Глава девятая
1
Это было одно из самых увлекательных заседаний в жизни следователя районной прокуратуры Антона Ивановича Болотникова. Состав его участников поражал уровнем компетентности. А степень секретности сообщаемых ими сведений намного превышала все, к чему Болотников имел доступ прежде. В другое время Антон Иванович только порадовался бы оказанному доверию, но сейчас он думал лишь о несчастном малопихтинском милиционере, чей изуродованный труп был опознан в районном морге всего-то сутки назад. Неизвестный убийца, которого юрист первого класса Болотников тщетно искал до тех пор, пока дело не забрали в КГБ, был найден неподалеку. Вернее — то, что от него осталось.
Привлеченный комиссией, с чей-то легкой руки окрещенной Комиссией по Контакту, технический эксперт доложил о первых результатах обследования останков. По его мнению, убийцей было некое высокотехнологическое устройство, вероятнее всего — кибернетическое. На вопрос председательствующего генерала Привалова, каким образом оно было уничтожено, эксперт предположил, что произошел взрыв автономного источника энергии. Иными словами, неизвестное кибернетическое устройство самоликвидировалось. Последовал вопрос, кем могло быть изготовлено такое устройство. Эксперт высказал мнение, что ни у нас, ни на Западе в настоящий момент ничего подобного создать не могут.
— И слава богу, — пробурчал генерал. — Вы свободны, товарищ эксперт. Благодарю вас!
Эксперт собрал свои схемы и диаграммы и удалился.
— Итак, товарищи, — произнес Привалов, — пора подводить итоги... Прошу кого-нибудь зачитать резюмирующий документ... — Он окинул тяжелым взором участников заседания, уставился на Болотникова, кивнул: — Прошу вас!
Следователь прокуратуры поднялся. Взял в руки свой экземпляр протокола. Привычная формула «следствием установлено...» так и просилась на язык, но она показалась ему совершенно неуместной сейчас. Какое там следствие... Бездарное, пущенное на самотек. Надо было не сидеть и не ждать, покуда этот Скоробогатов вернется из Нижнеярска, а сразу ориентировать на него облотдел или уж, во всяком случае, не идти на поводу у этого хлыща из органов, Старыгина, и запретить Марьину отпускать подследственного из КПЗ. Может быть, участковый был бы сейчас жив...
— Ну что же вы молчите, Антон Иванович? — подстегнул его генерал. — Время дорого!
Следователь прокуратуры откашлялся и начал:
— В результате проведенного Комиссией предварительного следствия были установлены следующие факты. В августе тысяча девятьсот сорок третьего года в районе заброшенной выработки, так называемом Старом руднике, без вести пропал воспитанник Нижнеярского детского дома Скоробогатов Михаил Васильевич, восьми лет, эвакуированный из блокадного Ленинграда в феврале сорок второго. Причиной исчезновения мальчика, по-видимому, следует считать летательный аппарат неизвестной конструкции и государственной принадлежности, обнаруженный и обстрелянный средствами противовоздушной обороны горнодобывающего предприятия «Красный медник». В августе прошлого года Скоробогатов Михаил Васильевич вновь появился в поселке Малые Пихты, где поселился в доме учительницы русского языка и литературы Казаровой Алевтины Вадимовны. Примерно в то же время в окрестностях поселка местным жителем, сотрудником охотничьего хозяйства Кузьминым Егором Никодимовичем был замечен летательный аппарат неизвестной конструкции, высадивший как минимум одного пассажира. Кузьминым так же было обнаружено несколько трупов крупных диких животных, растерзанных, по его словам, с особой жесткостью. В декабре того же года Скоробогатов Михаил Васильевич получил от участкового милиционера, старшего лейтенанта Марьина Валериана Петровича, справку взамен якобы утерянного паспорта. После чего Скоробогатов был принят на работу в Малопихтинскую среднюю школу в качестве учителя физики и математики. Тогда же он организовал кружок астрономии и космонавтики. По словам Казаровой Алевтины Вадимовны, в том же месяце на нее было произведено нападение трех неизвестных. Как было установлено впоследствии, нападавшими были жители поселка Малые Пихты Леонтьев Сидор Петрович, Самарцев Валентин Евграфович и Бесарчук Остап Богданович. Все трое ранее судимые. Их трупы были обнаружены в овраге весной после схода снегового покрова. Характер полученных ими повреждений позволяет предположить, что они стали жертвами того, кто ранее уничтожил диких животных. В июле текущего года Скоробогатов отправился в Нижнеярск с целью приобретения туристического и другого оборудования для запланированного им похода с членами кружка астрономии и космонавтики, где и находился вплоть до начала августа. По свидетельству присутствующего здесь старшего научного сотрудника Нижнеярского филиала Института космических исследований Академии Наук СССР Берестова Гелия Аркадьевича, Скоробогатов вступил с ним в беседу, в ходе которой сообщил радиочастоту и код сообщения для связи с внеземным космическим кораблем, обнаруженным ранее радиообсерваторией в Сырых Ключах. С целью проверки полученных от Скоробогатова данных с технической позиции дальней космической связи номер три было послано закодированное сообщение. Через семь с половиной часов радиообсерватория «Сырые Ключи» стала принимать регулярный ответный сигнал, время приема которого сокращается обратно пропорционально квадрату расстояния. Последнее означает, что внеземной космический корабль сближается с нашей планетой. Место его посадки, если таковая планируется, пока неизвестно. Во время отсутствия Скоробогатова его сожительницу, Казарову, посетил учитель физкультуры Малопихтинской средней школы Безуглов Владислав Юрьевич. По заявлению потерпевшей, находясь в состоянии алкогольного опьянения, Безуглов в грубой форме принялся склонять Казарову к половому акту. Внезапно Безуглов подвергся нападению, был ранен, похищен и впоследствии убит. Судя по почерку, преступление было совершенно тем же способом, что и в отношении Леонтьева, Самарцева и Бесарчука. Казарова перенесла глубокое нервное потрясение и была помещена в районную больницу города Мирный. Тем временем Скоробогатов вернулся в поселок Малые Пихты, где был задержан участковым милиционером, старшим лейтенантом Марьиным Валерианом Петровичем, в связи с нарушением паспортного режима. Распоряжение о задержании Скоробогатова было дано присутствующим здесь следователем районной прокуратуры, юристом первого класса Болотниковым Антоном Ивановичем. По ходатайству выписанной из больницы Казаровой Алевтины Вадимовны и по распоряжению присутствующего здесь капитана государственной безопасности Старыгина Бориса Ильича, Скоробогатов был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде. На следующий день, после освобождения Скоробогатова из-под стражи, был обнаружен труп участкового милиционера, старшего лейтенанта Марьина Валерия Петровича. В тридцати метрах ниже по оврагу была найдена Казарова Алевтина Вадимовна в бессознательном состоянии. Карета «скорой помощи» доставила потерпевшую Казарову в райбольницу города Мирного, откуда та была переправлена на вертолете в областную психоневрологическую больницу города Нижнеярска, где и находится в настоящее время. Причастность Скоробогатова к этому и другим аналогичным происшествиям не установлена. В настоящий момент он с группой школьников, занимающихся у него в кружке, отправился в длительный туристический поход.
— М-да, негусто, — пробурчал Привалов. — Сплошные загадки... Мне неясна роль Казаровой во всех этих событиях. Складывается впечатление, что это ваше устройство охраняло ее... Ну от алкашей, к тому же имеющих судимости — понятно, от насильника Безуглова — тоже, а чем же ей мог угрожать участковый Марьин?
— Старший лейтенант Марьин погиб при исполнении служебных обязанностей, — хмуро напомнил следователь прокуратуры. — Трасологическая экспертиза установила, что участковый сделал два выстрела. Один предупредительный — в воздух, второй — на поражение. Всего вероятнее, старший лейтенант Марьин пытался защитить Казарову.
— А что показывает она сама?
— Пока — ничего, она в состоянии глубокого шока.
— Понятно, — нахмурился Привалов. — Получается, что для нее такая «охрана» была немногим лучше нападения. Но я не могу понять, почему именно ее опекал этот никем не управляемый механизм... Я уж не спрашиваю о том, откуда он мог взяться в тамошней глухомани...
— Вероятнее всего, товарищ генерал, оттуда же, откуда и Скоробогатов, — откликнулся Старыгин. — Из глубокого Космоса.
— Еще один пришелец? — переспросил Привалов. — Не многовато ли на наши головы? Ну коли этот кибернетический пришелец так ревностно охранял Казарову, может она тоже того?..
— Вряд ли, Сергей Валерьевич, — сказал госбезопасник. — С Казаровой я знаком со школьной скамьи. Наши отцы были друзьями. Думаю, что очень хорошо знаю ее. К тому же она сама мне все рассказала.
— Выходит, она знала, что ее сожитель — пришелец?
— Точнее будет сказать — догадывалась, — поправил его Старыгин. — Поначалу его рассказы о космических приключениях она считала изощренной выдумкой, но потом сопоставила его рисунки с подаренной ей статуэткой, и ее осенило.
— Да уж, эта статуэтка воистину дьявольская штуковина, — пробормотал генерал и покосился в угол, где среди других образчиков творчества Скоробогатова непрерывно меняла облик загадочная метаморфа. — Кстати, из чего она сделана?
— Как ни странно — из дерева, — ответил капитан. — Из нескольких пород. Эксперты обнаружили в образцах древесину пихты, кедра, ели, березы, орешника. Причем отдельные брусочки этих пород не склеены между собою, а словно растворены друг в друге с помощью минеральных масел неизвестного состава.
— Что же заставляет ее все время меняться?
— Здесь эксперты бессильны... Лишь один высказался не для протокола, что она все время находится под воздействием творческой мысли ее создателя.
— Увольте меня от этой мистики! — взмолился Привалов. — И без того голова кругом... Давайте подойдем вплотную к самому Скоробогатову и особенно — к его роли в предстоящем Контакте, если таковой все-таки состоится...
— Позвольте мне! — вскочил молчавший до сих пор Берестов.
— Пожалуйста, Гелий Аркадьевич! — разрешил генерал, и добавил: — Пришельцы — это ваша епархия. К тому же вы единственный из нас, кто уже имел дело со Скоробогатовым лично.
— Во время нашей с ним беседы я поначалу не придал значения словам Скоробогатова о том, что требуется подать сигнал бедствия космическому кораблю, некому киркилийскому рейдеру, который должен выйти на точку рандеву после подтверждения о получении сигнала, полагая все это фантазиями больного мозга. Последующие события, особенно успешно установленный сеанс связи с «гостем», заставили меня пересмотреть эту точку зрения...
— Это все очень интересно, — откликнулся генерал, — но все же хотелось бы получить ответ на два простых вопроса: когда и где?
— Товарищ Старыгин любезно предоставил мне фотокопии расчетов, которые сделал Скоробогатов, — продолжал астрофизик. — Он применил математическую методику, разработанную в свое время Вадимом Андреевичем Казаровым.
— Это что — отец нашей Казаровой?! — перебил его Привалов, обращаясь к капитану госбезопасности.
Тот утвердительно кивнул.
— Методика эта, примененная Скоробогатовым к механизму движения нестационарных небесных тел, позволила ему рассчитать траекторию «корабля-гостя», вплоть до ее конечной точки, — снова заговорил Берестов. — Проверка расчетов Скоробогатова институтской ЭВМ подтвердила их корректность, из чего следует вывод, что точка приземления так называемого «киркилийского рейдера» расположена в районе Матюхиного Бора. А время приземления — спустя трое суток после первичного подтверждения отправленного нами кодового сообщения.
— Это же в пяти километрах от нашей базы, если по прямой! — всполошился генерал. — Какого черта вы раньше молчали!
— Я не молчал, товарищ генерал. — насупился астрофизик. — Обработка расчетов на ЭВМ была закончена непосредственно перед нынешним совещанием.
— Капитан, сколько у нас осталось времени? — обратился Привалов к Старыгину.
— Не более двенадцати часов.
— Да вы с ума сошли! — Генерал побледнел. — Мы же ни черта не успеем... Даже если я сейчас по «вертушке» позвоню в Москву... Они же там ни к чему такому не готовы... А без приказа из Москвы командующий войсками округа не выделит и батальона...
— Не нужно никаких батальонов, Сергей Валерьевич, — твердо сказал Берестов. — Вы же не хотите спровоцировать межзвездный конфликт?
— Между прочим, эти ваши пришельцы собираются нарушить воздушное пространство Советского Союза, — напомнил Привалов. — И не в первый раз, как я понимаю. Я уже не говорю об убийстве советских граждан, что приравнивается к политическому террору на нашей территории.
— Вы совершенно правы, товарищ генерал, — вмешался капитан государственной безопасности, — но прошу вас учесть, что технологическая, тем более — военная мощь пришельцев не сопоставима с нашими возможностями, причем — не в нашу пользу. Звездный корабль, даже сугубо мирного назначения, сам по себе грозное оружие. Вспомните, о кибернетическом механизме, с легкостью убившем четырех физически крепких мужчин, один из которых был вооружен, и представьте, что на борту «гостя» таких устройств сотни, а то и тысячи...
— Боже упаси... Что же ты предлагаешь, капитан?
— Я предлагаю не тратить времени на переговоры с вышестоящими инстанциями. Сами понимаете, они могут затянуться на неопределенное время, которого у нас нет. Возьмем всю полноту ответственности на себя.
— Это все лирика, а конкретно?
— Выдвинуться в район посадки, вступить с пришельцами в Контакт и потребовать, чтобы они прекратили нарушение суверенитета нашей страны.
— Как это ты от них потребуешь? На каком языке?
— Уговорим Скоробогатова помочь нам, — ответил вместо приятеля ученый. — Он уверял, что знает язык. Да и, судя по всему, — действительно знает.
— Да где ты его сейчас найдешь?! Он же в походе!
— Скорее всего — именно к Матюхиному Бору Скоробогатов сейчас и движется, — сказал Берестов. — Он мне потому и сообщил частоту и код, что мечтает выбраться с нашей планеты.
— Хочу напомнить, — встрял в разговор Болотников, — что Скоробогатов идет не один. С ним еще десятеро пацанов.
— Час от часу не легче, — выдохнул Привалов. — Пацаны-то ему зачем?!
2
Что может быть лучше костра летней ночью, когда ароматный от смолистых кедровых веток дым отгоняет надоедливых комаров, а рой искр взлетает к самым звездам? Только интересная история, рассказанная знающим человеком с хорошо подвешенным языком. Десять школьников слушают, открыв рты, своего учителя. Учителя с большой буквы. Никто никогда не водил малопихтинских пацанов в летние походы. Зачем куда-то таскаться, когда совсем рядом с поселком тайга, горы, Старый рудник, Медвежий распадок. Любой шкет в поселке знал, где собирать грузди с маслятами, как ловить рыбу в ледяных ручьях, когда пора начинать колотить кедровые шишки, а когда добывать дикий мед, умело избегая укусов разъяренных диких пчел.
Руководитель школьного кружка астрономии и космонавтики Михаил Васильевич Скоробогатов, видимо, полагал иначе, считая, что дальний поход сплачивает ребячий коллектив. И в общем, не ошибался. Даже такие мало совместимые друг с другом люди, как староста кружка Митя Судаков и признанный, хотя и неформальный лидер своего класса Гриня Туров, в походе ладили, а следовательно, неплохо поддерживали дисциплину среди остальных ребят. Вот и теперь они сидели плечом к плечу, завороженно глядя в рыжее пламя костра, навострив уши, не пропуская не единого слова Учителя.
Да и было что послушать. Михаил Васильевич рассказывал о множественности обитаемых миров. Рассказывал не как о чем-то абстрактном, а так, словно лично был знаком с представителями по крайней мере полдюжины космических рас. С необыкновенной легкостью классный руководитель теперь уже восьмого «а» рассуждал о том, что мыслящие млекопитающие — крайне редкое явление в Космосе, ибо развитие жизни в иных мирах гораздо чаще приводит к появлению разумных существ на других ветвях эволюционного древа.
Моллюски обладают развитым мозгом и множеством хватательных органов еще на стадии водного существования, когда же изменившиеся условия заставляют их осваивать сушу, эти преимущества быстро выдвигают мягкотелых в лидеры процесса цефализации — то есть усложнения процессов высшей нервной деятельности. Артроподы вовсе необязательно превращаются в неуклюжих ракообразных и вертких, но слишком уж узкоспециализированных насекомых, как это произошло на Земле. В иных мирах членистоногие обладают чрезвычайной гибкостью — и телесной, и, главное, умственной. Не менее гибкими в интеллектуальном смысле оказываются также и червеобразные.
Не говоря уже о позвоночных, достигающих разумной стадии и на амфибийной, и на рептильной, и на птичьей ветвях эволюционного древа. Все эти существа гораздо стремительнее идут по пути прогресса, нежели млекопитающие, чье сознание нередко подавляется переразвитым инстинктом размножения. Культура иных разумных рас держится вовсе не на половом влечении и родительской заботе о потомстве, как на Земле, а на целесообразности и логике.
Не все мыслящие во Вселенной знают искусство, но ни одна раса не обходится без математики. Логика, свободная от этики, в том числе и религиозной, позволяет добиваться вершин знания, не считаясь с жертвами. Лишенные затмевающей рассудок половой страсти, разумные существа Галактики избегают множества ошибок при создании своих цивилизаций, очень рано начиная космическую экспансию, которая неизбежно приводит к военным конфликтам с другими разумными расами.
— Эх, встретить хотя бы одно из этих существ, — мечтательно произнес Коля Степанов по прозвищу Хлюпик, а по штатному расписанию кружковского «космического корабля» — бортинженер.
— Встретишь, — без улыбки отозвался Учитель. — И довольно скоро.
— Когда же? — немедленно осведомился Очкарик, он же Эрик Флейшман, он же пилот-навигатор первой позиции.
— Завтра, — как о чем-то обыденном сказал классный руководитель, посмотрел на циферблат наручных часов. — Примерно в это же время.
Сказано это было столь серьезным тоном, что большая часть ребят с готовностью расхохоталась. И только лишенный воображения Гриня Туров по кличке Босяк уточнил деловито:
— И где?
— В трех километрах отсюда, — в тон ему ответил Михаил Васильевич. — На опушке Матюхина Бора.
На этот раз никто не рассмеялся. Наоборот, всем как-то стало зябко и неуютно. Может быть, потому, что знали — Учитель не любит шуток. Внимательно и строго оглядел он кружковцев. Не мог не заметить, что пацанам без дураков страшно, но и не подумал разрядить обстановку какой-нибудь прибауткой или походной песней. Нет уж, ко всему, что касалось космоса, Учитель относился предельно серьезно. На первом же занятии кружка объявил, что цель занятий — превратить обыкновенных советских школьников в самый настоящий экипаж самого настоящего космического корабля.
Естественно, все тогда решили — прикалывается. Что они, детсадовские, в Гагарина в ракете играть?! Но Михаил Васильевич не прикалывался. Да и школяры довольно скоро сообразили, что шуточки кончились. Ясен пень, большинство отвалило после первых же занятий. Сначала — девчонки, им стало скучно. Потом смылся Босяк со своими дружками. Думали — с концами, но потом оказалось, что Учитель про Гриню не забыл. Космонавт из Босяка, как из дерьма пуля, зато он мастак кулаками махать, и, как ни странно, именно поэтому Михаил Васильевич взял его на заметку.
Правда, остальных кружковцев это тогда не касалось, не до того им было. Еще бы! Пацанам по четырнадцать-пятнадцать лет, а они должны решать дифференциальные уравнения, зубрить теорию субрелятивистского пилотирования, учиться вычислять координаты в n-мерной развертке, всерьез опасаясь, что от всей этой гравитоники и риманова пространства у них преждевременно мозги отсохнут. Кружковцы старались, как могли, и Учитель с готовностью прощал им промахи и ошибки. И лишь однажды вышел из себя. В марте, когда экипаж отрабатывал на пилотажном симуляторе взлет при силе тяжести в 3g и Очкарику никак не удавалось скорректировать вектор тяги, из-за чего их воображаемый корабль раз за разом терпел крушение. В глазах обычно терпеливого Михаила Васильевича мелькнуло нечто такое, отчего бедолаге Эрику почудилось, что тот его сейчас по стенке размажет. В самом прямом смысле.
Очкарик никому не рассказал о пережитом им мгновенном ужасе. Ему померещилось даже, что сам Учитель на мгновение куда-то пропал, а вместо него появилось кошмарное чудище — нечто среднее между скорпионом и ящерицей. Конечно, у страха глаза велики. Тогда Эрик и сам посмеялся над своей боязливостью, а вот сейчас вспомнил. И стало ему в тесном кругу друзей у лесного костра совсем неуютно. Все-таки не зря Михаил Васильевич развивал умственные способности своих учеников. По крайней мере, один из них, по фамилии Флейшман, уже задумался о смысле всей этой игры в экипаж космического корабля. Чем больше физик учил их — не учил даже, натаскивал, — тем меньше все это походило на детсадовскую игру в Гагарина.
Во-первых, Михаила Васильевича абсолютно не интересовала современная космонавтика. Староста кружка Митя поначалу все порывался делать доклады о новейших достижениях в области исследования межпланетного пространства, но Учитель на корню пресек эти поползновения. Во-вторых, он запретил на занятиях всяческие разговоры о прочитанных фантастических книжках. Причем странно как-то запретил. Он не рассердился, а хладнокровно заявил, что будущие космонавты не должны забивать себе голову лживой, сбивающей с толку информацией. В-третьих, та же астрономия преподавалась им в сугубо утилитарном смысле. Например, Михаила Васильевича абсолютно не интересовали планеты и другие тела Солнечной системы. Да и большинство звезд он рассматривал лишь с точки зрения их пригодности для космической навигации.
И при всей своей приверженности строгой науке, Учитель часами им растолковывал устройство небывалых, совершенно фантастических звездолетов. Эрик, например, проштудировал всю доступную литературу по космонавтике, но нигде не нашел описания тех же гравитонных двигателей. Разве что — в запрещенной к упоминанию фантастике. Но фантасты плохо представляли, как эти самые двигатели устроены, отделываясь лишь общими фразами, а Михаил Васильевич, наоборот, погружал своих учеников в такое множество деталей, что даже у самых продвинутых голова пухла от всех этих гравикомпенсаторов и ультрасенсоров.
Устные описания Учитель сопровождал чертежами и математическими расчетами. И рисунками. Что и говорить — рисовал он здорово! Когда кружковцам совсем уж становилось невмоготу и они готовы были бросить все к чертям собачьим, Михаил Васильевич брал в руки карандаши и большие листы ватмана и начинал творить чудеса. Рисовал он поразительно быстро и точно, как автомат. Невероятно подробно и ослепительно красиво. Корабли, космодромы, инопланетные заросли, самих инопланетян, взрывающиеся планеты, расстреливающие друг друга армады межзвездных крейсеров.
Его рисунки вдохновляли, придавали сил. Однажды Михаил Васильевич изобразил рубку дискообразного корабля, а в рубке — весь кружковский экипаж. Митю Судакова — за пультом астрогатора, Эрика Флейшмана — в кресле пилота-навигатора первой позиции, на месте пилота-навигатора второй позиции — Борю Антонова, а Колю Степанова — в полусферической прозрачной кабинке бортинженера. Неизвестно, как другие ребята, а Эрик, рассматривая этот рисунок, почувствовал, что за этим изображением кроется нечто большее, нежели простое желание Учителя поддержать угасающий энтузиазм кружковцев.
Когда же перестали помогать даже рисунки, Учитель изготовил пилотажный симулятор. Он раздобыл огромные листы картона и с невероятной ловкостью и искусством склеил из них пульт и экраны того самого дискообразного корабля. В пульт Михаил Васильевич вмонтировал разноцветные лампочки, которые загорались по мере правильного или неправильного выполнения навигаторами команд. Красные мигали — если команда была выполнена неверно, а зеленые — если безошибочно. Экраны же представляли собой плоские картонки с прорезями, в них вставлялись листы ватмана с изображениями той или иной навигационной ситуации. Изображения на «экранах» рисовал сам Михаил Васильевич, а ставить навигационные задачи должен был астрогатор Митя.
В общем, эта игра «экипажу» понравилась —он воспрянул духом. И все же вопросы остались. Более того, чем настойчивее вникали кружковцы в подробности межзвездной навигации, тем больше становилось этих вопросов. Сугубо прикладные ребята, не стесняясь, задавали Учителю, и он охотно разрешал их сомнения. Одно время пробовали разговаривать с ним и на общефилософские темы. Ну вроде тех «проклятых» вопросов: кто мы, откуда пришли и куда идем? К немалому удивлению «экипажа», эти разговоры Михаил Васильевич категорически отказывался поддерживать, сразу переходя к насущным проблемам кружковской жизни.
Удивляло кружковцев и то, что Учитель так много времени тратит на явного бандита Гриню Турова и его отмороженных дружков. Уж этих-то «проклятые» вопросы не волновали вовсе. А вот необычные приемы самообороны без оружия, продемонстрированные Михаилом Васильевичем, они перенимали охотно. Особенно с того момента, когда узнали, что Учитель формирует из них так называемую «боевую группу». Для каких целей — они не особо интересовались. Учит, значит, надо.
Другие кружковцы никогда бы не узнали о «боевой группе», не проболтайся Гриня-Босяк об этом Эрику-Очкарику, которому почему-то благоволил. Он также по секрету сообщил пилоту-навигатору первой позиции, что Михаил Васильевич велел ему, Грине, присматривать за «экипажем», якобы для охраны оного от поселковой шпаны. Эрик же заподозрил, что задача перед «боевой группой» поставлена несколько иная, но о своем подозрении никому рассказывать не стал.
3
В забытье Але привиделось, что она проснулась. Проснулась оттого, что в оранжевых стенах, окружавших ее ложе, сами собой появились широкие проемы. Теплый, насыщенный будоражащими запахами ветер ворвался в них. Полусферический потолок растаял, и водопад хрустального света окатил Алю с головы до ног, освежая лучше любого душа. Несколько минут она лежала неподвижно, глядя в серебряное небо, в зените которого сияло бело-голубое солнце, напоминающее большой, сплюснутый на полюсах детский мяч. Это была удивительная голубая звезда-гигант Альтаир. Вокруг нее вращалось всего пять планет, и только на четвертой была жизнь. Аля знала это, потому что сама звезда словно была названа в ее честь — Аль Таир.
Знала она и многое другое, о чем совсем недавно не имела представления. И знание это, полученное без малейших усилий, вызывало противоречивые чувства. С одной стороны — какой мыслящий человек не мечтает сразу получить ответы на множество терзавших человечество вопросов. Одиноки ли мы во Вселенной? Каковы они — братья по разуму? Какими знаниями и умениями овладели? Что ждет человечество в будущем? С другой — все, что дается без труда, не приносит радости. Это же не твои открытия. Не ты прорвалась к ним сквозь нагромождения заблуждений, ошибок, самообмана и недомыслия. Да и кто Аля такая, чтобы задумываться над такими вопросами? Всего лишь учительница словесности в провинциальной школе. По ранжиру ли ей?..
Чтобы отвлечься от сомнений, Аля соскользнула с плавающего ложа, торопливо шагнула в один из проемов и очутилась на широком балконе, опоясывающем стену исполинского здания. С балкона открывался захватывающий вид на просторную долину, поросшую громадными деревьями с почти черными стволами и серебристыми листьями. За деревьями виднелось озеро, а у самого горизонта поднимались вершины горного хребта, сверкавшего в лучах Альтаира, словно колотый сахар — с таким когда-то любила пить чай ее, Али, малопихтинская бабушка.
Голова Али и впрямь была теперь напичкана самыми разными сведениями. Например, она знала, что городов на четвертой планете, именуемой ее обитателями Ариоллой, нет. Среди лесов и озер, на берегах морей и рек стоят такие вот одинокие здания, иногда до тысячи этажей, связанные между собой транспортной системой, наподобие многократно описанной в земной фантастике, которую Аля терпеть не могла — вот же дура! — нуль-транспортировки. В здании, где сейчас она находилась, все, что нужно для жизни, производили невидимые микророботы, пронизывающие буквально каждую пору мыслепластмассы — материала, из коего на этой планете, да и на множестве других, строились дома, машины, корабли.
Мыслепластмассой этот диковинный материал окрестила сама Аля. В отличие от синтетических полимеров, применяемых на Земле, мыслепластмасса способна угадывать и немедленно исполнять человеческие желания. Захочешь — откроется дверь, пожелаешь — окно, понадобится кресло — появится кресло, запросто превращающееся в кровать, потребуется стол — получишь стол. С прочими удобствами обстояло примерно так же. Конечно, так жить можно. Пожелал — и словно в сказке «Аленький цветочек» перед тобой появится стол, а на нем, допустим, — крынка молока и ломти ржаного хлеба в корзинке. А если еще подумать, то невидимый сказочный хозяин этого инопланетного дворца поставит перед гостем и тарелку с малиной в придачу.
Увлекшись, Аля забыла, что даже с невысказанными желаниями здесь нужно быть поосторожнее. Она и ахнуть не успела, как все это материализовалось перед ней. И не желая обидеть невидимого хозяина, из вежливости положила в рот несколько ягод. На вкус малина была как настоящая. Хотя, казалось, откуда ей взяться за тридевять парсек от Земли? К молоку и хлебу Аля пока не притронулась. Не успела проголодаться. Когда же она ела в последний раз? И не вспомнить. Аля вдруг поняла, что не помнит ничего, что предшествовало ее пробуждению в этой удивительной волшебной комнате. Вот тебе и аленький цветочек! Аленький... Кто-то называл ее так... И ей не очень-то это нравилось, но здесь, под голубым солнцем, как будто названным в ее, Алину, честь, это второе имя казалось вполне уместным...
Так, но для чего же она здесь? Не для того же, чтобы есть малину... Аля напряглась и вспомнила, что именно сегодня ей сообщат, зачем она здесь и что от нее требуется. Ее пригласили от имени некоего Синдиката — секретной межзвездной организации, обеспечивающей безопасность Галактического Сообщества. Именно для этого Алю вызвали с Земли — маленькой голубой планеты, так далеко находящейся от Ариоллы, не телесно вызвали, а как-то иначе... А с какой именно целью — станет известно с минуты на минуту. Онапочувствовала, что волнуется, и от волнения доела малину, выпила молоко и сжевала хлеб. Что если поручение окажется ей не по силам? Сможет ли она тогда отказаться от него? А если откажется, что дальше? Оставят ли ей в этом случае память о Синдикате, дивной планете Ариолле, расцветающей в щедрых лучах голубого гиганта, и о том, что в Галактике есть множество других населенных миров, или она напрочь забудет обо всем этом?
Это было настолько обидно, что Аля едва не расплакалась — ну как же так! Нет уж, что бы ей ни предложили, она ни за что не откажется. Даже если ради выполнения этого поручения ей придется голодать, мучиться, блуждать в ледяных звездных пустынях... Не струсит и не отступится. Ишь чего придумали — отказаться... Хотя... Аля честно пыталась спросить себя: готова ли она ради Галактики отречься от всего земного? От любимой работы, от книг, от рыбалки на утренней зорьке и трубного пения маралов на вечерней, от... Вот от него отречься будет труднее всего. У них только-только все начало складываться. Кажется, в газетах это называется мещанством. Мелкое бытовое счастье, ласковыми лучами которого согревается каждый, кто испытал длительное одиночество, неприкаянно скитаясь по Вселенной в поисках родного уголка. Но он не сам выбрал судьбу межзвездного скитальца, не знающего, где голову преклонить, а теперь обрел дом, семью и то самое порицаемое газетами мещанское счастье... Он обрел, а она готова потерять? Что-то здесь не так...
Нет, конечно, Синдикат более чем щедр с теми, кто готов с ним сотрудничать. Алю уже ознакомили с условиями поощрения. По-видимому, здесь, на Ариолле, не слишком хорошо осведомлены в земной экономике, если предложили ни много ни мало — тонну алмазов! Причем такой чистоты, что наверняка и не снилась самым искушенным ювелирам третьей от Солнца планеты. В Галактическом Сообществе алмазы мало что значили, инопланетяне пользовались другими эквивалентами стоимости, но по возвращении на родную Землю Аля запросто могла стать богатейшим человеком планеты. Смешно. Ее словно хотели подкупить. Деньги, во всяком случае, в таких масштабах, Алю никогда не интересовали. И уж точно ради них она не бросила бы все, что любила и знала, на много-много лет. Тем более, что говоря об оплате, искусители ловко обошли вопрос, а чем обычно приходится расплачиваться за скачки между мирами? Эйнштейновский парадокс близнецов никто не отменял. Кто знает, не окажется ли Аля по возвращении в мире далекого будущего, когда от ее современников не останется и могил?
Ох, зря она подумала о могилах. А вдруг это испытание ее воли? Ее решимости выполнить неведомое пока поручение. Синдикат отвечает за безопасность Галактики, а значит, и за безопасность маленькой голубой третьей планеты, обращающейся вокруг Солнца. Сама природа Млечного пути несет множество угроз обитаемым мирам. Аля теперь знала и это. На протяжении примерно двухсот миллионов лет каждая планетная система несколько раз проходит сквозь опасные зоны галактических рукавов, где вспыхивают Новые и Сверхновые звезды, подкарауливают добычу «волчьи ямы» коллапсаров, смертоносное гамма-излучение насыщает атмосферы планет губительной радиацией. И это все естественные угрозы, от которых на определенном уровне развития можно научиться защищаться. Это слепые силы природы, бьющие без разбора и по живым, и по мертвым планетам. Наверняка существуют силы иные, зрячие и злоумышленные, осознанно выбирающие цели для нападения. Кто-то должен защищать Галактическое Сообщество и от них. Так почему Алевтина Вадимовна Казарова, чьи деды погибли, обороняя родную землю от зрячих, но злоумышленных сил, должна отказываться выполнить свою часть общего дела?..
4
Сонно бормотала речушка на перекатах. В чаще ухал филин. Стылая, белая, как ледышка, луна заглядывала в приоткрытый полог палатки. Поддувал ночной ветерок, но в спальниках было тепло, уютно и спать нисколечко не хотелось. Хотя все знали, что Михаил Васильевич разбудит рано. А может быть, и не разбудит. Сегодня была необычная ночевка. После ужина Учитель объявил, что он с частью группы пойдет к Матюхину Бору на рекогносцировку. До рассвета постарается вернуться. Остальным велел спать. Спать так спать. Никто не возражал. Тем более, как выяснилось, Михаил Васильевич забирает с собой Гриню Турова и всех его бойцов, за глаза тоже именуемых «босяками». В лагере остается «экипаж». Старшим, само собой, назначается Судаков.
Остающихся это устраивало. Митя был человеком мягким, в вопросах дисциплины рассчитывал больше на сознательность кружковцев, нежели на страх. А вот перед «босяками» страх был, хотя Учитель категорически запретил рукоприкладство. Да разве такому человеку, как Гриня, чтобы запугать человека до полусмерти, требовалось поднимать на него руку? Ха-ха-ха... Одно его присутствие наводило ужас. Не удивительно, что когда «босяки» во главе с Михаилом Васильевичем скрылись в долгих летних сумерках, в лагере вздохнули с облегчением. Правда, злоупотреблять внезапно обретенной свободой не стали. Вымыли в речке посуду. Пригасили костерок, добавив в него сырых веток, чтобы дымом комаров отгонять, да и забрались в палатку.
Честно пытались заснуть, но сна не было ни в одном глазу, и потому принялись слушать Борю Антонова по прозвищу Борант, который был мастер байки травить. Сначала его слушали вполуха, — речь шла о каких-то алкашах, трое суток подряд надиравшихся в поселковом шалмане, — но потом втянулись, по опыту зная, что навигатор второй позиции зря воздух сотрясать не станет. Если уж взялся рассказывать, значит, жди увлекательной интриги, резкого сюжетного поворота, ну, или хотя бы — неожиданного финала. Боря знал, что «экипаж» внимательно к нему прислушивается, а потому никуда не спешил. Ни дать ни взять — легендарный сказитель Боян.
— Ну мужики накатили, показалось — мало, а в кармане шиш, — вещал он. —Вот и решили разжиться мелочевкой у сердобольных прохожих. А на дворе зима, мороз трескучий, темнеет рано, день будний, народ по домам сидит. Алкаши потыкались туда-сюда... Холодно, а они с себя все теплое давно пропили. Хотели было обратно в шалман завалиться, как вдруг наткнулись на...
— Милиционера? — предположил бортинженер Коля Степанов по прозвищу Хлюпик.
Борант выдержал приличествующую паузу и почти шепотом продолжил:
— ...чужака. Алкаши даже не сразу допетрили, что это чужак... Ну и как водится, задали пару наводящих вопросов... Систему распознавания «свой — чужой» знаете? Ну вот и они так. С какого раёна? Да кто там у вас смотрящий? Чужак в натуре не втыкает, что к чему. А выпивохам только того и надо. Можно обчистить и отвечать за беспредел не придется. Ну и самый отмороженный из них, не продолжая дискуссии, съездил чужаку по рылу. Вернее, он думал, что чужаку, а вышло — собутыльнику! Причем самому смирному и безвредному из них. А затем — и менее смирному. Чужак отправился своей дорогой, не получив ни единой плюхи и пальцем не пошевелив. А эти придурки еще долго потом мутузили друг дружку...
Когда «экипаж» отсмеялся, Эрик расстегнул спальник, выбрался из него, сел, зажег фонарь «летучая мышь», словно хотел видеть лица друзей.
— А знаете, кто это был? — вдруг спросил он. — Ну — чужак...
— Колдун? — с улыбкой спросил Митя.
— Не-е, гипнотизер, — хихикнул Коля.
— Пришелец, — хмыкнул Боря.
Эрик покачал головой, не разделяя веселья «экипажа».
— Учитель, — тихо, но твердо сказал он.
В палатке повисла неприятная тишина. Почему-то никого не обрадовало, что Михаил Васильевич так лихо расправился с отморозками, не тронув их и пальцем. Это было странно. Он же был для них Учителем с большой буквы. Они восхищались им. Поражались глубине его познаний. Восторгались талантом художника. Но оказывается — не только. Было еще какое-то чувство, которое они испытывали к нему. Не боялись же они, в самом деле, Михаила Васильевича — человека порой строгого, но неизменно справедливого?
Ну почудилось как-то Эрику Флейшману, что Учитель на миг превратился в чудовище, но это же ерунда. Мгновенное наваждение, вызванное перенапряжением и чувством вины. В конце концов, жизнь устроена так, что четырнадцатилетнему неглупому начитанному пареньку всегда есть чего бояться. Родительской взбучки. Встречи с хулиганом в темном переулке. Двойки по сочинению. Однако чувство, испытываемое кружковцами к Михаилу Васильевичу, не походило на эти примитивные страшки.
Самое странное, что кружковцы никогда не обсуждали этого между собой. Конечно, непривычны они были к таким взрослым разговорам. Книжки, фильмы обсудить, посплетничать об одноклассниках, байки потравить, помечтать вслух о будущем — сколько угодно, а вот высказать то, что тревожит и волнует по-настоящему, — ни-ни. Не поймут, да еще и дразнить начнут, но сейчас-то все они в одной лодке! Вернее — в «летающей тарелке», как назвал однажды нарисованный Учителем дискообразный звездолет юморист Борант. И пусть «тарелка» эта существует лишь в воображении, они — четверо малопихтиских пацанов, мечтающих о звездах, — должны научиться понимать друг друга с полуслова. Как полагается настоящему экипажу. Однако легко сказать — должны. А как это сделать? С чего начинать?
— Слушай, экипаж, — сказал вдруг пилот-навигатор первой позиции, которому все эти мысли давно не давали покоя. — А вы никогда не задумывались, к чему нас готовит Учитель?
— То есть? — опешил Митя, считавший себя самым информированным из кружковцев. — К поступлению в вузы, конечно. Я лично хочу на механико-математический факультет МГУ поступить.
— А я в МВТУ имени Баумана, — откликнулся Коля.
— А я в летное училище, — сказал Боря. — Оттуда и в космонавты берут...
— Туго соображаете, экипаж, — попрекнул их Эрик. — Я не спрашиваю, куда вы поступать намылились. Я спрашиваю, для чего мы понадобились Михаилу Васильевичу.
— Странный вопрос, — пожал плечами Митя. — Он же учитель. Расширяет наш кругозор. В игровой форме передает нам новейшие сведения из области техники и точных наук.
— Ладно, — вздохнул Эрик. — попробую зайти с другого конца. Вот ты, Митяй, лично чему научился?
— Я знаю все крупные звезды Главной последовательности, — с гордостью принялся перечислять староста кружка. — Могу с точностью до градуса определить положение цефеид относительно северного и южного полюса Галактики...
— Молоток, — желчно похвалил его Эрик. — Возьми с полки пирожок. В астрономы тебя возьмут с полпинка.
— Ну, а я о чем говорил! — обрадовался Митя.
— Ты думаешь, ему на самом деле нужен великий астроном Судаков? — усмехнулся Эрик. — А также — выпускник Бауманки Степанов и будущий летчик-космонавт Антонов?
— Ну да! — сказал Митя. — Думаю, он будет гордиться нами, если мы станем, кем захотим. Он же — Учитель!
— А я думаю, ему нужно от нас что-то другое...
— Да не тяни ты резину, Очкарик! — взъярился Боря, меньше других кружковцев любивший абстрактные разговоры. — Говори толком.
— Да не знаю я! — огрызнулся Эрик. — С вами хотел посоветоваться, а вы тупые, как ишаки...
— А по шее получить не хочешь? — осведомился Боря. — Я хоть и не «босяк», но тоже накостылять могу будь здоров.
— Кулаками махать много ума не надо, — парировал Эрик. — Мозгами шевелить куда труднее. А вдруг Михаил Васильевич не тот, за кого себя выдает?!
— Во загнул! — восхитился Коля.
— А может, ты фантастики перечитал, Очкарик? — с деланным сочувствием спросил Боря. — Вот и мерещатся тебе повсюду пришельцы да шпиёны. Правильно предупреждал Михаил Васильевич — не читайте этой лабуды, только мозги застудите.
— Да ну вас! — отмахнулся от них Эрик. — С вами не поговоришь по-человечески...
Он решительно выбрался из палатки и зашагал к реке. Луна зашла, и лишь слабые отблески звездного света играли на перекате. Эрик остановился в нескольких шагах от воды, с наслаждением вдыхая прохладный воздух. В безлунном небе безраздельно царил Млечный путь, мерцающей дугой охвативший небесный купол от горизонта до горизонта. Пилот-навигатор первой позиции поймал себя на том, что смотрит на звезды по-другому, нежели прежде. По-хозяйски, словно уже не раз прокладывал курс гравитационного корабля между ними. Обида на «экипаж» проходила. Что с них возьмешь, в конце концов? Сосунки. Привыкли с детского сада играться в луноходы и ракеты. Вот и теперь не понимают, насколько это серьезно — звезды.
Продолжение следует...