Утром я проснулась от возбужденных голосов за стенкой. Ссорились мои бывшие квартиранты, теперь уже соседи. Кажется, мне придется перенести свою спальню в другую комнату. Дом был поделен на две половины. Одна была бабушкина, в которой сейчас жила я. В ней было три комнаты, большая кухня, коридор с выходом во двор и огромная ванная комната, пристроенная лет пять назад. Вторая половина состояла из двух комнат и больше напоминала отдельную квартиру со всеми удобствами. Когда-то в ней жила мама с моим отчимом. А мы с братом всегда жили с бабушкой, потому что мама была больна туберкулезом и нас всячески пытались оградить от контактов с ней. Позже там жила я с мужем. В те времена дверь флигеля, в котором бабушка обычно колдовала над созданием своего чудесного вина, открывалась в сад. Когда же во второй половине дома селились квартиранты, то дверь, соединяющая флигель и сдаваемую жилплощадь, тщательно перекрывалась. Так что квартиранты жили своей автономной жизнью, и мы их почти не видели. Внезапно за стеной послышался глухой удар и вслед за ним резкий женский вскрик, перешедший в приглушенный плач. Я подскочила с постели, намереваясь вмешаться, так как не могла спокойно относиться к тому, что бьют женщину. К тому же Лена была на третьем месяце беременности. Но тут же я опомнилась. Что я им скажу? Это квартирантов можно было бы приструнить, но как я могу повлиять на Максима, ставшего с недавнего времени полноправным хозяином своей жилплощади? Вот уж от кого, а от Максима я такого не ожидала. Он всегда казался таким вежливым и спокойным. За стеной воцарилась тишина и я подумала, что поступила правильно, не вмешавшись в разборки супругов. Интересно, чем это Лена, такая милая и робкая девушка, могла так разозлить Максима, что он поднял на неё руку? Последнее время Лена довольно часто стала приходить ко мне. Но только тогда, когда её мужа не было дома. Неожиданно для меня, Лена оказалась довольно смышленой и разговорчивой. Я обучала её вязанию и шитью. Она была совсем молоденькой и относилась ко мне с почтением, больше похожим на восхищение. Она была уверена, что я умею буквально всё. Лена росла в простой рабочей семье. Мать её была поволжской немкой, а отец чеченцем. После окончания депортации семья Лены обосновалась в Грозном. Лена закончила среднюю школу и подала документы в пединститут, но неожиданно к ней посватался Максим, отец которого дружил с её отцом. Лена поддалась уговорам своего отца и всей родни, и согласилась выйти за Максима замуж. тем более, что он был хорош собой и приятен в общении. Мне она никогда не жаловалась, да и вообще в общении с ней мы обе старались избегать разговоров о личной жизни. Но как-то она мне рассказала, что её мама нашла своих близких родственников, которые также были депортированы в Казахстан, но оттуда уехали сначала в город Энгельс, бывший Покровск — столицу немцев Поволжья, а потом перебрались на свою историческую родину, то есть в Германию. И вот недавно они прислали вызов для мамы, отца и для неё с Максимом. Но Максим категорически отказывается ехать. И она, как примерная жена, должна остаться с ним. Хотя ей бы очень хотелось поехать в Германию, увидеть своих многочисленных двоюродных братьев и сестер. А её отец настолько любил свою жену, что готов был ехать вместе с ней хоть к черту на рога, несмотря на то, что его родственники угрожали ему проклятиями. За стенкой слышался тихий, монотонный голос Максима и скрип его шагов. Окончательно решив не вмешиваться в их отношения, я встала с постели и поплелась на кухню. Бедная Кукла уже, наверно, заждалась своего завтрака. Выйдя с миской во двор, я обнаружила, что будка пуста, а цепь вилась по земле и пропадала за конурой. Я позвала Куклу, но она не отозвалась. На ватных ногах, уже предчувствуя неладное, я обошла будку и, наконец, увидела мою любимую собаку. Она лежала в неестественной позе, задрав вверх оскаленную пасть, и смотрела на небо уже остекленевшими глазами. Я закричала, заревела и попыталась наклониться, чтобы погладить Куклу по голове, но тут же резкая боль в животе заставила меня вскрикнуть снова. Я кое-как выпрямилась и, бросив взгляд на Куклу, мысленно попросила у нее прощения за то, что вынуждена сейчас её оставить. Боль повторилась. Сомнений не было, это начались схватки. Да и по срокам пора бы уже. Надо было срочно идти и кого-то просить вызвать скорую. А ближе всех находились Лена с Максимом. Держась за будку, потом за стену кирпичной пристройки, и далее, идя вдоль дома, опираясь на его стену, я дошла до флигеля. Присев на крылечко, я с ужасом смотрела на дорожку, ведущую к калитке. Эти десять метров казались мне непреодолимыми. Но делать было нечего. Со страхом, согнувшись и придерживая живот обеими руками, я двинулась от флигеля к калитке. Мне казалось, что если я разогнусь, то буду менее устойчива и могу упасть. В этот момент упасть я боялась больше всего, потому что была уверена, что подняться уже не смогу. Сцепив зубы, я шаг за шагом продвигалась к калитке. Когда я, наконец-то, схватилась обеими руками за щеколду, пот с меня лил градом. Отдышавшись, я открыла калитку и вышла на улицу. Теперь, уже держась за забор, я стала продвигаться дальше. Завернула за угол и продолжала двигаться к заветной двери моих соседей. И вот я уже стучу в их дверь. Но мне никто не открывает. Я опять стучу и кричу: "Максим, Лена, помогите! Я же знаю, вы дома! ". Пыталась стучать в окна кухни и двух комнат, но всё было без толку. Придется идти к следующему дому, где живут Танькины родители. Но шансов на то, что они окажутся дома, было мало, поскольку обычно в это время они находились на работе. Да еще и ноги мои от напряжения дрожали и подгибались. Но всё равно надо было как-то действовать, искать людей. На этой стороне улицы, напротив всего дома тянулась огромная клумба с зарослями желтых роз. Бабушка называла эти розы "чайными". Вот в эти заросли я и упала, когда очередной приступ пронзил меня насквозь. И даже не почувствовала, как тысячи острых шипов впились в мое тело.