О России во Вьетнаме либо хорошо, либо никак. Местные благодарны за коммунизм, который сейчас у них правит бал (вкупе с капиталистическими опциями, естественно), с интересом слушают, как мы разговариваем, чтобы в какой-то момент подкатить с вопросом «руси?» (были еще вариации «русци», «русай», «росья»). Улыбаются, повторяют «Москова», «Мосау» и показывают большие пальцы. Так было и с нашей сегодняшней знакомой. Трясёмся с утреца в автобусе, и вдруг женщина по соседству снимает маску (тут их до сих пор носят в транспорте) и задаёт мучивший ее вопрос. Киваю. Расцветает.
Оказалось, Фонг училась в московском меде и почти 30 лет работала в столице медсестрой. Просто предположите, сколько ей сейчас? Подберите челюсти, 76. Желаю всем так выглядеть в этом возрасте.
Начинает расспрашивать про страну.
– А разве у вас можно разговаривать в транспорте? – удивляюсь шепотом. Сколько мы пытались общаться в ханойских автобусах – всегда ловили презрительно-раздражённые взгляды местных.
– Можно, только очень-очень тихо. Чтобы не мешать никому, – шепчет Фонг. Вот это взаимное уважение, конечно, здорово. Нам буквально пару раз попадались бунтари, которые громко общались по телефону, но в остальном – в ханойских автобусах всегда тишь да гладь.
Как и все пожилые, Фонг жалуется на пенсию (похоже, какая-то международная бабушкинско-дедушкинская практика). Маленькая, говорит, всего 7 000 000 донгов. Это около 22 500 ₽. Ну, по планете, как европейские пенсионеры, на старости лет не попутешествуешь. Но и не могу сказать, что это критически мало.
И тут, как назло, наша остановка, пора выходить. На прощание Фонг угощает нас конфетами из своей плетёной сумки и радостно машет. Всё-таки бабушки – они и во Вьетнаме бабушки.
