Когда говорят о профессионалах своего дела, то имеют в виду людей, знания и умения которых соответствуют определённому уровню подготовки, принятому в данном виде деятельности. Когда человека называют профессионалом, то подразумевают, что он знает, что делает. А когда такой человек говорит о предмете своей деятельности, то его мнение принимают истинным и достоверным.
Как и все, профессионалы могут ошибаться, но никто не поставит мнение профессионала под сомнение, особенно если это сомнение исходит от любителя, не имеющего, как полагают, таких знаний и умений, не знающего того, что может знать профессионал.
Так чем отличается профессионал от любителя? Если это касается уровня подготовки, то любитель может иметь довольно высокий уровень. И такие случаи не единичны. Отличие от любителя в том, что профессионал чётко разграничивает то, что существует. Он не станет пытаться сделать то, чего нет и что невозможно. Профессионал несёт ответственность перед профессиональным сообществом. А если сообщество что-либо отвергает, считает несуществующим, невозможным, то он не станет «дуть против ветра». И он не станет тратить своё, такое ценное время. Потому что за то, чего нет, не заплатят.
И всё же, как ни странно, и это покажется противоречием, в научной деятельности и технологиях именно любители двигают науку и открывают новое, - то, что профессионал никогда бы не открыл именно в силу своего профессионализма, поскольку он никогда не станет действовать вне рамок своей компетенции. Но у любителей всё иначе: они не знают, что принято, а что нет, что можно, а чего нельзя, что существует, а чего быть не может. Любители, часто, – это и совсем другие люди, с иной нравственной установкой, с иным взглядом на мир и мироустройство, с иным представлением о долге и об ответственности перед народом и государством.
Человеком движет воля. А здесь любители вне конкуренции. Воля неразрывно связана с познанием и чувствованием, точным расчётом и верой. Сочетание воли, точного расчёта и веры становится человеческим созидательным началом. А какая воля будет у подначального, скованного рамками, ограниченного в своей компетенции? Какой будет точный расчёт без желания его осуществить? И какая вера будет у того, кто заранее знает, что «там» ничего нет? Когда заранее известно, что если «там» что-то и обнаружится, то за «это» ничего, кроме неприятностей, ожидать не приходится.
Если познание заходит в тупик, сталкивается с препятствием, то возможности профессионала сводятся на нет, а возможности любителя возрастают, потому что за препятствием, этой гранью познания, знания ещё не существует, это ещё «белое пятно», а знание только предстоит создать. И тогда любитель с его инаковостью, независимостью, свободой воли и «другим углом зрения» становится тем единственным творцом, кто способен найти единственно верное решение. А ничем не ограниченная вера даёт силы для движения вперёд.
О том, что существует профессиональная и любительская лингвистика, знают все. Профессионалы имеют соответствующую подготовку, и являются выпускниками того или иного высшего учебного заведения по соответствующей направленности - лингвистика и филология.
По существующей классификации лингвистика является разделом филологии (с греч. «любовь к языку»). Но филология - это наука о слове вообще (раньше её называли словесностью), изучает историю языков, литературу, стили, способы выражения мысли. Отличие лингвистики в том, что её главная задача – изучение языка в качестве знаковой системы, создающей смыслы.
Если выпускник-филолог станет заниматься наукой, то его исследования будут упорядоченными, заранее согласованными и, что важно, - одобренными научным сообществом, поскольку у начинающего словесника всегда есть научный руководитель и наставник. Кроме того, профессионалы имеют личную ответственность за результаты своей работы. А если человек работает в коллективе, то и ответственность становится коллективная. И, разумеется, профессионал получает за свою работу плату и зависит от финансирования научной работы, которой он занимается.
У любителя наставник и научный руководитель – его ум и совесть, сила духа и сила воли. А.С. Пушкин писал о великом русском светоче, которого можно называть «самоучкой», любителем, потому что его «научным сообществом» была созданная им наука, а «научным руководителем» - он сам. Речь идёт о Михайле Ломоносове, выходце из русской поморской деревни, ставшим профессором химии МГУ, который: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был нашим первым университетом».
Итак, лингвистика бывает профессиональной и любительской. Наличие любителей свидетельствует, что в данной отрасли знания существуют грани неизведанного, того, что не познано и не имеет объяснения.
О затруднениях, которые испытывает отечественное языкознание, автор уже писал в ряде статей на данном канале: «Лингвисты против языкознания», «И.В. Сталин и дискуссия об отечественном языкознании», «О положении дел в современном языкознании».
Слабое место науки о языке в том, что «любовь к языку» не взаимна. Можно быть дипломированным специалистом, изучающим язык, эту знаковую систему, создающую смыслы, но при этом не знать и не понимать, откуда эти смыслы в словах появились. Как писал один известный филолог: «Мы не можем точно сказать, возникло ли … соединение звуков и значения по случайным причинам или же выбор его предопределили неясные нам, но существенные законы» [Успенский Л.В. «Слово о словах» «Почему не иначе». Ленинград: Детская литература, 1971, 5-е издание, пересмотренное и дополненное», Гл. 5].
Вопросы смыслообразования – это слабое место языкознания. Именно на смыслообразовании любители русского языка сосредоточили свои усилия.
Наверное, самым известным любителем в истории отечественного языкознания, работавшим в области смыслообразования русского языка, был адмирал А.С. Шишков (1754-1841), высший государственный чиновник, Президент Российской Императорской Академии (1813-1841) – высшего научного учреждения по изучению русского языка и словесности.
В своих исследованиях Шишков исходил из существующей «парадигмы», принятой в обществе, в котором Православное христианство было государственной идеологией Империи. Согласно этой идеологии, бог создал людей разумными, а Адам был первым человеком и первым Словом божьим, и уже умел говорить.
Об исследованиях А.С. Шишкова см. статью на данном канале: «Корнеслов» И.Л. Лыкина в сравнении с «Корнесловом» А.С. Шишкова. Часть 1. Часть 2.
Но, на дворе уже был 19-й век, время великих научных открытий. К началу 19 века уже ездят паровозы, плавают пароходы, применяются механические станки, на пороге – изобретение двигателя внутреннего сгорания, телеграфа и телефона, радио, фотографии, аналитической машины и азбуки Морзе. Все изобретения были созданы людьми, и не по наитию свыше, а разумным способом, с помощью науки. Поэтому Шишков, как мог, пытался доказать разумное происхождение языка, и в этом был его почин и отличие от современного ему подхода, согласно которому язык был уже дан свыше.
Так, современник Шишкова В. фон Гумбольдт (1767-1835), выдвинул гипотезу «спонтанного скачка» и утверждал, что язык возник сразу же с богатым словарем и языковой системой: «язык невозможно придумать, поэтому его нельзя признать сознательным творением человеческого разума»; «язык не может возникнуть иначе как сразу и вдруг, или, точнее говоря, языку в каждый момент его бытия должно быть свойственно все, благодаря чему он становится единым целым…» [В. фон Гумбольдт. Избранные труды по языкознанию. М.: 1984, стр. 307-323].
Грань между любителями и профессионалами бывает довольно расплывчатой. По меркам языкознания – тот же А.С. Шишков был первостатейный учёный и большой словесник (филолог). Но его изыскания, ставящие целью «открытие знаменования коренных и производных от корня руских слов», и «разсуждения о первоначалии, единстве и разности языков», объясняющие смыслообразование и происхождение языка от единых корней, общих для всех европейских языков, научным сообществом не были одобрены.
Языковедам был ближе Гумбольдт, который заявлял, что «язык невозможно придумать, поэтому его нельзя признать сознательным творением человеческого разума». И теперь научное сообщество называет Гумбольдта, Прусского министра образования, языковедом, а Шишкова, Государственного секретаря, министра народного просвещения России (1824-1828) сообщество так и не приняло.
Заявление А.С. Шишкова, что: «Все языки всех бывших и ныне существующих народов суть наречия один другаго, и следственно, по непрерывности сцепления их, суть многоразличныя наречия первобытнаго языка, сколь ни отдалённыя от онаго, но долженствующия непременно сохранять в себе коренныя его начала» всегда коробило лингвистическое сообщество. Спрашивается, как европейским языковедам такое могло понравиться: «Если даже только по историческим событиям рассуждать о славенском языке, то очевидно, что он был самодревнейший, и ближайший к первобытному языку. Существует великое и всеобщее отношение их (языков) к славенскому языку». Тождество славенского (церковно-славянского) и русского языка, о котором заявлял Шишков, подразумевало, что русский – это преемник мирового праязыка. Данное наблюдение подкреплялось и обосновывалось взаимно, - как историческими данными, так и языковыми «не по слепому пристрастию к отечественному языку моему, не по мечтательным догадкам, но по истинному и точному исследованию многих языков и наречий».
Подходы Шишкова до сих пор остаются слишком смелыми для языковедов, которые происхождение и развитие языка связывают с самопроизвольностью. Конёк отечественных языковедов – расплывчатость и невнятность определений: «Существование и развитие языка обусловлено чисто психическими законами. Смысл языковых единиц исходит от образов, рождаемых в мозгу человека. Языки – среднее случайное соединение языков индивидуумов». [Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд-во АН СССР, 1963 г., том 1]. И они никак не выделяют первенство какого-либо из существующих языков. Поэтому исследования Шишкова языковеды называют радикальными, националистическими, ненаучными. Утверждают, что А. С. Шишков «основывался на чисто внешнем и часто случайном сходстве в звучании слов разных языков».
Никого из отечественных языковедов не смущает, что о тождественности русского и церковно-славянского языков заявлял русский славист, филолог, палеограф, академик Петербургской АН, основатель школы петербургских славистов И.И. Срезневский (1812‒1880). В своей книге «Мысли об истории русского языка» (1849), он писал: «вникая в подробности строя древнего русского языка, не можем не заметить в нем черт, дающих ему право на особенное внимание филологии».
В строе древнерусского языка он выделял особые законы: закон наращения, и закон определяемости; двоичный и троичный закон деления, представленный также числом 7, разделённым на 3 и 2 по 2, о чём свидетельствовали «резко отличные три рода и три числа, семь падежей склонения, в которых выделялись три главные падежа, различные в двойственном числе». В глаголах «отделялись правильно три вида, три залога, три наклонения, три времени, три лица, три числа. …Для каждого из трех главных сочетаний слов – прямого, вопросительного и относительного – были свои отдельные условия расположения слов». Что может свидетельствовать лишь об искусственно устроенном языке.
Разбирая особенности славянских наречий, Срезневский отмечал, что «если сравнить древний русский язык, в отношении к строю, с другими славянскими наречиями в их древнем виде, то нельзя не заметить, что он в первобытном своем состоянии ближе всего подходил к наречию старославянскому и вместе с ним всего более сохранял черты первообразного общего славянского строя. Он даже превосходил его до некоторой степени в этом отношении». То есть он утверждал то, что в разные века отмечали и другие исследователи: русский язык сохранил черты древнего языка более других славянских наречий и был для них исходным языком, наименее искажённым. В точности, как Шишков, за исключением того, что, как профессионал, Срезневский не переступал черту и не делал обобщающих, далекоидущих выводов, относительно других европейских языков.
В наше время получили известность любители-языковеды: Г.С. Гриневич (1938 г.р.), Н.Н. Вашкевич (1941 г.р.), Я.А. Кеслер (1946 г.р.), А.Н. Драгункин (1947 г.р.). Из перечисленных любителей не получили филологического образования Гриневич, который закончил геологический факультет МГУ, и Кеслер, выпускник химического факультета МГУ,доктор химических наук. Но Вашкевич – вполне себе филолог, военный переводчик с арабского из ВИИЯКА, кандидат филологических наук, как и Драгункин – филолог, востоковед-лингвист, выпускник ЛГУ.
Г.С. Гриневич известен дешифровкой древних памятников письменности.
Он является автором гипотез о праславянах, создателях древнейшей цивилизации и письменности. Гипотезы принимаются ненаучными и псевдоисторическими.
Я.А. Кеслер, автор неакадемических работ в области истории и лингвистики. В своих книгах является сторонником «новой хронологии» Академика РАН, математика А. Т. Фоменко (отвергнута научным сообществом), согласно которой в мире существовала одна - единая Империя, в которой все говорили и писали по-русски. Проводил сравнительное рассмотрение исторических источников и делал лингвистические изыскания разных европейских языков.
Н.Н. Вашкевич, переводчик - арабист, занимался сравнительным рассмотрением языков. Пришёл к выводу о взаимосвязи всех земных языков, выделяя особо русский и арабский, которые называл «системными языками мозга» и «рабочими языками подсознания». Автор лингвистических гипотез, не признаваемых научным сообществом. Как и другие русские лингвисты-любители, Вашкевич заявлял о первородстве русского языка. Утверждал, что первоисточник Нового завета был написан по-русски; «большинство терминов разных религий русского происхождения»; «Еще в Древнем Египте Русь почиталась как создательница государства, в которое входили Египет, Индия, Аравия, Ливия, Китай, Междуречье». Будучи дипломированным филологом, кандидатом наук, сознательно отвергал всю существующую научную методику изучения языка как абсурдную и не выдерживающую поверки «здравым смыслом». Отвергал и общепризнанную идею о том, что однокоренные слова должны иметь близкое значение, имея ввиду их пользовательское, нарицательное значение. При этом заявлял, что «язык проявляет свою кибернетическую функцию, управляя живыми объектами через их имена».
Лингвист, Академик РАН Андрей Зализняк критически высказывался о сочинениях Вашкевича, называя, в частности, его попытки последовательно доказать арабское происхождение русского языка – классическим примером любительской лингвистики.
А.Н. Драгункин, востоковед-лингвист по образованию, также утверждал, что русский язык является мировым праязыком; из всех народов мира только русские говорят на самом прямом потомке праязыка. Он обращал внимание на то, что в словах самое главное – костяк согласных, а на гласные можно не обращать внимания. При этом искусственное происхождение языка Драгункин не рассматривал, считал, что язык существовал вечно, и он был передан людям Создателем уже готовым. Таким образом, эта идея Драгункина близка идее В. фон Гумбольдта, который утверждал то же самое. Но, если Гумбольдта языковеды признают своим, Драгункина они называют псевдоучёным.
Работы учёных – любителей обращали на себя внимание. Настолько, что в 2009 году в №1 журнала «Наука и жизнь» на эту тему была напечатана статья от корифея отечественной лингвистики, А.А. Зализняка (1935-2017), Академика РАН (1997 г.) и доктора филологических наук. Статья так и называлась: «О профессиональной и любительской лингвистике». Публикация представляла собой расширенный вариант текста лекции, которую Зализняк прочитал в МГУ на Третьем фестивале науки.
Предисловием к статье стала заметка редакции: «Любительская лингвистика — не такое уж безобидное увлечение, как может показаться на первый взгляд. О типичных ошибках лингвистов-любителей и опасности дилетантского подхода к изучению языка рассказывает известный лингвист А.А. Зализняк».
Сам Зализняк так пояснил цель своего выступления: «Свобода печати и появление интернета имеет и свои теневые стороны. Теневой стороной оказалось бурное развитие дилетантизма и падение престижа профессионализма. Любительство в области рассуждений о языке распространено шире, чем в других сферах, — из-за иллюзии, что здесь никаких специальных знаний не требуется».
Зализняк пишет о «прописных истинах» лингвистики. И этим статья представляет особую ценность. Не часто лингвисты такого уровня исповедуются «как на духу».
Итак, причиной выступления Академика стало падение престижа профессиональных лингвистов. Почему-то случилось это именно с лингвистикой, а не с математикой, физикой или химией. А ещё пострадал престиж отечественной истории, которую любители также задевали. И это понятно, потому что язык – это летопись истории.
В этой связи Зализняк высказался об исторической «новой хронологии» Академика РАН А.Т. Фоменко, который делал, в том числе, и разбор слов – географических названий и имён людей: «прискорбно, особенно для научной и университетской среды, что в ряду безответственных дилетантов-фантазеров оказался человек высокого научного и университетского статуса».
Как было отмечено ранее, любители сосредоточили свои усилия на смыслообразовании. И Зализняк отмечает, что «Основное содержание любительской лингвистики — рассуждения о происхождении слов. Любительская лингвистика начинается там, где автор заявляет, что он разгадал истинное происхождение слова».
Отметим, что языкознание такими вещами не занимается, для неё язык – естественная наука и явление природы. Если сказано, что камень, то это камень, если сказано дерево – то это дерево. Сходство слов по написанию (и звучанию) лингвисты не рассматривают. Потому что тогда пришлось бы объяснять, почему это так. А объяснений у них нет. Поэтому Зализняк заявляет: «Между словами, сходными внешне, может не быть никакой связи. Для разбора существенно то, что практически всегда имеются пары со случайным сходством (слов с одинаковым набором звуков) — как в родственных, так и в неродственных языках».
Может – не может, случайно – не случайно, - это как-то гадательно и совсем непрофессионально. С одной стороны это так: если рассматривать внешнюю, пользовательскую оболочку слова, то действительно, даже сходные единичными знаками слова – разные. Для таких слов лингвисты выводят разные корни, с разными смысловыми цепочками. Но вот как быть с тем, что отношение к словам древних было другое. Как ни говори, к праязыку они были на сотни и тысячи лет ближе, чем современные языковеды.
В древности: в Индии, Античном мире, Славии всё было иначе. И прописной истиной было то, что слова имеют несколько смыслов - внешний и внутренний. Индийцы различали первичное и вторичное значение слов, выделяли внутреннее содержание слова, соответствующее явлениям мира, и внешнее, имеющее внеязыковое значение. О существовании у каждого предмета двух названий – «в языке богов и в языке смертных», знали во времена античности. О тождественности отдельных звуков слова и качеств и свойств вещей писал Платон.
О строении слов, отражающих окружающий мир и служащих источниками знаний о предметах, знали мудрецы древности, изучавшие природу познания, утверждавшие, что существует истинное, «природное» значение слов, которое выражено посредством природной связи между вещью и её названием, которое скрыто, но может быть установлено путем исследования.
Не потому ли Шишков, знавший об этом, пытался выделить внутренний смысл слов. Он ошибался, потому что через внешний смысл выделить внутренний невозможно. Потому что внутренний смысл первичен, и только он объясняет смысл внешний. Но Зализняк об этом не знал.
Зализняк: «Примеры демонстрируют возможность совпадения целых слов. Представляют интерес также и те случаи, когда созвучны не целые словоформы, а только их корни. Даже в рамках одного и того же языка практически всегда бывают случаи внешнего совпадения. Например, в русских словах пол ‘настил’, пол-овина, пол-ый, про-пол-ка представлено четыре разных (то есть различающихся по значению) корня, хотя и совпадающих внешне».
Если рассматривать внешнее смысловое значение корневого слова пол, то всё так. Но вот если каждый звук имеет значение слова, и смысл корневого слова составлен из этих единичных смыслов, то смысл слова выходит совсем другой. Но Зализняку, об этом ничего не было известно.
А если пол – это цельный предмет, отделённый от других? Тогда в случае пола-половины – это часть, и не обязательно равная другой; в случае пола-половой принадлежности – это человеческая сущность, отличная от другой человеческой сущности; в случае пола-настила, пода здания – это обособленное, выделенное место.
О внутреннем значении слов см. статьи: "Происхождение неоднозначности слов"; "Сходство и отличие слов с одинаковым составом согласных звуков"; "Вода стекала по стеклу, или: откуда в словах появляется смысл?"; "Два значения слова: скрытое и явное".
Зализняк: «Случайное совпадение внешних оболочек двух слов может соединиться со случайным совпадением их значений. В самом деле, случайных созвучий в языках так много, что по элементарным законам теории вероятностей в какой-то их доле непременно окажутся близкими также и значения созвучных слов. Таких примеров немного, но всё же они существуют.
Вот некоторые примеры сходства как формы, так и значения, за которым, однако, не стоит ни отношения родства, ни отношения заимствования, то есть ничего, кроме чистой случайности.
Итальянское stran-o ‘странный’ и русское стран-ный одинаковы по значению и имеют одинаковый корень (но итальянское слово произошло из латинского extraneus ‘внешний, посторонний, иностранный’, от extra ‘вне’, а в русском тот же корень, что в страна, сторона).
Персидское bäd ‘плохой’ как по звучанию, так и по значению практически совпадает с английским bad ‘плохой’, но родства между ними нет.
Таджикское назорат ‘надзор’ очень похоже на русское надзор (но в действительности оно заимствовано из арабского)».
Всё это так, если говорить о внешнем значении слов. Но вот только существует смысл внутренний. И в разных индоевропейских языках, произошедших от единого предка (от единой корневой основы праязыка) этот смысл сохранился. Сохранился потому, что у слов была смысловая основа. Первопричиной системы языка является звук, поэтому первичный смысл исходит от звука, а не от слова, которое теперь называют первичной смысловой единицей языка.
Усложнение языка стало возможно потому, что в основе сложного всегда есть простое. А смысл, который содержало простое, никуда не девался, он становился составной частью и основанием сложного, потому что без простого нет и сложного.
Вот откуда это «случайное совпадение внешних оболочек слов, соединённое со случайным совпадением их значений».
К созданию языка причастны люди. Причем во все времена, от начала его создания. Язык – это знаковая система, и каждый знак, начиная со звука, имеет значение (по-Платону). Но Зализняк этого не знает, поэтому языковые изменения он связывает с «основным принципом изменений в языке», законом, который называет «великим достижением лингвистики, имеющим не меньшее значение, чем закон всемирного тяготения для физики».
Зализняк: «Принцип состоит в том, что внешняя форма слов языка меняется не индивидуальным образом для каждого слова, а в силу процессов – так называемых фонетических изменений (иначе – фонетических переходов), охватывающих в данном языке в данную эпоху ВСЕ без исключения слова, где имеется определенная фонема (или сочетание фонем)».
Спрашивается, как такое возможно без участия человека, ведь изменение знаковой системы (как и создание) – дело договорённости. А помимо договорённости – дело распространения, объяснения этих изменений, чтобы дошло до каждого, кто на данном языке говорит. И изменить и оповестить об изменениях самопроизвольно не выйдет. А только с участием человека. Но Зализняк приводит примеры… из романских языков. И говорит о том, что данный «принцип» касается всех языков. Но как быть, если эти изменения – дело рук человека? Взяли и изменили язык. Как это было в России в 1918-м году, когда согласно правилу 5 Декрета СНК ввели замену звука «з» в приставках без-, воз-, из-, низ-, раз-, чрез-. Тогда вместо «з» стали писать букву «с» перед глухими согласными, на основании того, что «так слышится».
Язык меняют не только потому, что «так слышится», а и потому, «чтобы другие не поняли». Если другие перестают понимать язык, то они становятся чужими. Таким образом, изменения языка, происходящие «в силу процессов» вполне могут быть рукотворными, преследующими определённую цель.
Ещё один пример исследования от Зализняка, уже из славянских языков: «Сравнение слова «сон» в разных славянских языках: русское сон, польское sen, сербское сан, словенское sən, болгарское сън».
Чтобы было понятнее, чем славянские языки отличаются от русского, то рассмотрим замечание Ю. Крижанича из книги 1666 года «Граматично изказание об руском езику»: «Руский был древним книжным языком. Этот книжный язык более подобен нынешнему общенародному рускому языку, чем какому-нибудь другому словянскому. У болгаров нечего заимствовать, потому что там язык до того потерян, что едва остаются от него следы; у поляков половина слов заимствована из чужих языков; чешский язык чище ляшского, но также немало испорчен; сербы и хорваты способны говорить на своем языке только о домашних делах, и кто-то написал, что они говорят на всех языках и никак не говорят. Одно речение у них руское, другое венгерское, третье немецкое, четвертое турецкое, пятое греческое или валашское, или альбанское».
Получается, что рассмотрение Зализняка дано языкам, стихийно искажённым. В отличие от русского, древнего книжного языка. Это как сравнивать тетрадки с ошибками двоечников и отличника, у которого ошибок нет. При этом ошибки двоечников не считать таковыми, а называть их «фонетическими законами». И на основании такого рассмотрения делать выводы. А вывод Зализняк делает, что: «в праславянском языке существовала особая гласная, отличная от о, е и а и, возможно, совпадавшая по звучанию со словенским ə или с болгарским ъ (и слово «сон», точнее его основа, имело вид s + эта гласная + n); эта особая гласная впоследствии изменилась в русском языке в о, в польском — в е, в сербском — в а».
И ещё одно объявление Зализняка: «Праславянский язык письменности не имел, то есть письменных текстов на нём нет. Таким образом, узнав нечто о звуковом составе праславянского языка путем сравнения разных славянских языков, мы проникли в этом пункте в древность глубже, чем позволяет письменная традиция».
Вот такое объявление. Не найдено древних текстов, где было бы написано: «это праязык». Но, поскольку Зализняк полагает, что он знает, что такое язык и как он устроен, он делает выводы. И нас учит.
Зализняк: «Снова упрощенный пример — беглое и небеглое о в русском языке: боб — боба, но лоб — лба; исток — истока, но листок — листка. Почему одно и то же о при добавлении к слову окончания -а в одних случаях остается, а в других выпадает?
Единственное решение, удовлетворяющее принципу всеобщности фонетических изменений, состоит здесь в том, что прежде в этих парах слов были разные фонемы — о1 и о2 (чем именно они фонетически различались, мы не знаем, но нам существен здесь прежде всего сам факт их нетождественности). В дальнейшем в силу своей нетождественности они вели себя по-разному; в частности, при добавлении к слову окончания –а одно из них выпадало, а другое нет. А в позиции без такого добавления они совпали в современном едином о. Данное решение есть пример внутренней реконструкции».
И снова Зализняк делает предположение: «возможно, совпадало по звучанию, или: неизвестно чем фонетически различающееся», – и это его доказательства? Что это за «закон» такой?
Самое главное допущение лингвистов в том, что «язык возник сам по себе». Но, если это не так? А язык – это знаковая система, созданная человеком? Вот и языковед Гумбольдт утверждал то же самое, что язык возник «сразу и вдруг».
Если язык – изобретение человека, как арифметика или нотная грамота, то он и «возник» сразу и вдруг, как «возникает» каждое изобретение. В самом деле, только так язык мог стать единым целым, а не набором условностей, к которым причастны многие.
Зализняк клеймит любителей, обличает, обвиняет их в нестрогости и нетребовательности к себе: «Характернейшим свойством любителя является принципиальная нестрогость всего, что он делает. В отличие от профессионала, который считает себя обязанным при анализе происхождения некоторого слова дать точное объяснение каждой фонеме в его составе, лингвист-любитель никогда не проявляет подобной требовательности к себе».
Зализняк: «В среде лингвистов-любителей широко распространен целый ряд совершенно фантастических, не опирающихся ни на какие реальные факты идей относительно свойств языка, которые можно назвать мифами любительской лингвистики.
Первый из таких мифов — это то, что гласные можно вообще не принимать во внимание, достаточно взять так называемый костяк согласных. Над этим принципом любителей ХVIII века издевался уже Вольтер, говоря, что их наука состоит в том, что гласные не значат ничего, а согласные очень мало».
Получается, французского философа-сатирика Вольтера (французского Задорнова) Зализняк читал, а русского слависта Срезневского – не читал. Но вот Срезневский рассмотрел этот вопрос. И приводил пример того, что согласные, в самом деле, составляют основу слов. А гласные имеют второстепенное значение.
Говоря об особенности славянских наречий, Срезневский отмечал, что гласные непостоянны и в одних и тех же словах часто бывают различны. В качестве примера он приводит хорутанскую поговорку: «Къ съм върв въ върт въргъ, съм съ търдъ търн въ пърст вдърл», – произносящуюся полностью без гласных.
Запись только согласными имелась во многих древних текстах, и у языковедов это часто вызывало недоумение: «Книги Ветхого завета были записаны одними согласными» [Сендерленд И.Т. «Священные книги в свете науки». Западное областное изд-во «Гомельский рабочий», 1925 г. стр. 155], одними согласными писались и древнеегипетские тексты, – «Имена царей… даются (в современной литературе) в условной, совершенно произвольной форме … они все – результат произвольного прочтения…» [Бикерман Э. «Хронология древнего мира». Москва, изд-во Наука, 1975 г. стр. 176].
Как видим, среди тех, кто писал о «костяке согласных» нет непрофессионалов. Непрофессионально рассуждает только Зализняк.
Для выделения коренного значения звуков из слов мне (лингвисту-любителю) довелось рассмотреть влияние звуков на смысл слов: «Однокоренные слова образованы с помощью частей слова: приставок, суффиксов, окончаний. Как и корни, части слова обладают собственным смысловым значением, которое определено звуковым составом. Смысл звуков частей слова передаётся вновь образованным однокоренным словам. По прирастанию смысла однокоренных слов можно судить о том, какая из перечисленных частей слова оказывает наибольшее влияние на образование смыслового значения. … Если рассмотреть словообразование, то можно обнаружить, что прирастание смысла однокоренных слов справа или слева от корневого слова качественно отличается. Также качественно отличается влияние на смысл слов гласных и согласных». [Лыкин И.Л. Корнеслов. Москва, 2013 г. стр. 329].
Зализняк: «Следующий миф любительской лингвистики — это приоритет письма перед звучащей речью. Для любителя написание первично, а звучание вторично: «это то, как прочли слово». Многие слова, по мнению любителей, возникли из того, что кто-то неправильно прочел некоторое другое слово.
Любитель настолько привык к своему умению читать и к своей жизни среди письменных текстов, что он уже не в состоянии осознать, что в истории человечества письменность была уделом совершенно ничтожной части умеющих говорить».
Забывает Зализняк добавить, что это верно только если следовать общепринятой догматике. Учебников по языкознанию на праязыке, к сожалению, не сохранилось. Но вот если язык – это искусственное творение человека, то, как у всякой знаковой системы, знак только тогда знак, когда он закреплён. То есть написан. Например, пальцем на песке.
«Исследования, изучающие природу человеческого разума, подтверждают: возникновение языка самым тесным образом связано с появлением знака в качестве основы мышления. Мышление, основанное на знаках, позволило человеку стать мыслящим существом, с мышлением, отличным от мышления животных: «операция употребления знаков лежит в основе развития высших психических функций, система которых образует высший психический синтез, называемый сознанием» [Выготский Л.С. Собрание сочинений. т. 4. – М.: Педагогика, 1984 г., стр. 364–367]. То есть, сначала появилось мышление, основанное на знаках, а только потом уже возник (был создан) язык. Понятно, что первые знаки были немногочисленны, и их несложно было запомнить. Первые знаки не были и буквами. Это были предметы сравнения, создающие отвлечённые понятия». [Лыкин И.Л. Корнеслов. М.: 2013 г. стр. 252].
Почему-то никто не спорит о способе создания арифметики. Никто не говорит, что звучание первично, а написание вторично, и оно было уделом немногих. А знаков арифметики куда как меньше (в три – четыре раза), чем знаков языка. И язык гораздо сложнее, чем арифметика.
В конце статьи для опознания любителей Зализняк составил список их прегрешений: •WANTED!•
Как опознать любительскую лингвистику (по-Зализняку):
«Закончу тем, что укажу простые признаки, по которым любой читатель может сразу определить, что перед ним не научное сочинение о языке, а любительское. Дело в том, что в главном лингвисты-любители весьма похожи друг на друга, хотя им самим может казаться, что они изобрели что-то очень оригинальное.
Сочинение о языке любительское, если в нём встречается хотя бы одно из следующих утверждений:
1. звук А может переходить в звук В (без уточнения языка и периода времени);
2. гласные не имеют значения, существен только «костяк согласных»;
3. слово А получилось в результате обратного прочтения слова В;
4. такая-то древняя надпись из той или иной страны читается по-русски;
5. название А такого-то города или такой-то реки той или иной дальней страны — это просто искаженное русское слово В (из чего видно, что эта страна была некогда населена русскими или они овладели ею);
6. такие-то языки произошли из русского — того, на котором говорим мы с вами;
7. три тысячи (или пять, или десять, или семьдесят тысяч) лет тому назад русские (именно русские, а не их биологические предки, общие с другими народами) делали то-то и то-то.
Чтение такого сочинения может даже оказаться занятным, но только твердо знайте: оно из области фантастики — сколько бы ни уверял вас автор в том, что это научное исследование».
Разберём утверждения Зализняка по пунктам:
1. Зализняк не против перехода звука А в звук В (замену звука «з» на звук «с» перед глухими согласными ввели в подачи какого-то «учёного»), на то он приводит пример такого (законного) перехода и связывает его с «фонетическими законами», когда в некоторых языках в некоторый момент его предыстории вдруг сразу во всех словах звук p(п) поменялся на f (ф). «Поэтому в родственных словах русского и английского языков имеет место соответствие «русск. начальное п — англ. f», например: пять — five, плыву — flow, полный — full, пясть — fist, пена — foam, паром — ferry (это иллюстрации только для начальной согласной, остальные части этих слов требуют более сложных объяснений)».
2. С «костяком из согласных» Зализняк не согласен, видимо не читал Срезневского. Или то, что смысл исходит от звуков, не нашло у лингвистов понимания. Да и сам звук они разделили на две части – слышимое (фонема) и понимаемое (морфема), не делая смыслового различия между гласными и согласными. В то же время, простое рассмотрение способа наращения смысла в однокоренных словах позволяет понять, что согласные значимее гласных, потому что согласные влияют на образование новых однокоренных слов, а гласные - нет. Суффиксы и окончания, содержащие согласные звуки, образуют новые части речи.
3. Смысл составляющих слово звуков (единичных смысловых начал) определяет внутреннее смысловое содержание слова. Соответственно обратное прочтение меняет порядок смысла. Это если сказать: нож для нарезки хлеба, - то его «обратным прочтением» будет: хлеб нарезан ножом; семена (предназначенные) для посадки и «обратное прочтение»: посадка семян.
То, что обратное смысловое прочтение существует, также можно понять из рассмотрения наращения смысла в однокоренных словах. Стоящие справа от корня согласные оказывают влияние на содержание, придают корневому слову новое качество. Соответственно главный по значимости согласный звук стоит (в слове) крайним справа. Менее значимый согласный звук будет расположен слева.
4. То, что русский язык заслуживает особое внимание филологии, отмечали многие великие учёные и знатоки языков. Как отмечал еще М.В. Ломоносов: «Повелитель многих языков, язык российский ... велик перед всеми в Европе. Кто, не упрежденный великими о других мнениями, прострет в него разум и с прилежанием вникнет, со мною согласится». [Ломоносов М.В. «Российская грамматика». М.: 1755 г. стр. 3]. В русском языке существует правило: одна буква – один звук. Л.Н. Толстой, знаток многих языков отмечал: «Русский язык и кириллица имеют перед всеми европейскими языками и азбуками огромное преимущество и отличие. Преимущество русской азбуки состоит в том, что всякий звук в ней произносится, – и произносится, как он есть, чего нет ни в одном языке».
Русский язык сохранил в себе, в своих единичных звуках и словах те самые смысловые начала, которые составляют сущность «праязыка». Поэтому русский язык в этом отношении и является праязыком. А то, что древняя надпись менее искажена, чем современные языки – это истина. И если в русском сохранены смысловые начала, то смысловые начала древней надписи (если это язык индоевропейской основы) могут быть прочитаны с помощью русского языка. Если только чтец не безответственный фантазёр.
5. То, что когда-то все люди говорили на одном языке, написано в Ветхом завете. «И бе вся земля оустне едине, и гласъ единъ всемъ» [Ветхий завет. СП-б, 1901 г., Кн. 1 Гл. 11 стр. 19]. А если этот язык был един, то вероятнее всего был похож на русский. С русскими названиями рек, стран и городов.
6. Языки произошли из единой корневой основы, сохранившейся в русском языке.
7. Три тысячи лет назад уже существовали люди, говорившие на языке, в котором корневая основа была единой с корневой основой русского языка.
Автор: Лыкин И.Л.
© И. Л. Лыкин
#язык #корнеслов #языкознание #лингвистика #русский язык #мышление #языковедение #русский мир
Если вам понравилась статья, можете поддержать автора: поставить лайки или подписаться.