Двадцать лет Татьяна Владимировна проработала чиновницей. Нетипичной такой чиновницей, которая всем помогает и всем подсказывает. Сослуживцы её не понимали.
- Зачем тебе это нужно? Пусть ищут, как правильно бумаги оформить. Яндекс им в помощь. А мы время свое напрасно тратить не собираемся. Ты одна у нас такая бессеребренница. Что думаешь, спасибо скажут? А вот и нет, скажут, что ты взятки берешь. Потому как кроме тебя дураков нет, чтобы гуманитарную помощь посетителям оказывать.
- Как вы не понимаете, - Татьяна Владимировна пыталась объяснить, - ведь я сейчас им не подскажу, они еще 100 ошибок наделают. А так, в следующий раз их заявление обретет законные очертания. Им хорошо, не приходить больше. И мне – очередь уменьшится.
Только очередь к Татьяне Владимировне не уменьшалась. Посетители хотели попасть именно к ней. Может от зависти, или от глупости, а только кто-то из коллег подговорил знакомую посетительницу, кляузу на Татьяну написать. Прокуратура будто этого и ждала, проверки начались. И хоть начальник пытался отстоять трудолюбивую сотрудницу, да только она уже ничего слушать не хотела. Сказала всем:
- С меня хватит, и написала заявление на увольнение.
Тем более, что давно эта неблагодарная работа не приносила удовольствие. А с тех пор как погиб единственный сын, так и семейная жизнь развалилась. Муж ушел, громко хлопнув дверью.
- Не могу я так больше, - сказал он на прощание, - ты только и делаешь, что Виталика оплакиваешь. Сколько можно, пять лет прошло. Я ждал, думал, что вернется еще все назад. Но видимо напрасно. Не умеешь ты просто жить. Тебе надо все время страдать. Ну, погиб сын, что же мы одни такие? Другие как-то пережили горе. Его уже не поднимешь, а я живой. Живи сама как знаешь. Хочешь страдать, страдай. Только уже без меня. Устал я.
Непривычно было одной в пустой квартире. А когда еще и с работы ушла, та совсем невыносимо. Все комнаты о Виталии напоминали. Здесь мы читали, здесь он рисовал. Компьютер с его игрой. Последний раз она его в рейс проводила. Он обещал её с Наташей познакомить, когда вернется. Потом звонок этот страшный и все. Нет больше будущего, нет жизни. Только чувство пустоты и ненужности.
Как тогда, когда мама умерла, а она в детский дом попала. Еще тогда дома, ей казалось, что мама вот-вот войдет. Просто вышла. Тетки в платках черных, непонятно зачем пришли. А уж в детском доме осознание пришло: не вернется мама. И никому она больше не нужна.
И сейчас не нужна. Вдруг резкий звук её от тяжёлых воспоминаний отвлек. Звонила давняя институтская подруга.
- Тань, ты, говорят, с работы уволилась? Я только сегодня узнала. Слушай, если ты не занята, помоги, поволонтёрь с нами. Мы зашиваемся.
- Где это?
- В «доме престарелых».
Так она впервые в это заведение и попала. Старики здесь разные, капризные и спокойные. Некоторых дети привезли, обещали забрать через время. Да так и оставили.
Антонина Макаровна, дом свой продала. Единственный сын ипотеку брал. Обещал уголочек в новой квартире ей найти. Только невестка взбунтовалась:
- Или я, или она.
Так Антонина Макаровна сама его упросила сюда привезти. Она веселая и жизнерадостная, не унывает. И всех поддерживает.
- Суставы ломят? Так им уж за восемьдесят. Машина железная и то за столько лет сотрется. А тут кость. Пусть болят. Пока болят, я знаю, что жива, - так она с докторами разговаривает. Все знают, что если смех в кабинете слышен, это Антонина Макаровна врачей развлекает. А невестке все равно не угодила.
А у Анны Семеновны дочь как замуж вышла, так в её квартире поселилась. Под предлогом ремонта мать сюда привезла. Так Анна Семеновна так у окошка и сидит, ждет. Три года уже ждет. Сердце кровью обливается, когда на неё смотришь. Что за дети? За что они так с ней?
Однажды, на ночном дежурстве услышала Татьяна Владимировна, будто в дверь стучит кто-то. Ночь, спят все, выходить боязно. А тут еще стук, потом еще, смелее. Татьяна к двери подошла,
- кто? – кричит. А в ответ тоненьким, робким голоском отвечают:
- Здесь стариков принимают. Это я пришла.
- Да кто я-то? – Татьяна говорила, а сама уже засов отпирала.
Батюшки, на крыльце старушка стоит. В клетчатой шали, вся в снегу, словно сугроб.
- Как Вы попали сюда?
- Мне бы пожить до весны. Замело дом, да и топить нечем совсем. Холодно, боюсь замерзнуть. А то ведь и не хватятся. Одна я, никого у меня нет.
Так появилась в их доме Нина Анатольевна. Татьяна после той ночи на выходные ушла. А когда вернулась, то увидела, что старушка узелок свой не разбирает. Видно не собирается долго здесь жить. Стала Татьяна Владимировна с ней разговаривать. И чем больше говорила, тем больше понимала, что никакая это не посторонняя старушка. А будто родная.
Нина родилась, когда колхозы еще создавали. Она была единственным ребенком в семье. Говорили, что мать, когда торф собирали, простудилась и больше детей иметь не могла. Отца потом на войну забрали. И больше он не вернулся. Погиб где-то в Белоруссии. Они с матерью потом ездили на могилку к нему.
Замуж Нина по большой любви за солдатика вышла. Они на уборке урожая в их колхозе работали. Очень ему глазастая Нина понравилась. Он и вернулся после службы. Её к себе звал, да она не поехала.
- Хочешь меня сватать, оставайся у нас, - заявила ему Нина, - я от мамы не поеду.
Так они в деревне и поселились. Колхоз им дом построил, на три окошка, светлый, теплый. Хорошо зажили.
Только вот сынок родился больной. До пяти лет Нина его на руках носила. А потом он помер. Больше Бог им детей не дал. Загоревала Нина, а Григорий не выдержал. Переманила его Зинка продавщица. Да Нина Анатольевна не в обиде. Детишки у них родились двое. Она так рассудила: пусть хоть кто-то счастливым будет.
Ей уже ближе к пятидесяти было, когда в её дверь постучали. Вот так же, в метель. Открыла Нина и обмерла: сугроб стоит.
- Пустите, - говорит,- погреться. Машина сломалась. Я еле сюда дошел.
А дом её на самом краю села стоял. Так он дым из трубы увидел и пробрался. Дом-то по самую крышу занесло. Отогрела она его, щей горячих налила. Он рассказал, что ему всего двадцать три года. Что один живет. Мать его в роддоме оставила.
С тех пор она стала ждать его. Молиться за него, когда он в рейсе. А он каждый раз приезжал к ней. Невесту свою, как к матери к ней знакомиться привез. Радовалась Нина, к свадьбе готовилась. А вместо этого позвонили ей и сказали, что погиб он на дороге. Вроде как с управлением не справился.
Вот тогда-то и потеряла Нина последнего своего родного человека. С тех пор одна и живет. Невеста Виталика давно замуж вышла. А она все его оплакивает. Давно забыла, что его мать другая родила, что рос он один в детском доме. Как бы раньше с ним познакомиться, усыновить бы его. Разве бы дала она ему на такой опасной работе работать. Может и жив был бы.
Нина Анатольевна плакала, а Татьяна Владимировна своего сына перед собой видела. Такой же дальнобойщик, погиб так же. Так же матери своей горя принес и одну на всем белом свете оставил.
Как только солнышко припекать стало, да проталинки первые появились, пришла Нина Анатольевна прощаться.
- Пойду я, - будто оправдывалась она, - не могу я тут. Я дома одна буду лучше. Может еще, кто постучит, смогу еще быть кому-то нужной.
Тут и осенило Татьяну Владимировну:
- Пойдемте ко мне жить. Я ведь тоже совсем одна. Я всегда о тетке мечтала. Думала, не может быть, чтобы у мамы не было родственников. Придумывала истории разные, что тетка моя за границу уехала. А когда узнает, что племянница её сиротствует, так сразу и приедет. Девчонки смеялись надо мной. А я уж в эти сказки и сама верила. Дралась, доказывала. Вот Вы и станете моей тетей, которая вдруг нашла меня.
- А не надоем я тебе? Не прогонишь? – Нина Анатольевна в глаза Татьяне смотрела и думала: нет, не обманет. Видать тоже настрадалась девонька.
- Да что Вы! - эти слова Татьяна за согласие приняла, - Я только рада буду, что меня дома кто-то ждет.
