Помчал на дачу паровоз.
Толпою легкой, оробелой стволы взбегают на откос: дым засквозил волною белой
в апрельской пестроте берез.
В вагоне бархатный диванчик еще без летнего чехла.
У рельс на желтый одуванчик садится первая пчела.
Где был сугроб, теперь дырявый продолговатый островок вдоль зеленеющей канавы: покрылся копотью, размок весною пахнущий снежок.
В усадьбе сумерки и стужа.
В саду, на радость голубям,
блистает облачная лужа.
По старой крыше, по столбам, по водосточному колену -
помазать наново пора зеленой краской из ведра - ложится весело на стену тень лестницы и маляра.
Верхи берез в лазури свежей, усадьба, солнечные дни все образы одни и те же, все совершеннее они.
Вдали от ропота изгнанья живут мои воспоминанья в какой-то неземной тиши: бессмертно все, что невозвратно, и в этой вечности обратной блаженство гордое души.
1925