Начало двадцать первого столетия. Областной центр Западной Сибири.
Ночная темнота давно просочилась по улицам и переулкам во все медвежьи углы, заняла скверы и парки, сражаясь с тусклым светом одиноких фонарей. Город погружался в тяжёлый сон, намучившись за день, намаявшись от суетой жизни, и только на перекрёстке маячила одинокая тень человека с большим обшарпанным чемоданом, тот явно не знал куда податься. Подтянутая фигура выдавала в нём бывшего служивого, а небольшой животик указывал на любовь к пиву. Если бы не кромешный мрак, то мы наверняка заметили бы тёмные круги под глазами, - следствие нескольких бессонных ночей и огромных переживаний за неопределённое будущее.
Чёрный человек пересёк, наконец, улицу и свернул наугад в мрачный переулок. Ему было абсолютно по барабану в каком направлении двигаться; жизнь для него как - будто остановилась. Привыкший к порядку и дисциплине, мужчина оказался абсолютно не готов к свободному плаванию, к неизвестности, к беспределу и хаосу сегодняшней действительности.
Слева, по ходу движения, он заметил полуразвалившийся, старый двухэтажный дом. У этого старинного особняка не оказалось дверей на входе, рам на окнах и крыши, как таковой. Тёмные глазницы окон выглядели смертоносными амбразурами дотов и только в одном проёме на втором этаже брезжил огонёк небольшого костра.
Бывший прапор, а ныне опустившийся бомж, остановился около мрачных руин, глубоко вздохнул и с опаской протиснулся в парадное. Резкая вонь прогорклой мочи, перемешанная с запахом застарелой плесени, ударила в нос, страх закрытого, тёмного пространства накрыл колпаком, но желание погреться у костра оказалось сильнее и он начал подниматься по раздолбанной лестнице без перил.
Почуяв аромат печёной картошки, незваный гость ускорил шаг, но тут же вляпался в кучу дерьма. "Да что же это такое!? За что все эти испытания?", - подумал он и оказался в большой комнате, посредине которой горел уютный костёр.
Вокруг огня, словно двенадцать месяцев расположились бомжи, протянув к теплу озябшие руки, ноги, животы и спины.
На незнакомца никто не обратил внимания и только один с огромной и грязной бородой, очевидно старшой, тихо спросил: "Ты кто будешь, мил человек?"
- Здравия желаю, господа бродяги. Я, Николай Дворкин, бывший прапорщик Советской Армии, на данный момент - пенсионер, а точнее, ввиду жизненных коллизий, сейчас бездомный, со всеми вытекающими.
- Ну проходи, Николаша - Нидвораша, погрейся. Мы тут все такие же, как ты, на задворках жизни.
- Спасибо, люди добрые.
- А ты, часом не журналюга ряженый? А может, ты писака хренов, сочиняющий новый роман "На дне"?
- Не, не, я просто любопытный человек, мимо проходил.
Поставив дурацкий чемодан, он охотно присел к огню. Ему плеснули пол - стакана боярышника и торжественно выдали печёную картофелину.
Первым ошеломляющим впечатлением, ярким откровением, шокирующим наблюдением для бывшего служивого оказалось то, что эти люди не выглядели обречёнными, обиженными Богом и страной; они не жаловались на судьбу, не рыдали от горя, - они попросту грелись у костра, пили, закусывая чем Бог послал, они буквально существовали здесь и сейчас.
Молчание нарушил один из колоритных бродяг.
- Мы, почему вопросы приблудным задаём? Потому, что тут всякие шляются: журналюги и скинхеды, бандосы и нарики. И всем есть дело до нас, как - будто людям заняться нечем.
- А чего скинхедам - то надо?
- Ясно дело, чего: поубивать нас, чтобы, типа, город чище стал. Мы ведь заразу и вонизим распространяем, тырим всё, что плохо лежит и кошек на костре жарим. По их мнению, нам не место в цивилизованном мире.
- А бандиты, чего около вас трутся? Им - то чего надо? С вас взять - то нечего.
- Не скажи. Нас на органы пустить можно, или педикам продать в бордель для пользования, как шлюх.
- Да, тяжело в наше время бродяжничать.
- Бомжом быть легко, поскольку нас не обременяет семья, работа, деньги, дом и всякие там мелочи жизни. Мы вне зоны потребления, вне зоны доступа, а против мрази всякой мы умеем защищаться, у нас свои методы.
Зашедший на огонёк с грустью оглядел присутствующих и представил себе, как эти несчастные, незащищённые бедолаги отбиваются от психопатов - педрил, от хирургов - садистов, от бритоголовых, вооружённых битами.
Главарь свободной стаи униженных и оскорблённых, бичей и чмошников уловил горькую иронию во взгляде новенького: "А это ты видел, "Николаша - Нидвораша"!?" Он достал ПМ и передёрнул затвор. Его примеру последовали остальные.
- Ни хрена себе!? Да, вы, - банда!?
- А ты думал, мы лёгкая добыча для стервятников? К нам уже давно никто не суётся, даже бродячие собаки нас стороной обходят, чуют чем пахнет.
- А откуда стволы, если не секрет?
- Иногда, пьяные в хлам менты теряют, иногда, бандюгу одинокого подловим, две "мухобойки" афганцы подогнали для защиты. Вон у нас Костян, - опалённый Кандагаром.
Прапор невероятно воодушевился, воспрянул духом и с надеждой в голосе спросил: "Братцы, возьмите меня в свой партизанский отряд? Мне шагать некуда, я уже до края докатился".
- Поглядим. Пока ты, Николаша, на испытательном сроке, а там видно будет, что ты за перелётная птица.
- Я оправдаю. Я постараюсь. Я выжить хочу.
- Да, не ёрзай ты и не очкуй. Поведай лучше свою хронику бытия. Это первый шаг, чтобы понять тебя. И смотри, без трёпа, бродяги враньё за версту чуют.
- История, в общем - то, обычная для сегодняшнего времени. Всё началось с развала Союза.
Я всё спросить хотел: "Как вас звать - величать?"
- Зови меня просто Завлаб, с остальными по ходу познакомишься. Погнали дальше.
- Под Семипалатинском находилось много военных городков, вот, в одном из них я служил прапорщиком, наверное, правильнее сказать, - горбатился, поскольку обитал в городе, а в часть ездил каждое утро на работу. В Семипалатинске хата у меня однокомнатная имелась. Бросить её пришлось в девяносто восьмом.
Завлаб ехидно ухмыльнулся, хлопнул лечебного пойла и недоверчиво поинтересовался: "А чего ты, однушку свою не продал?"
- Тогда время такое было. Наверное, оно и сейчас в Казахстане такое же. Президент на всех углах заявляет, что в стране все нации равны, а на самом деле, русских выдавливают всеми правдами и неправдами. Немцы и евреи все уехали, - благо есть куда, а для русских в Казахии, Россия, - злая мачеха. Поэтому, хату продать практически невозможно. Вы себе не представляете, - стоит девятиэтажка, а в ней половина квартир, - пустые; заселяйся кто хочет. Казахи, - бывшие колхозники, конокрады, бездельники, - в города косяком ломанулись. Это так у них государство жилищную проблему решает.
Короче, соскочил я на пенсию в сорок пять; довольствие копеечное, работы нет, кругом нищета. Несколько лет помыкался; два раза удалось из родной части кое что вывести, продать. На то и жил, а точнее, бухал каждый день беспробудно.
Когда часть окончательно расформировали, я наведывался туда с такими же бедолагами, как сам, - плитку со стен сдирали, оконные блоки снимали, брошенный металл собирали, в общем, мародёрничали. А что делать? Заводы все встали, стройки заглохли, одни барахолки кругом. Русские - то все эвакуировались, а казахи работать не умеют, да и не хотят. Тут ещё китайцы попёрли, как саранча.
Вместо того, чтобы за русских держаться, правительство китаёзам подмахивает,- всё на продажу. Это называется, - казахское экономическое чудо, - туфта полная.
- Слышь, Колян, тебе бы романы строчить. А может, ты, в натуре, баснописец? Перекантуешься тут какое - то время, а потом, чтиво про нас накропаешь? Гонорар получишь? А.?
- Падла буду! Хлебом клянусь!
- Ладно. Хотелось бы верить. Да, не ори ты, а то крыс разбудишь.
В этот момент к костру вернулся ночной дозор. Один из часовых подсел к новенькому: "Залётный? Каким ветром? Я гляжу, ты бывший вояка? У тебя на лбу нацарапано."
Другой подгрёб к Завлабу: "По периметру всё спокойно, шеф. В левом крыле босота пыталась на нашу поляну проникнуть, так мы их шуганули. Да, ещё за гаражами ментовская машина около часа маячила: мусора с путаной развлекались. В остальном, - тихо, как в танке."
Завлаб пошептался со сменными караульными и вопросительно взглянул на примолкшего рассказчика.
- Продолжай.
- Я вот и толкую, что жизни в "Семилопатинске" совсем не стало. Всё, что можно утащить, - утащили и стал я собираться на родину.
Сначала направился к двоюродному брату на Алтай. Там тоже разруха, работы нет, производство на боку лежит, все от тоски бухают по чёрному. Я попытался в контрактники записаться, но медкомиссию не прошёл. Опять запил на долго. Через полгода жена братана с треском выперла меня. Я опять в канаве.
Завлаб понимающе кивнул: "Сколько вот таких, как ты, бывших служивых, по России болтается. А сколько, спилось? А сколько, в бандиты подались и сгинули? А сколько по психушкам, да по тюрьмам мыкаются? Страна большая; плюс, минус миллион. Кого это волнует? Правильно, никого!"
- Мне первое время, как - то стыдно было, что я здоровый, взрослый мужик болтаюсь, как говно в проруби. Потом, - смирился.
- Я не врубился, а что ты за Алтай не зацепился? Просторы там огромные, деревень, - полно; нашёл бы себе бабёнку и жил бы, как у Христа за пазухой.
- Понимаешь, не могу я на хуторах. Я чисто городской человек; тошнит меня от запаха навоза, в огороде копаться не люблю, самогонку на дух не переношу, а от деревенских баб воротит меня.
- Понятно. Меня вот, тоже, когда в колхоз посылали от Универа, тошнило от деревенской безнадёги, выть волком хотелось. Ладно, давай дальше. Как в Сибири оказался?
- Племяш у меня тут жил; я вчера с горем пополам до города добрался, а его, уже месяц, как закрыли за разбой, на семь лет. Его жена меня даже на порог не пустила, сука паршивая.
Вот я и шатался по городу целый день. Один раз чуть в мусарню не загребли, пришлось последние двести рублей отстегнуть.
- Скажи мне, Николаша, а ты в помойке когда - нибудь ковырялся в поисках тухлятины, плесневелого хлеба, хоть чего - нибудь съестного?
- Как - то не приходилось.
- А бычки вонючие на улице собирал?
- Пока Бог миловал.
- А, за пустые бутылки с конкурентами махался?
- Нет, Боже упаси.
- А, вшей у себя на башке сотнями давил?
- Нет.
- С сегодняшнего дня всё это огребёшь в избытке. Можешь, конечно, уйти в автономное плаванье, только, уверен, что тебе одному на улице и двух дней не продержаться. Я тебя не гоню, оставайся, но учти, - у нас дисциплина и полное подчинение.
- Согласен. В принципе, именно этого я и ищу, чтобы подчиняться и ни о чём не думать, как на службе.
- Как были вы в армии баранами, так ими и остались.
- А так легче жить.
- Ладно, устраивайся тут у костра, покимарь, завтра дел море.
- Каких дел?
- Все вопросы на потом, коней не гони. Будет день, - будет пища. У нас каждый день, - забот полон рот, а цель одна, - выжить. Готов?
- А я, как тот пионер.
- Не гоношись! Завтра проверим, на что ты годишься.
P. S. Любое совпадение имён и фактов считать вымыслом автора.