Как-то осенью у нас в очередной раз сломалась машина. Пришлось собираться в Москву за запчастями. И вот Алексей возвращается, выходит из автобуса, в рюкзаке тяжелые запчасти, а на улице ветер, поземка и сумасшедший холод. Землю схватило морозцем, припорошило колючим снежком. По такой погоде придется идти по дороге без малого двадцать километров. Прошел уже половину, а попутного транспорта все нет. Снега выпало еще мало, но поземка жуткая, ветер с ног сбивает.
Выйдя из леса на одиннадцатом километре, Алексей решил срезать семь километров и пройти напрямки, мерзлыми полями. Пошел и даже как будто сил прибавилось. Уже подходя к дому и сворачивая на короткую лесную просеку, он заметил в поле черную колеблющуюся точку. Бинокля с собой не было, и он остановился и стал вглядываться. До этой точки было метров триста. Толи ветер что-то покачивал, то ли заяц кормился на озими, но точка двигалась как будто живая. Положил Алексей рюкзак под ель и пошел ради любопытства посмотреть поближе, что это такое. Пройдя около семидесяти метров, он заметил, что это что-то падает от ветра на бок, встает и снова падает, но что это такое пока непонятно. Идет и думает, - может это бумагу в поле какую-нибудь приморозило, а я крюк даю. И вдруг отчетливо видит, поднялась голова на тонкой шее, огляделась и снова упала – гусь. Сразу стало ясно – подранок.
Гоняться по полю за гусем не пришлось, больно слаб был. Перо все в крови на груди и шее слипшееся коркой и глаза грустные. Уже не убегал гусь, а отползал. Алексей поднял его с земли – пушинка, как исхудал. Положил гуся за пазуху и пошел домой. Ручьи окостенели от холода, и Алексей быстро перешел их по ледяной корке.
Гуся мы поместили в большую картонную коробку с сеном и поставили в доме за печку. Гусь поел немного, но выпил почти кружку воды. Сил у него прибавилось, и он начал есть активнее. Всю ночь мы слышали, как он тихо побрякивал миской и шуршал зерном.
Утром, разглядев гуся как следует, определили мы, что он относится к гусям – гуменникам, а по длине клюва – к таежным гуменникам. Надо отметить, что таких гусей мы еще ни разу не видел, разве что в зоопарке.
Долго гусь наш не вставал на ноги – лежал в коробке и молчал, ни одного звука мы от него не слышали. Когда давали есть и пить, кивал головой, словно благодарил, и смотрел на нас полными слез глазами, как нам казалось. Но тепло и корм сделали свое дело, и гусь встал. Как-то вечером, уже под Новый год, гусь вылез из коробки и вышел из-за печки в комнату, встал по середине и стал прихорашиваться. Конечно, перо его оставляло желать лучшего, на груди и шее были значительные прорехи, но кровь вся отсохла и отчистилась. Если раздвинуть перья на груди, то там была заметна рваная рана. Трудно сказать, как он ее получил, но скорее всего это был след от пробившей насквозь грудь картечи. Потеряв много крови и обессилев, гусь умудрился видимо около месяца скрываться в полях и перелесках. Наверно ему просто повезло, что он выжил в лесу, где полно хорьков и лисиц – судьба.
По размеру это скорее всего была самка, прозвали мы ее Гусихой. Встретила она вместе с нами Новый год в избе. На груди у нее появились чистые новые перья, рана зажила, а оперение стало приобретать здоровый блеск. В оттепель мы перевели Гусиху в хлев, где, потеснив коз, отвели ей отдельный загончик. С каждым днем Гусиха набирала сил, крылья становились все крепче и крепче.
Начался март, и как-то раз, выгнав коз на прогулку, мы плохо закрыли дверь в хлев. Во время прогулки коз, мы обычно весь хлев предоставляли в распоряжение Гусихи, где она свободно расхаживала, махала крыльями и набирала форму. Вечером Гусихи в хлеву не оказалось, мы искали ее до темна, но не нашли даже ее следов.
Конечно, мы очень расстроились, так как понимали, что если она от нас улетела, то скорее всего погибнет от бескормицы. Утром разыгралась непогода, посыпал снег, засвистел ветер, снег засыпал крыльцо, коридор и сени. И вот вечером, спустившись в сени, Алексей заметил на припорошенном полу следы гуся, а неподалеку, под лестницей, возле бочки с зерном, сидела гусиха. Взгляд у нее был виноватый и она отворачивала голову. Мы же ужасно обрадовались – вернулась! Где она провела день и ночь мы так и не узнали, но больше, до конца апреля Гусиха нас не покидала. Она гуляла у дома, и всегда сама возвращалась в свой загончик. Мы окольцевали ее, ожидая, что она улетит. Но тут открыли весеннюю охоту, и мы решили от греха подальше, придержать ее в хлеву, пока не закончится стрельба.
Однажды утром, потянулись через нас гуси, в основном это были серые. Гусиха провожала стаи, смешно поворачивая голову, то одним глазом вверх, то другим и уходила в хлев, когда стаи исчезали. Вдруг гусиха торопливо вышла из хлева, замерла, прислушиваясь, и издав какой-то писклявый звук, разбежалась и полетела, набирая высоту. Мы вышли проводить ее и заметили, что высоко в небе летели некрупные гуси, семнадцать штук. И Гусиха, прежде не летавшая у нас, стала их догонять. Мы видели, что она летит довольно далеко от стаи, вскоре стая скрылась за лесом, и мы так и не увидели, догнала ли ее Гусиха.
Уже в начале лета, при разговоре с одним местным охотником, мы случайно узнали, что в конце апреля, видел он на холмистом лугу у речки Жадоховки, в десяти километрах от нас, стаю кормящихся, необычно мелких гусей. Раньше он таких не встречал в наших окрестностях. Птицы, заметив его, поднялись на крыло и улетели. При этом одна птица взлетела позже остальных и догоняла стаю, их было восемнадцать. Мы сразу догадались, что это была наша Гусиха и ее стая.