Жил-был человек, и звали его Ицхак. Человек как человек, вроде ничего особенного, но он всегда смеялся. Смеющийся Ицхак.
Когда Ицек был маленьким, то родители думали — вырастет, пройдет. Но мама и папа не попускали: они говорили Ицеку, чтобы он смеялся меньше, ругали его, но все равно Ицхак продолжал смеяться.
— Ицек, Ицек, почему ты смеешься? — спрашивали мама с папой.
— Так смешно же. Ха-ха.
— А что смешного, Ицек?
— Все. Ха-ха.
Время шло, но Ицхак не прекращал смеяться. Решили родители женить Ицхака, думали, станет серьезнее, Всевышний поможет, а Ицек был не против. Так и женился Ицек на Серах. И стал Ицек смеяться еще больше. Хотя это было странно, но сначала Серах это не смущало, и ей даже нравилось. Она думала, что у Ицхака такое чувство юмора. Но потом Серах устала и разозлилась.
— Ицек, Ицек, что же ты все время смеешься? — спрашивала Серах.
— Так смешно же. Ха-ха.
— А что смешного, хамуд шели[1]?
— Так мне хорошо, Серах.
Не выдержала Серах и ушла от Ицека, а он все равно смеется.
— Ицхак, ну что же ты смеешься? Ведь даже Серах ушла от тебя! — говорят вокруг. — Дурно еврею столько смеяться! Прекращай Ицхак!
— Так смешно же.
И вроде привыкли к Ицхаку, смеется и ладно, дурачок, и ладно. Недалекий Ицек.
Но потом умерла мама Ицхака. И на похоронах Ицек смеялся.
— Ицек, мама умерла, а ты смеешься!!
— Так смешно же.
— А что смешного? Твоя мама умерла!
— Ей хорошо теперь, вот я и смеюсь.
— Странный ты, Ицек.
— Ха-ха.
И стали сторониться Ицхака, потому что дурачок дурачком, но все-таки есть Тора. Нужно предаваться печали, а Ицек смеется.
А потом у Ицхака умер папа. И на похоронах Ицек опять смеялся. Даже еще больше смеялся.
— Ицек, папа умер, а ты смеешься!!
— Так смешно же.
— А что смешного? Твой папа умер!
— Ему хорошо теперь, вот я и смеюсь.
— Чудной ты, Ицхак.
— Ха-ха.
И стали Ицхака потом избегать, и чурались его. И ненависть в людях стала просыпаться к Ицхаку. В один из дней Ицека даже побили. А потом еще раз. И еще раз.
— Что вы меня бьете?
— Хватить ржать!!
— Ха-ха.
Его бьют, а он еще пуще смеется. И бьют его за это сильнее.
И стали Ицхака ненавидеть все больше и больше. И не было проходу Ицеку, каждый считал своим долгом обозвать его, плюнуть в него, ударить его. А Ицхак на все это смеялся.
И решил один из коэнов поговорить с Ицхаком, наставить его на путь Торы. И пригласил коэн Ицека на разговор.
— Ицек, ты иудей?
— Я обрезанный.
— Ицек, ты читал Тору?
— В школе читал.
— Я слышал, что ты часто смеешься. Это правда?
— Да, правда. Я люблю смеяться.
— Ицек, ты знаешь, что в Торе сказано, что нельзя столько смеяться?
— А почему я не могу смеяться?
— Ицек, не надо спрашивать почему. Надо просто повиноваться правилам. Надо просто соблюдать заповеди. Скажи мне, почему ты смеешься?
— Меня зовут Ицхак,[2] вот и смеюсь.
И понял коэн, что нет смысла говорить с Ицхаком, и далек Ицек от Всевышнего, и человек он нехороший, и нельзя никому с ним общаться.
И еще больше люди стали обижать Ицека.
Какое-то время спустя один известный доктор решил помочь Ицеку, и он придумал, что с Ицеком нужно поговорить. И вот пригласил доктор Ицхака в бар, и стали они пить и разговаривать. И вот доктор думает, что разговор наладился и надо спросить Ицхака, в чем же дело.
— Ицек, а что ты смеешься все время?
— А сказать тебе, доктор?
— Скажи, Ицек.
— А потому что хорошо мне.
— Как же тебе хорошо, Ицек, если в Торе написано, что нельзя столько смеяться? Как же тебе хорошо, если тебя бьют и ненавидят за твой смех?
— Ничего ты не понимаешь. Смешно, потому что хорошо.
— Что же хорошего, что тебя бьют?
— Все хорошо.
И не понял ничего доктор, и не узнал ничего, и разозлился, и тоже стал ненавидеть Ицхака. Потому что доктор, на самом деле, не хотел помочь Ицеку. Доктор хотел, чтобы потом говорили, что вот он тот самый доктор, который помог Ицеку, а до этого никто не мог ему помочь. Не вышло ничего у доктора.
А Ицек продолжал так жить. Его бьют, обзывают, унижают, а он все смеется. Его бьют, бьют, а он каким-то чудом выживает, ибо был Ицек неубиенный. И так много лет. Уже многие перемерли, кто его бил, а Ицхак все живет и живет. И ненависть к Ицеку распространялась и на новые поколения. И пугали старшие младших: «Не будешь соблюдать заповеди, будешь как Ицек». И это уже стало традицией бить Ицека.
Наконец, умер Ицек. Уснул и не проснулся. И все сразу заметили, что Ицека больше нет. Некого было обзывать и бить. Ицек лежал на улице и улыбался.
— Даже мертвый смеется.
И сначала люди даже обрадовались, что Ицек умер: больше никто не будет надоедать, больше нет нехорошего человека.
А потом люди как поняли!..
Когда Ицек был жив, то люди всю злость свою вымещали на Ицеке и сами много смеялись и не ссорились, и жили, и любили. А теперь некого было бить и обзывать, и стали люди бить и обзывать друг друга.
Ицек смеялся, чтобы все вокруг смеялись.
[1] Мой любимый (ивр.).
[2] Тот, который будет смеяться (ивр.