По мере того, как солнце поднималось выше, становилось всё жарче и жарче, и мне, отвыкшей за месяц от климата средней полосы, было уже весьма дискомфортно. Да уж, это в Карелии август чуть ли ни осень, а тут — ещё какое лето! И это всего-то половина девятого утра, что же будет в полдень? Яблоневые сады с обрезанными по всем правилам деревьями — это не лес, тень от таких короткая, в неё спрятаться можно только если зайти совсем уж под дерево, а вот идти в тени не получается никак.
Да и куда мы идём? Зачем? Надеюсь, что Стас это знает, иначе вот так можно угуляться насмерть и никуда не прийти.
За пару километров до очередного поворота я прочитала на придорожной табличке "Совхоз "Агроном" и вспомнила эти места. Я же здесь как-то уже бывала, давно, Сашке тогда и года не исполнилось. Мы с Васькой приезжали сюда подработать на сборе яблок, но ничего в итоге не заработали: пришлось уехать раньше времени, потому что свекровь позвонила и сказала, что заболел наш сынок. Эх... надо было тогда хоть одному кому-то остаться и дождаться оплаты, но очень запереживали, оба уехали... Да чего уж теперь!
А вообще, совхоз этот хороший, процветающий, и именно здесь производят мои любимые соки "Тонус" и "Фруктовый сад", а так же многое другое. Да и места неплохие: красиво, несмотря на то, что лес я люблю больше, чем вот такой пейзаж. Здесь преобладают поля, сады, есть большие пруды — да, я б жила в таком месте, жила и с удовольствием работала бы, деревенская душа... Но жить мне точно не здесь, если я хочу быть со Стасом: этот городской до мозга костей. И хотя он многого в жизни не чужд, к примеру, дрова прекрасно колет, воду из колодца носит, да и голубику от брусники отличает, то, что деревенская жизнь не по нём, видно невооружённым глазом.
Я исподтишка оглядела Стаса, а он даже головы не повернул. Видно было, что он где-то далеко, и вовсе не жара и не три тяжёлых сумки его напрягают: он явно думал о чём-то не слишком приятном и простом.
— Дай мне хоть одну сумку, — решилась попросить я, но он лишь молча покачал головой, ни на мгновенье не сбавляя темпа ходьбы.
Я тихо, сдавленно вздохнула и продолжила путь. Мне хотелось уже немного передохнуть, попить воды, но почему-то не осмеливалась этого предложить. Ладно, думалось мне, воды-то всё равно нет, вот попадётся колодец или хоть что-нибудь, тогда...
Машин на этой дороге нам почти не встречалось, да и людей тоже; в садах никто не работал. Я сначала удивилась, а потом поняла: людям тут и делать нечего, яблони попадаются только поздних сортов, на них ещё совсем зелёные яблоки, собирать их рано, от вредителей обрабатывать уже наверное поздно, и все, кто трудится в совхозе, скорее всего работают в других садах.
А как же тут, наверное, красиво весной, когда всё цветёт! Вот бы увидеть хоть раз...
Мы миновали очередной изгиб дороги, и тут стало полегче: сады из больших деревьев отступили в поля, а вдоль дороги над нами простёрлись ветви огромных тополей. Мощные деревья защищали молодые посадки яблонь-трёхлеток, и надежды сорвать и съесть хотя бы зелёное яблоко не стало совсем. Зато здесь была тень и благословенная прохлада!
Вдруг впереди мелькнуло что-то раскидистое и пёстрое, с преобладающим красным цветом. Когда мы приблизились, пёстро-красное оказалось большой яблоней со спелыми красно-жёлтыми плодами. Дерево росло отдельно, не в саду, ближе к дороге, и, видимо, расчищая землю под новый сад, его никто не стал трогать — оставили, пусть растёт.
— Давай уже отдохнём, по яблочку съедим, — устало предложила я, и Стас словно проснулся: остановился, окинул взглядом дерево и довольно безучастно кивнул.
Пока я лезла через кювет и нетоптаную крапиву по скользкому чернозёму к яблоне, пока рвала яблоки, набирая их в подол длинной туники, пока шла обратно, он стоял как изваяние, и даже сумки на землю не поставил. Как только я вернулась к нему, он зашагал дальше, хотя и не так быстро, как прежде, на протянутое мной самое красивое яблоко толком не посмотрел, только покачал, головой, отказываясь.
Умирающая от жажды, я съела все собранные плоды почти мигом, оставив и выбросив одни плодоножки. Яблоки оказались, что называется, обалденные, кисло-сладкие, сочные, освежающие, душистые, без единой червоточины. Кажется, такой сорт называется Грушовка, — наподобие приносила старая яблоня во дворе родительского дома в моём детстве. Они не годятся ни на что, кроме еды, но зато оторваться от них невозможно. Мама такие очень любила, отец сетовал на бесполезность: такая куча яблок, а никуда их не денешь, можно только есть! Примечательно, что всё ведь в данной ситуации зависит от восприятия: можно любить, а можно сетовать на бесполезность...
От воспоминаний, которые так или иначе жили в памяти, потеплело на сердце, и стало легче идти. Я уже не стала спрашивать Стаса, отдаст ли он мне сумку или нет, а сама её аккуратно у него забрала. Он лишь чуть повернул голову в мою сторону и ничего не сказал, зато пошёл немного быстрее.
И очень скоро, буквально через сотню шагов, нам повезло: рядом с грохотом остановилась огромная фура с прицепом.
— Здорова! — высунулся в окошко, расположенное на недосягаемой высоте, крупный, чуть рыхловатый и недотёпистый мужик. — Куда путь держим? Может, подвезти?
Стас поднял глаза, оценил добродетеля и, судя по изменившемуся выражению лица, что-то для себя решил, — я только и увидела, как губы его сжались в нитку, а глаза сузились. Странная была реакция, мне казалось, он сейчас откажется, да и вообще, пошлёт мужика с его предложением, — я даже приготовилась спорить, но мой мужчина вдруг кивнул.
— Подвези, — интонация тоже была странная, какая-то сдержанно-разрешающая. Так говорят с тем, на кого недавно обиделись, но простили авансом, с испытательным сроком.
Мужик, ничего такого не заметив, охотно открыл дверцу, кивнул головой, приглашая, и помог мне забраться в кабину. Следом Стас закинул сумки, влез сам и уселся, глядя в окно.
У мужика обнаружился ярко выраженный словесный понос, и за три минуты с небольшим я узнала, что его зовут Колян, что работает он дальнобойщиком вот на этой самой фуре, что сегодня только из рейса, а уже съездил подработать и вообще хорошо зарабатывает, что не женат, живёт с матерью и до дома ему тут уже рукой подать. Я машинально кивала, задала пару ничего не значащих вопросов, стараясь быть вежливой, а Стас всё молчал, оглядывая дали: мы как раз выехали из садов на свекольные поля, и горизонт отодвинулся и раздался во все стороны.
— А скажи, — не обращая внимания на росказни, вдруг вклинился Стас в Колин монолог, — у вас тут жильё никто не сдаёт? Ну хоть совсем захудалое?
Коля резко осёкся, в глазах его, как у дяди Скруджа из мультика "Утиные истории", замелькали значки доллара.
— Ну... я могу мать спросить, — осторожно начал он, — у нас на дворе есть один кильдим, если там никто не живёт сейчас... А то знаете, работяги порой снимают, когда не хотят жить в бараках с тараканами, но сейчас вроде ещё не сезон, может, свободно, а тогда...
— Отлично, — быстро оборвал Стас.
— Тыщща в сутки, — тоже быстро нашёлся Коля.
У меня полезли на лоб глаза: за тысячу в сутки прекрасно можно было снять у нас в городе двушку. Я посмотрела на Стаса, но он не отреагировал. Ладно, как знает, подумалось мне, похоже, сейчас лучше созерцать окрестности, чем пытаться его понять.
Уже через пятнадцать минут фура затормозила на краю небольшого посёлка, даже, скорее, деревни, и мы оказались возле старинного белёного кирпичного домика с красно-коричневой железной крышей, забором из того же железа и увитой виноградом калиткой.
Я огляделась. Дом был в порядке, но перед двором царил жутчайший беспорядок: куча металлических частей машин, тракторов, дырявые и закопчённые эмалированные кастрюли и другая отжившая кухонная утварь, старый догнивающий кузов легковушки, мопед без движка... Всё это навскидку занимало добрых три сотки земли, — прямо какой-то склад хлама, создающий унылое впечатление.
— Металлоломом занимаюсь! — гордо возвестил Коля. — Односельчане мне тут привозят, я недорого принимаю, а потом в городе сдаю. И отличный приработок, кстати!
Стас, уже снова подхвативший все сумки, выжидающе-недовольно смотрел на мужика.
— Ах, да, пошли, — сообразил Коля и, подойдя к калитке, толкнул её от себя. — Мать! Мама! — позвал он, пригибаясь, чтобы пройти под виноградным навесом.
Из глубины двора послышался певучий, хотя и немолодой голос.
— Что, Колюшка? Я здесь!
— Мать, я тут нам постояльцев привёз!
***
Виноград на этом дворе был вездесущ — даже в щели нашего, как выразился Коля, кильдима просовывались усики, веточки, разворачивались листики, кое-где спели небольшие гроздья. Это был местный, кислый, тёмной фиолетовый сорт Изабелла, и рос он отлично: всё заплетал, закрывал широкими зубчатыми листьями, создавая довольно глубокую тень. От будущего же урожая невольная зависть брала: вот это да! Вот это вина наверное можно наделать!..
Ну, а кильдим оказался действительно кильдимом: в ветхом деревянном строеньице размером два на три едва помещался старый проваленный диван, крепкий и резной, но тёмный от времени стол и два шатких стула. Такую мебель обычно за ненадобностью выносят из дома, с целью "обставить" ей вот такие жилища для квартирантов либо дачные домики.
Улыбчивая хозяйка, вполне моложавая женщина неопределённого возраста, оказалась моей тёзкой — представилась Надеждой Степановной. Она быстро провела меня по двору, объяснила, где что находится, потом смоталась домой, принесла и выдала постельное бельё и кипятильник, угостила холодным квасом и, пожелав приятного отдыха, ушла к себе.
Я злилась: вот блин, хозяева, за тысячу в сутки можно было бы и получше что-то предложить, а не пыльный щелеватый сарай вместо жилища, не рваную ветошь вместо белья и не ведро с ковшиком вместо душа! Или уж можно было взять с нас поменьше! Зло разобрало такое, что хотелось пройтись по двору, сорвать чего-нибудь вкусное и сожрать из мести. Я бы так и сделала, да кроме всё того же зелёного кислющего винограда ничего и нигде не нашла. Вернее, за заборчиком с южной стороны обнаружился огород со спелыми крупными розовыми помидорами, да тут уж просто не захотелось лезть в шлёпках в жирный Липецкий чернозём, — о, я ещё с той давней поездки на заработки запомнила, как "здорово" от него отмываться!
Интересно вот, как Стас на такое согласился? Это же даже хуже, чем у меня дома было, даже помыться толком негде!
Хотелось поговорить со Стасом, — он ведь договаривался об оплате, да не преуспела я: этот по-прежнему только молчал и хмурился, бесконечно что-то обдумывая. В "жилище" он, казалось, ничего и не заметил: ни пыли, ни рвани, — ничего. Он сам застелил так называемую постель, молча набрал воды в ведро, подождал, пока она согреться, быстро ополоснулся из ковшика на дощечке за кильдимом, и прилёг, отвернувшись к стене.
Я не выдержала:
— А мне что делать, пока ты спишь?
— Лучше тоже поспать, — ответили мне то ли сонно, то ли отрешённо, и больше я ни одного слова от него не добилась.
Я не собиралась поступать, как он сказал: слишком была зла. Однако ополоснулась тоже, правда, холодной водой — ждать, пока согреется, не позволяла злость. Затем я взяла со стола забытую кем-то книжку Донцовой, отряхнула немного от пыли, прилегла рядом со Стасом, открыла найденное и... вырубилась за мгновение.
***
Проснулась я уже в сумерках, злая, голодная как зверь, с бешено колотящимся сердцем и дикой головной болью. Никаких таблеток у меня с собой не было, и я решила сходить к хозяйке за помощью. Женщина немолода, у таких обычно есть лекарства на все случаи жизни. А заодно спрошу, может, пустит меня на кухню или хоть плитку электрическую даст: надо же хоть что-нибудь уже приготовить, ибо нечеловечески охота жрать!
Стаса, слегка задевшего меня равнодушием, я не стала трогать вообще: дышит ровно, всё так же отвернувшись, значит, спит, а это в свою очередь значит, что не проголодался, и пусть спит дальше сколько хочет! Терпеть не могу, когда вот так не реагируют ни на что на свете и молчат. Ведь явно же что-то происходит, почему нельзя сказать-то! Вот так же и Васька себя вёл в первые годы совместной жизни.
Поднявшись, я надела халат и, не оборачиваясь, отправилась в белёный домик.
Надежда Степановна встретила меня с неизменной улыбкой и пригласила к столу: у неё как раз был готов ужин, невероятно ароматный плов, салат из свежих овощей и целая головка домашнего сыра. Она и Коля сидели за столом с только что разложенными по тарелка кушаньями и приветливо зазывали меня.
— Да нет, надо и своего покормить, вы дайте плитку или чего-то ещё, а я сама... — давясь слюной, начала я.
— Да тут всем хватит, и ему тоже, когда проснётся! Садись, садись, — Надежда Степановна встала и подвинула мне ещё один стул, а сама засуетилась у плиты. Было видно, что ей только в радость накормить гостью.
Я неуверенно присела. Передо мной поставили полную тарелку, полную явно отменного кушанья, под руку попался прибор, ложка, а не привычная для меня вилка. Однако я промолчала по этому поводу и принялась за еду.
— А ещё... у вас таблеточки не найдётся? Голова так болит... — призналась я.
Мать и сын переглянулись и будто без слов друг друга поняли.
— У меня вообще-то получше кое-что есть, чем таблетки... Колька-то за рулём, ему ехать сейчас ещё, а мы с тобой давай вина выпьем, а? Будешь? — она поймала мой взгляд. — Дождь собирается, вот и голова болит, но от такого лекарства мигом пройдёт!
Я оглядела присутствующих, подумала, а что скажет Стас на то, что я выпью, тут же про себя фыркнула, — да пофиг, что он скажет, я не маленькая! — и согласилась. И уже через минуту на столе стояла запотевшая почти двухлитровая бутыль с тёмно-бордовым вином и два старинных фужера, а ещё через пять минут голова действительно совершенно прошла.
Вино было из той самой Изабеллы, кислое, что называется, сухое, и кто-то может сказал бы, что оно кислое излишне, но я такое как раз люблю, — от любви и проглотила подряд четыре гранёных. Мне похорошело, язык развязался, и я даже не помню, о чём рассказывала Надежде Степановне по началу, помню только, что невероятно расслабилась и стала замечать то, чего до этого не замечала: дом этот вдруг напомнил дом моей бабушки, отцовой матери, напомнил и невероятной чистотой, и убранством, и запахом, и самой планировкой. Тут даже телевизор стоял, накрыть вязаной крючком салфеткой на том же месте, что у бабушки, посередине большой комнаты, два неудобных совковых кресла расположились напротив, а на каждом окне стояло чётко по три фиалки, цветущих одинаковыми розовыми цветами. Вешалка с верхней одеждой была занавешена такими же шторами, что и на окнах, а пол был настолько чист, что в нём словно в воде тёмного озера отражались очертания предметов и силуэты людей.
Только я хотела спросить у матери и сына, откуда они родом — может, земляки моих отца и бабушки, и просто привезли сюда свои обычаи, как у Коли зазвонил телефон, да как зазвонил — прямо как с радио мелодия заиграла. Коля достал из кармана нечто огромное, похожее на небольшую разделочную доску, приложил к уху, вышел на веранду... Надежда Степановна вздохнула вслед:
— Щас опять уедет, — проговорила она и покачала головой. — Ох, каждый раз переживаю... У тебя-то дети есть?
Я помрачнела: как наяву встало перед глазами улыбающееся голубоглазое лицо Сашки...
— Есть, — уронила я.
— Много?
— Один.
— Не от этого? — женщина кивнула головой в сторону окна, намекая на Стаса.
— Нет, — я принялась изучать узоры на покрывающей стол клеёнке.
— Понятно, — заключила женщина.
Хотелось сказать, что ничего ей не понятно, да толку было бы с того? Если б это помогло чем, я бы сказала... Хотелось пооткровенничать, очень хотелось, на то я и женщина, но то ли я выпила ещё недостаточно, то ли уж не знаю, чего было не так — молчала я. Про что угодно могла говорить, хоть про достоинства Стаса как мужчины, а вот про семью, особенно про Сашку, почему-то не могла.
— А у меня кроме Кольки ещё двое, — заговорила тем временем Надежда Степановна, — дочь Тамара и сын Андрей, оба уж давно со мной не живут, внуков пятеро. А Колька задержался, хотя и старше всех, уж не знаю, чего тянет, пятый десяток уж разменял. Он у меня молодец, работяга, и деньги водятся, а вот с женщинами не везёт: одни стервы попадаются. Я уж и не знаю, чего думать и чего делать: и батюшку приглашала, дом светила, и к бабке одной ходила за приворотом, и на "Битву экстрасенсов" письмо писала — всё без толку, всё зря: как был холостой, так и остаётся...
Я слушала и теперь еле держала себя в руках, чтоб не рассмеяться: позабавила Надежда Степановна. Почему-то вспомнился день, когда Стас и мой отец обсуждали грядущий Армагеддон, в итоге чего папа сильно обиделся. И... почему-то раньше я не замечала такого, а теперь точно знала ответ, почему Коля не женится: да благодаря излишней материнской опеке и заботе! Во-первых, зачем женщина, когда есть такая мама? Она и накормит, и обстирает, и много чего ещё сделает, чего ни одной жене не осилить. Так зачем жениться при таких условиях? Любовницы, на мой взгляд, тут может быть вполне достаточно. А во-вторых, наверняка же приводил он сюда женщин, и не раз за столько лет, да не угодили они будущей свекрови, — а ты попробуй угодили хозяйке, у которой пол как зеркало!
Коля тем временем приоткрыл дверь и крикнул с веранды:
— Мать, поди сюда!
Надежда Степановна, повторяя: "Иду, иду, Колюшка!" — засеменила на веранду, а я осталась одна. Ну, что я говорила? Она же как наседка, уйди от такой — и догонит, вернёт! Вот свекровь моя так же себя ведёт.
Хозяева вернулись через минуту, и были теперь какие-то странные, загадочные.
— Надежда, — ласково запел Коля, — разрешите вас покинуть, мне надо по делам, но я скоро вернусь! Не скучайте, общайтесь с мамой, обещаю привезти вам конфет!
Он сделался елейно-приторным, как те конфеты, которые пообещал: словно подтаявший молочный шоколад. Весь ужин он только лишь вставлял милые фразочки и даже не бахвалился, — его нахваливала мать, а сейчас прямо водой запить захотелось такую сладость или хоть вином.
Но я лишь улыбнулась.
— Спасибо, — проговорила я и потянулась за стаканом. Не люблю таких Коль, да простит меня Надежда Степановна. Хотя и с такими как тот, в кильдиме, ой как нелегко!
Мужик ушёл по делам, а его мать решила подлить в наши стаканы, да обнаружила, что вина осталось на донышке.
— Надо же, — удивилась она. — И нету-то больше, это надо в погреб, а я туда сама боюсь... Слушай, — обратилась женщина ко мне, — а может, коньяку ещё? У меня стоит непочатый, Кольке кто-то подарил уж сколько лет назад, а выпить не с кем! Будешь?
В состоянии "подшофе" и не на такое согласишься, а у меня ещё и столько всего за несколько дней произошло, что теперь, когда напряжение немного схлынуло, я расслабилась и хотела дальнейшего расслабления. К тому же, немного смущавший меня Коля ушёл, а с бабами мне всегда легче, как на работе с коллегами... В общем, разумеется, я согласилась!
— Тогда подрежь сырку и лимон в холодильнике возьми, — попросила Надежда Степановна, а сама отправилась в комнату, включила ночник.
Я достала и нарезала дольками лимон, ломтиками — домашний сыр, затем отправила в рот один ломтик, в который раз подивилась, как вкусно. Хозяйка тем временем пришла с пыльной бутылкой янтарного цвета, поставила её на стол.
— Будь добра, возьми ещё пару яблок на веранде, — попросила женщина, и я, послушная девочка, встала и пошла. Вернулась я тут же, присела, ко мне подвинули полную стопку... Я взяла ещё ломтик сыра, намереваясь им закусить.
— Нет, правда, какой вкусный! — похвалила я.
— Сама делаю из свойского молока: козочек же держу! — сообщила Надежда Степановна. Почему-то она теперь безотрывно следила за моими руками, особенно за той, что держала и готова была поднести к губам стопку.
Внезапно дверь открылась, и на пороге появился Стас. И я, и хозяйка обернулись, а он, не здороваясь, остановился на пороге.
— Пошли домой, — велел он, и я, сама не знаю, почему, отставила уже разлитый коньяк обратно на стол.
— Чего такое-то? Посидеть нельзя? — недовольно спросила я. И так обиженная сегодняшним молчанием, я была теперь зла окончательно и хрена бы куда отсюда с ним пошла, да вот только он молча и, не разуваясь, прошёл до стола, вежливо подал мне руку и весьма настойчиво, хотя и без единого намёка на грубость, проводил на веранду.
— Спокойной ночи, — пожелал он хозяйке перед тем, как закрыть за собой дверь.
Уже на улице я попыталась с ним скандалить, как когда-то с мужем.
— Это что было, я не пойму? Зачем пришёл за мной? Ты всё равно спал, чего мне было делать? Выпить уже нельзя? — орала я. Ну, и всё в таком же роде.
Но Стас лишь молча, как-то совершенно безучастно выслушал меня.
— Не рисуйся на виду, здесь не место для этого, не забывай, в какой мы ситуации, — только и произнёс он, и в голосе его тоже не было совсем никаких эмоций. — Пошли под крышу. Дождь начинается.
На меня, как ни странно, почти подействовало, и я пошла за ним уже без крика, продолжая лишь тихо бухтеть: ишь, воспитывать меня он решил! Сама знаю, что делать! Вот уснёшь сейчас, всё равно пойду и буду делать, что хочу!
Честно говоря, хотелось обещанных Колей конфет: давненько их не ела, да и хоть что-то приятное в жизни случится.
Оказавшись в постели, я сбегать передумала и захотела других приятных событий, но Стас только лишь как-то необычно крепко обнял меня, уткнувшись мне в шею, и я словно ощутила: что-то не так, и это не кажется.
— Стас, что происходит? — спросила я. — Ну, расскажи мне, пожалуйста!
— Ничего не происходит. Я просто очень устал, — услышала я в ответ и больше не спрашивала.
Последняя пришедшая в голову мысль перед тем, как я заснула, была о том, что кажется, я поменяла шило на мыло, и на душе было неприятно. И, может, муж у меня был и так себе, но делала я при нём, что хотела, никогда его мнением не заморачивалась, да и его ни в чём не ограничивала. А тут... что, так теперь всегда будет, на любую ерунду разрешение придётся испрашивать? Вряд ли я такое долго выдержу. А может, всё просто от того, что действительно стоит быть осторожнее, и это мне сейчас пытались внушить? А потом всё станет как нужно? У Стаса ведь вряд ли будут причины мне не доверять, он же насквозь меня видит!
Спаси Господи, ну и тяжко же!
Я вздохнула, устраиваясь поудобнее. Спал Стас уже или ещё нет, я не знала, слышал или нет — не знала, но чётко понимала одно: в наших с ним отношениях явно что-то не так. Мне очень хотелось надеяться, что это связано с происходящим и временно.
_____________________________________________________________________________________
Читать сначала
Предыдущая глава
Продолжение
_____________________________________________________________________________________
Спасибо, что прочли! Буду признательна за лайк и подписку!