Тему статьи подсказали комментарии. Я подумал, что стоит написать, поскольку это не единичные случаи, это тенденция.
«Хорошо, когда не боятся обращаться... Я жила в повышенном тревожном фоне, было ощущение, что сижу на краю пропасти. Сейчас думаю, чего не обратилась...»
Когда я работал врачом-ординатором, у меня дома, случились сильные боли в эпигастрии. Нервы, питание всухомятку и т.д. Я мучился часа два, пытаясь справиться сам. Скорую помощь вызывать было как-то стыдно, все-таки сам врач. Но таблетки не помогали. Вызвал. Приехали быстро, вкололи баралгин и сразу полегчало. Мне говорят: «Ну и зачем терпел? Сразу не мог вызвать?».
Действительно, чего терпел? Ведь и сама боль является повреждающим фактором. Боль нужна, как сигнал о неблагополучии в организме. Конечно, если есть подозрение на аппендицит, например, обезболивать нельзя, чтобы не пропустить перитонит. Но когда источник боли известен, то ее надо снимать. Сейчас речь, не о боли, а о нежелании людей обращаться к специалистам за помощью.
Как говорят сатирики, наши люди обращаются в больницу, за два дня до смерти. А Жванецкий расшифровал: «Что с человеком не делай, он упорно ползет на кладбище».
Я ушел из здравоохранения, осознав, что медицина с ее узкой специализацией, не может сделать человека здоровым. Организмом в целом, в котором все взаимосвязано, никто не занимается.
Конечно, ушел не просто так. Прослужив определенное количество лет «аттестованным» врачом, у меня была выслуга лет, позволяющая получать минимальную пенсию. Я пережил многочисленные проверки ведомственного медицинского отдела, которые упирались в соблюдение приказов министерства. Но мы имеем дело с живыми людьми, а они не всегда вписываются в регламентирующие документы. Чаще всего, почти всегда не вписываются. На этой почве и были конфликты. Устав от этого, я ушел сначала из медицины, а потом и на «гражданку».
Занимаясь психотерапией, невольно обращаешь внимание на позднюю обращаемость к специалистам. Были случаи, когда в послеродовой депрессии, сначала шли к психиатрам. В одних случаях это правильно, но в психиатрии узкий подход к проблеме. Раз человек пришел, и антидепрессанты не помогли, тогда стационар и «тяжелые» препараты. А психотерапия, это естественно, «шарлатанство».
Студентами, на кафедре психиатрии, нам показывали больных на амбулаторном приеме. Профессор, перед этим, ярко рассказывал, с какими жалобами обращаются пациенты. Почему-то, он уперся в змей, видимо у него такой случай был. И вот заходит женщина, видит человек пятнадцать в белых халатах и естественно теряется. Ей профессор приветливо так, говорит: «Вы расскажите, что вас беспокоит?». Она объясняет, что видит тяжелые сны, и ей начинает казаться,…тут профессор ее прерывает, и спрашивает громко: «Змей видите?!». Женщина растерянно смотрит на него и в панике выбегает из кабинета. «Ничего» - говорит профессор, - «позже придет». Мне тогда подумалось, что вряд ли.
На кафедре психиатрии преподавала ассистентка с ученой степенью, но у нее случались обострения. Тогда ее подлечивали, и она продолжала работать. Наверно, это гуманно по отношению к ней. Есть такая профессиональная вредность, для тех, кто работает в острых отделениях.
Эти случаи я рассказал не в обиду специалистам. Я стараюсь не брать пациентов уже побывавших на лечении у психиатров. Прием «тяжелых» препаратов всегда отражается на сознании, и пробиться через них, бывает достаточно сложно.
В случаях психосоматики, когда человек обходит врачей многих специализаций и меняет клиники, хорошо, когда находится доктор, который делает такую запись: «Рекомендована консультация психотерапевта». Но чаще, врачи «стесняются» давать такие рекомендации. Ведь пациент может возмутиться, а как же, ведь он не псих! И в разговорах, когда люди узнают, что кто-то посещает психолога, спрашивают: «Ты, что больной?».
Но всегда, когда помогаешь людям, надо уметь разобраться, чья помощь требуется. Где психосоматика, а где клинический случай. Вопрос о квалификации специалиста, это уже совсем другая история.