Глава 23.
Её серьги качнулись тяжелыми полусферами.
Короткая стрижка. Волны черных волос лежат безукоризненно.
Улыбка ироничного рта эстетична и мила.
Как твой "Лямур-Тужур"? Как всегда при встрече, промурлыкала она.
Глаза серые, почти прозрачные. Уголки глаз опущены. Поэтому контраст "как будто всегда грустящих" глаз и лучезарной улыбки был потрясающ!
Глаза никогда не лучились, они скорбели. А улыбка всегда была чуть порочной.
"Лямур-Тужур" - это была присказка Ольги. Для начала любого разговора. При этом вопросе она начинала глубоко дышать и придвигалась, явно желая срочно узнать все интимные подробности жизни собеседника.
С трудом верилось, что она учится в медицинском вузе. Ни одной темы в этой сфере интересов она никогда не обсуждала и не "муссировала".
Казалось, только - любовь в ее голове...И тусовки.
Она быстро начинала рассказывать, как хорошо она вчера посидела в баре!
Марии эта тема не была близка. Денег на бары не хватало. Иногда даже на обед приходилось перехватывать у Лины, так как у нее всегда была "заначка" (продукты и деньги ей присылала мама из маленького шахтерского городка).
Лина, Ольга и Мария составляли контрастную троицу, которая в перерывах между лекциями смеялась где-нибудь в уголке огромных коридоров старинных зданий.
Атмосферные коридоры всегда придавали солидность процессу обучения. Широкие лестницы с чугунной вязью перил и балконы, особенно по вечерам, придавали сладость неожиданным встречам.
Это были годы, когда всем было около двадцати лет... И все были влюблены или близки к этому. Поиск любви был постоянным.
"Этот станет судьбой? А, может, - этот?"
Все присматривались, примерялись. Делали неуверенные шаги навстречу другому... совсем другому полу.
Мария подрабатывала ночами и по выходным в роддоме. Лина - на
кафедре глазных болезней. Ольга не подрабатывала.
Её мама работала в буфете исполкома, и в семье Ольги всегда-всегда был "дефицит".
И если Мария дома видела только супы из пакетиков, а Лина - картофель и сало из посылок, то Ольга питалась отменно. Между занятиями успевала - в буфет к маме.
И светилась здоровьем и румянцем её кожа. И блестели зубки "один-к-одному", как свидетельство здорового образа жизни.
Ольга знакомилась в барах... А туда иногда "заносило" людей, жизнь которых была всегда рискованной, на грани! Иногда, очень редко удавалось им посидеть с коньяком. Глядя на дно, перебирая подробности неспокойной работы, отвлекаясь на красивых девушек и слушая музыку...
они лечили те раны душевные, о которых не особо расскажешь.
И поэтому искали они глазами те глаза, которые тоже, кажется, всё поймут. Человека, который не задаст лишних вопросов. Девушку, с которой хорошо просто посидеть, перебрасываясь ничего не значащими фразами...
А потом, подхватив легко "под локоток", кружить по городу. И искать покоя в объятиях за закрытыми дверями. И помня, всё равно каждую секунду помня, где лежит оружие.
Ольга познакомилась и познакомила Лину с двумя друзьям,
которые стали их мужьями. И уголовный розыск -дело их мужчин- разделил жизнь Ольги и Лины на "до" и "после".
"До" - это наивность, поверхностность и болтливость.
"После" - опасения, волнения и верность.
После выпускного Ольга, неожиданно для всех, осталась на кафедре. Причём, эту кафедру, видимо, из-за заведующего, - не просто ненавидели, но и сочиняли анекдоты и "ёрничали".
Кафедра была гигиенического направления. Наверное, важного и потрясающе интересного... Но звали этот предмет студенты "ското-логия" по ассоциации с фамилией профессора, который был зло-вреден и завистлив.
Именно на эту кафедру пошла Ольга "двигать науку". И поехала она в 1984 году в славный город на Неве, где, пренебрегая правилами личной безопасности, вводила подопытным мышам ядовитые вещества.
Целью работы было установление предельно-допустимой концентрации ("ПДК" - в медицинском просторечье).
И впитывались эти яды не только через кожу рук, но и через дыхание.
Диссертацию свою Ольга подготовила. Но, пока она с методичностью записывала результаты опытов, шел... год за годом.
И, вернувшись на Урал, она узнала, что муж "родил" ребенка "на стороне". С другой женщиной, которая была рядом, была "живой и тёплой". В отличии от "ученой и эфемерной".
Стресс ударил по Ольге со всей мощью. Да так, что развернул ее жизнь на сотни градусов!
Карусель эмоций летала по кругу. И вдруг встала. Совсем. Никаких эмоций.
...
Уход в монахини вверг снова всех окружающих в шок.
Нет, Ольга не ушла от мирской жизни. Она работала раз в неделю в центральном книжном магазине, в самом центре города, буквально в двух шагах от кафедры, которая отняла годы её жизни и семейное счастье.
Она смело и открыто смотрела в глаза бывших коллег, которые приходили "полюбоваться" на сошедшую с ума бывшую комсомолку.
Ольга спокойно отвечала на вопросы, которые касались церковных книг, молитв.
Она принимала живейшее участие в издании церковной газеты, где возглавила отдел борьбы с абортами. Писала убедительные и не назидательные статьи под новой фамилией: ею стало имя отца.
Кстати, первичная, девичья фамилия Ольги была как раз "из званий"
церковных служителей.
Видимо, где-то в глубине веков, кто-то в роду был "при церкви" и служил вере, как это выбрала Ольга.
Сын её не захотел "вступать в пионеры". И Ольга обратилась к Марии, чтобы по психологическим тестам уточнить, стОит ли выговаривать ему за это решение и нажимать на "социальные педали"?
И тесты показали, что духовность сына настолько высока, что прямая ему дорога - в церковь.
Когда на Урал приехал самый высший чин того времени Алексий...именно эту небольшую часовенку он посетил.
И получил он в дар роспись по шелку-батик- одного из самых талантливых модельеров города. И батик этот назывался "Альфа и Омега".
И звонили колокола, верёвки которых с удовольствием перебирал сын Ольги. Он гордо называл себя - пономарь. Было ему 9 лет.
За оцеплением, которое было вокруг часовни, стояла Мария с маленьким сыном.
Вдруг Алексий остановился, потрепал помпон на шапке четырех-летнего сына Марии и дал ему икону. Своё благословение.
А Мария стояла и в звоне колоколов слышала, как много лет назад:
"Лямур-Тужуррр".
