Представляем мнение нашего культурного обозревателя о выставке «Наивный возраст» из архангельского музея ИЗО.
В марте в архангельском музее ИЗО открыли выставочный проект, посвящённый теме детства. Некоторые картины находились в фондах местных музеев, а что-то приехало к нам из Ярославля и Вологды. Всего работ на выставке около восьми десятков. Получилось мило.
Экспозицию можно условно поделить на три эпохи — строгая благолепная классика, авангардные работы и соцреализм. Есть даже несколько икон, на которых присутствуют дети, но их завезли на выставку скорее в качестве «инкрустации»: изображение ребёнка на иконах не предполагает того, что это ребёнок, а значит и психологического анализа заявленной темы в них отследить нельзя. Поэтому иконы размещены тут скорее для экзотики, как что-то неожиданное. И это недурное эстетство.
Первое, что видит пришедший в выставочный зал человек, — как раз две иконы начала 18 века. С них на нас взирают Праведник Артемий Веркольский и Спас Эммануил. Далее идёт добротный классицизм — портреты барчуков, ребятишек дворянской знати, престольных отпрысков. Жемчужина — портрет маленького Павла Петровича, великого князя, кисти художника Головачевского. Создан портрет в 1763 году.
Но жемчужиной выставки в целом, её ядром, безусловно, являются вывешенные в ряд четыре картины 19-20 веков на серо-синеватом фоне. Тут хорошо видны перемены отношения к детскому миру в художественном сознании. Среди этих четырёх картин даже на самой ранней уже совсем нет того пафосного налёта, который ещё в 18 веке уничтожал в изображаемом ребёнке ребёнка. Здесь есть работа предположительно Крамского — «Девочка с книгой». Собственно, сегодняшние интеллигентные детки выглядят ровно так же. А вот таких детей, каким на холстах остался Павел Петрович, приметить вокруг невозможно.
Однако не все изображения детей вызывают умиление. Есть что-то вызывающее, даже нецеломудренное в портрете Бориса Николаевича Дерягина (художник Кузнецов, 1881 год). Мальчуган томно развалился среди чёрного бархата и позолоты, он явно разбалован и капризен, на всё смотрит с ленью и подавленным желанием устроить какой-нибудь бунт. Дитя порока. Будущий Борис Моисеев. Из таких и вырастали настоящие декаденты, не притворно-салонные, а действительно истомившиеся бесы, танцующие свои надломленные жизни как недолгое танго-кокаин.
Крайне хороша работа художника Кончаловского — портрет его сына. Спокойствие позы, глуповатое лицо, аляповатый пластрон, резкий холодный голубой фон, алые поджатые губы, белая рубашка, в которой мальчик выглядит как облако, — всё это выписано с такой любовью, что сыну художнику остаётся только позавидовать. Но мечтательный мальчик из 1909 года увидит много интересного спустя совсем немного времени, вьюга истории захлестнёт его детство, страшный холодный фон разрастётся и проглотит его, только и останется — эта синь, этот страшный, чистый, огромный сгусток цвета, который даже через век запоминается музейным зевакам сильнее, чем лицо мальчика.
Выставка делится на несколько тематических локаций — «мальчики», «девочки», «семья», «мать и дитя», «игрушки». Оппозиция мужское/женское сама по себе удачна, однако её сопровождают плакаты с неоднозначными высказываниями. Над мальчишеским пространством висит призыв: «Каждому мальчику нужно нести за что-нибудь ответственность, даже если ему только три года».
Такого рода высказывания кажутся едва уловимым сексизмом: дескать, а почему это вдруг только мальчику нужно быть ответственным? Каждого ребёнка следует побуждать к ответственности, иначе через двадцать лет мы будем иметь плачевную бракоразводную статистику, убыль населения, прогрессирующую инфантилизацию общества и культ содержанок.
Кстати, про девочек организаторы выставки написали, что в детстве их надо как можно чаще называть красивыми. Безусловно, надо. Но поощрения трудолюбия, ответственности и стремления к знаниям должны звучать не реже.
Плакатные призывы вообще несколько испортили общее впечатление. Кто-то додумался привести цитату Максима Горького следующего содержания: «…уметь воспитывать детей — это великое государственное дело, требующее таланта и широкого знания жизни». Простите, но воспитание детей — это великое дело родителей.
Забавно и то, что чуть выше цитаты Горького отпечатали цитату известного бунтаря Руссо буквально диаметрально противоположного содержания: «У детей своя манера видеть, думать и чувствовать, и нет ничего безрассуднее, как желать заменить её нашей».
Прекрасна работа Гончарова «Портрет девочки с цветком» (1924 год). Тёмный зелёный мрак на фоне, тёмное коричневое платье, бесформенные башмачки, желтоватое личико, живые чёрные глазки, короткие чёрные волосы — и розовый, чистый, круглый цветок в ладони. И девочка смотрит вдаль, не на него. Потому что она видит это живое чудо где угодно. Она же девочка. И платье её чуть-чуть светится.
«Девочка на стуле» художника Фалька — что-то идеальное. Эта картина похожа на пломбир. Блекло-голубой, белый, шоколадный, немного розового и чёрного — и маленький шедевр готов. Работа Фалька — это сестра-перевёртыш энергичной «Девочки с персиками» Серова.
Ещё одна супер-картина — «Больная Верочка» Мыльникова (1959 год). Очаровательная Верочка полулежит под тёплым розовым одеялом в нескольких голубых кофтах сразу и фиолетовом платке с примочкой возле уха — и что-то пишет левой рукой. Эта деталь делает картину совершенной, наполняет жизнью до предела. Верочка не только поправится через два дня, но и всех нас ещё переживёт.
Интересно представить, как ночью герои картин оживают и приходят друг к другу в гости. Верочка, наверное, хочет познакомиться с мальчиком в ослепительном красном мундире с портрета 19 века кисти неизвестного художника. Потому что он похож на Лермонтова, а про Лермонтова Верочке уже всё рассказали.
Вот она сейчас поболеет — и придёт к нему в другую часть зала, а по пути познакомится со скульптурной девушкой, держащей в руках комсомольский билет с Лениным на обложке (Верочка покрутит пальцем у виска). А потом покривится, увидев соцреализм на соседних стенах. Ведь она эстет, ещё и левша. И совсем не любит Сталина, под портретом которого на одной из самых крупных картин целое семейство сидит за столом и будто бы пишет коллективный донос (серьёзно, эта картина вызывает именно такие эмоции).
Соцреализм всегда вызывает такие эмоции. Его на этой выставке много, но раз уж целью организаторов было обобщение художественного опыта, накопившегося в русской живописи вокруг темы детства, то эстетических претензий у нас нет. Эта выставка вообще хороша тем, что она сама по себе задаёт контекст. Это позволяет сосуществовать самому разнородному художественному материалу на очень короткой дистанции. И именно поэтому нельзя оценивать конкретные плохие работы как плохие: они тут не ради себя самих, а ради совокупного контекста, и каждое произведение тут нужно воспринимать исключительно как часть целого.
Плохой работой была бы, например, картина Григорьевой «Портрет Оли» (1987 год). Оля на картине — какой-то мультяшный домовёнок на мутном фоне, сделанном крупными серо-бело-чёрно-синими мазками. Ни стилистика, ни техника таких работ, коли уж они живопись, не впечатляют. Художнице Григорьевой стоило пробовать себя в мультипликационном искусстве. Работы художника Якобсона («Детский портрет в чёрном пиджаке», «Портрет девочки с бантиками») — та же история.
Есть и откровенная пошлость (зато всего одна-единственная на всю выставку) — какой-то жуткий сюрреалистический сюжет с кормящей матерью, вокруг которой расступается и светлеет пейзаж, а сама она сидит как бы в красно-белом световом потоке. И всё это ещё и в несуразной золочёной раме.
Безусловные шедевры — пластические работы из цветного фаянса. Выразительные, гармоничные и даже с налётом эстетизма.
Хорошей, но наполовину хромающей в исполнении задумкой представляется фотопроект Любови Смирновой. Суть заключалась в том, чтобы с современными детьми сделать фото-реплики живописных произведений. Но с «современностью» и переборщили. На каждом втором снимке ребёнок держит в руках айпад или что-то такое нарочито «прогрессивное», в кадр попали даже монструозные Хагги Вагги или поп-ит. Вряд ли дети тащили весь этот реквизит на съёмку. Дети вообще не так сильно зациклены на искусственных вещах, будь то электроника или игрушки, когда вокруг происходит что-то интересное.
Смысл присутствия разных детских вещей на портретах — в том, чтобы показать настоящий детский внутренний мир через них, углубить личность ребёнка через деталь, которая как бы случайно и естественно попала в пространство художественного произведения. А для фото это делалось специально — и при этом не всегда умно. Но задумка с таким интерактивом для всех желающих детей безусловно, заслуживает одобрения.
Наша оценка выставке — 4 из 5. К посещению рекомендуется, но следует оставаться начеку возле призывных непонятных плакатов и держать в уме, что художественный уровень не каждой картины тут самоценен.
Алексей Черников