивают, это новые люди, и в тоже время, если бы у нас был дар мистического видения, мы бы видели этих людей на улице. У меня была знакомая, когда она приняла крещение, - она в течение недели видела людей, как световые тела. Еду в метро, вижу сидят черные люди и сидит человек, от которого идет невероятное сияние. Но просто мужик какой-то, а светится как солнце. Через какое-то время это трансцендентальный портал закрылся, она стала видеть обычных людей, но память сохранилась.
Люди империи вспыхивают!
Основные черты подлинной империи. Империя – это всегда император, и по-другому никак. Империя имеет антропологическое секвенцию. Фигура императора – это не результат действия какой-то политической системы, это исключительно мистериальный акт. Явление императора, белого царя – это явление мистическое, это световая вспышка. Вспомним, высший свет – Людовик XIV – король солнца.
Вторая структура крайне важная для финальной империи – это тайные советники, те люди, которые скрыты от внешнего поля, от всех средств массовой информации, от любой публичности. Они могут занимать любую государственную должность по воле Императора. Они образуют внутренний корпус лиц, приближенных к структуре государственной власти.
Третья система – это система нового рыцарства, это высокопоставленные кшатрии, выведенные за границу всех воинских чинов и званий. Вспомним интуицию Ивана Грозного с опричниками. Так же эти люди могут назначаться в любую должность империи, в любую точку. Они образуют внутренний эзотерический круг, они проходят через инициацию, посвящение, как правило, связанную с церковным таинством. Во всяком случае, посвящение в рыцарство в средние века в христианской Европе представляло собой церковный обряд.
Мы не знаем, насколько мы сейчас исторически далеки, насколько текущая российская государственная система исторически далека от этой священной империи. Это находится за пределами какого-то политического нарративного анализа, это составляет сферу религиозной тайны. Об этом можно молиться, плакать, но предсказать это точно категорически невозможно. Именно в этом сакральная функция церкви в структуре священной империи.
Церковь играет важнейшую роль в этой комбинации. Империя и церковь – две составляющих одного тела. Причем палеологовский двуглавый орел морально устарел. История о симфонии церкви и государства, она в истории никогда не существовала, как правило, мы имели жесткое и радикальное противоборство двух голов орла, либо подчинение. Наверное более правильно это было описать, как схватку между гвельфами и гибеллинами. В текущий момент победу по всем фронтам одержали гвельфы (современные гвельфы). Именно гвельфы размечают всё интеллектуальное пространство, все восточные православные патриархи – это гвельфы. Но единственный мистический субъект, который способен прекратить распад христианского мира – это священный Император.
Кстати говоря, в Византии у Императора был небольшой церковный чин. Император осуществляет опеку над церковью, контролируя всю материальную составляющую церковной жизни, то что сейчас замкнули на себе новые гвельфы – патриархи и владыки. Посмотрите как на наших глазах дробится поствизантийский мир. Сначала мы видели, как треснуло церковный мир по линии Варфоломей-Кирилл, дальше треснуло по линии УПЦ-РПЦ, уже сейчас на текущий момент мы понимаем, что мы теряем единство православной церкви. Этот раскол продолжаться будет всё дальше и дальше, причем онтологическая трещина между греческим миром и русским – это травма, которая проходит через наше духовное тело, потому что здесь в России мы теряем наши духовные корни, единственная фигура, которая может прекратить схватку гвельфов – только гибеллиновская линия. Она способна оздоровить церковную жизнь, вернуть её в то нормативное русло, в котором она должна существовать – в качестве мистического тела империи.
Смерть Даши вписывается в этот сакральный фронтир, не в сиюминутый, ситуативный фронтир, но в подлинный фронтир, который пролегает в онтологической глубине любых внешних политических процессов, которые происходят сейчас на наших глазах.
Александр Кащенко