Глава восьмая
1
В расчеты вкралась ошибка. Недооценили плотность и протяженность атмосферы непримечательной с виду планетки, мимо которой пролегала траектория. Корабль развалился в верхних слоях, его обломки не достигли поверхности планеты, но капитан успел сбросить капсулу с единственным пассажиром. Ударная волна вывалила лес. Испепеляющий пожар прокатился от края до края горной котловины, превращая в пепел молодой подлесок и обугливая вековые стволы. Капсула рухнула в самый центр образовавшегося кратера, и до поры до времени пассажир в ней не подавал признаков жизни — если способ его существования можно было назвать жизнью.
Дни шли за днями, собираясь в недели, а те нечувствительно складывались в месяцы. Так прошел год. Оглушенная невиданным вторжением природа понемногу приходила в себя, затягивая раны свежей порослью. И однажды не поврежденная взрывом и не тронутая пожаром капсула вздулась серебристым облаком и развеялась по ветру. Пассажир, именуемый Стражем Зрячих, обрел себя в ночном лесу чужого мира, полном незнакомых запахов, подозрительных звуков и смутных проблесков далекого света.
Органы чувств Стража не сразу научились различать в холодной массе растительности и камня отдельные теплые комочки теплокровных существ. А когда научились, он обнаружил, что комочки эти были повсюду — в лесной подстилке, в глубоких норах, в дуплах деревьев и в гнездах, среди ветвей. Одни спокойно спали, уверенные в своей безопасности, другие терзались страхом и мучились от голода, но все это были примитивные чувства и желания. А Стража интересовали существа мыслящие, коих не выявить методом стандартной биолокации.
В пределах непосредственной досягаемости мыслящие не идентифицировались. Тогда Страж перешел на другие уровни восприятия. В диапазоне радиочастот он обнаружил робкие ритмические сигналы, по своей осмысленности почти не отличающиеся от атмосферных помех. С одной стороны, открытие это внушало некоторый оптимизм, оно означало, что мыслящие на планете действительно есть, а с другой стороны, здешняя цивилизация едва доросла до простеньких искровых разрядников. Это обстоятельство несколько откладывало выполнение задания, но не делало его совсем невыполнимым.
Опираясь на свой громадный опыт, Страж пришел к выводу, что через пятьдесят-семьдесят оборотов планеты вокруг центрального светила аборигены создадут достаточно мощные средства дальней космической связи и тогда у него появится шанс завершить свою часть великой миссии. Нужно только подождать. Впрочем, для Стража время не имело значения. Убедившись, что в ближайшие годы ему здесь нечем заняться, он снова закапсулировался. Вторую пробу местного радиоэфира Страж сделал спустя почти четыре десятка оборотов планеты, получив на этот раз куда более обнадеживающие результаты. Во-первых, полоса частот, используемых аборигенами для радиообмена, значительно расширилась, а во-вторых, судя по характеру сообщений, они затеяли кровопролитную междоусобицу планетарного масштаба.
Ничто так не движет прогресс, как война — Стражу это было известно не понаслышке. Но самое главное — именно таковы были предпосылки к выполнению задания. Зрячие четко указывали, что завершение миссии станет возможным лишь при условии, что здешняя цивилизация дорастет до целого ряда глобальных войн. Впрочем, местные Зрячие не запустили пока даже простейших спутников, зато уже приступили к экспериментам по расщеплению атомного ядра. Страж был вынужден признать, что все-таки недооценил темпы развития местной цивилизации, но незначительно, в рамках статистической погрешности. Теперь главное — не совершать новых ошибок, поэтому он поставил таймер всего на тридцать с небольшим оборотов планеты.
Капсула распалась снова. Первым делом Страж прощупал радиоэфир. На это раз информация обрушилась на него лавиной, занимающей всю ширину полосы частот. Пришлось потратить несколько десятков наносекунд, прежде чем удалось выловить из этого хаоса нечто осмысленное. К своему глубокому удовлетворению, Страж убедился, что аборигены проникли в ближний космос и тут же в открытую заявили о себе на всю Галактику. Последнее обстоятельство радовало особенно. На Зов должны были явиться те, кто уже научился перемещаться между звездами.
Все так и вышло. Прислушиваясь к внешнему космосу во всех доступных диапазонах, он обнаружил некий объект, осторожно прощупывающий окружающее пространство гравитационным лучом. Это мог быть только космический корабль, и, судя по характеристикам сигнала, приближался он именно к третьей планете здешней Системы. Сколь бы ни был далек Страж от примитивных эмоций, свойственных представителям лишь слаборазвитых рас, в первые мгновения он обрадовался: это мог быть тот самый корабль!
И все-таки холодная логика возобладала над чувствами. Если бы корабль принадлежал к той самой расе, то не стал бы подкрадываться к планете, словно вор. Прилетевшие на Зов не таятся, особенно перед теми, кто значительно слабее их. Однако экипаж приближающегося судна явно старался не афишировать свое присутствие в окрестностях желтого карлика. Страж понимал логику этой скрытности, хотя она и была ему совершенно чуждой. Дескать, открытый контакт со слаборазвитыми цивилизациями, да еще и склонными к самоуничтожению, неэтичен, и долг высокоразвитых существ не обнаруживать своего присутствия, дабы носители примитивного разума преждевременно не заработали комплекса неполноценности.
Так ли на самом деле рассуждали хозяева корабля или попросту не считали нужным брать на содержание мириады паразитов, неспособных самостоятельно о себе позаботиться, Стража не волновало. Главное, как и было предсказано Зрячими, к этой планетке приближался космический корабль. Точных координат его посадки у Стража не имелось, но ему ничего не стоило обшарить громадную территорию, обладая хотя бы приблизительными данными. И он пустился в путь. Стража не обескуражило, что он немного опоздал. Когда он обнаружил место посадки, корабль уже улетел, но сохранились явственные следы его пребывания на планете. Гравикомпенсаторы всегда оставляют характерные отпечатки на поверхностном грунте. И, что немаловажно, не менее четкие следы были оставлены высаженным пассажиром. Молекулы его запаха еще не совсем рассеялись в воздухе, когда Страж нащупал их своим хемоанализатором.
Слабая, прерывистая нить этого запаха привела Стража к небольшому селению аборигенов. Выяснилось, что нелегал получил убежище в неказистом строении, не имеющем даже элементарных удобств. Кроме самого пассажира, в строении обитала особь противоположного ему пола. Разумеется, Страж немедленно биолоцировал ее. И получив результаты, понял, что нашел то, что искал. Отныне Стражу всегда следует находиться неподалеку, устраняя малейшую опасность, что могла бы угрожать этой паре прямоходящих млекопитающих приматов.
Неусыпно следя за жизнью своих подопечных, Страж невольно сравнивал их образ существования с тем, что был принят в его мире. Цивилизация, к которой он имел честь принадлежать, насчитывала миллионы лет, здешняя — лишь жалкую горстку тысячелетий. Его сородичи давно отказались от примитивных биохимических процессов, поддерживающих существование отдельно взятых особей, эти же по-прежнему следовали слепым предначертаниям естественной эволюции. Сомнения в правильности избранного пути, духовные искания, самоотречение во имя торжества нравственных принципов — все это давно стало анахронизмом в суровом мире Зрячих, в интеллектуальном же обиходе аборигенов все еще сохранялись эти и другие предрассудки, вынесенные из тьмы доисторических времен.
Будь на то воля Стража, он бы не стал церемониться с этим отсталым миром, придумав средство сократить мучительную агонию обреченной на саморазрушение цивилизации. Рано или поздно на этой планетке разразится глобальная война с использованием банального, но весьма эффективного термоядерного оружия. В считанные часы будут разрушены средоточия культуры, промышленности и власти, выгорят леса, реки понесут отравленные радиацией мертвые воды в океаны. Погибнут растения и животные, входящие в пищевую цепочку аборигенов. Да и сами они по большей части погибнут. А выжившие будут отброшены на сотни лет назад, к истокам своей и без того слаборазвитой культуры.
Зачем длить мучения? Зачем оставлять расе, не способной учиться на собственных ошибках, призрачный шанс повторить все с начала? Куда гуманнее будет сбросить с боевого рейдера искусственный микроколлапсар, что почти мгновенно разорвет эту планетку на миллионы безжизненных осколков. Впрочем, Страж понимал — решения такого уровня лежат вне его компетенции. Его дело завершить миссию, покуда не стало слишком поздно. И помочь ему в этом мог только пассажир неизвестного корабля, который в свою очередь зависел от той, кто его приютила.
Страж не показывался своим подопечным на глаза, понимая, что его внешний облик способен вызвать у аборигенов тяжелый психологический шок. Благо местность этой плохо организованной планеты была сильно пересечена и скрываться в ее складках можно было до бесконечности. Поэтому Страж всегда держался неподалеку. Случалось, что подопечные разделялись, и если один из них оказывался вне пределов чувствительности сенсоров Стража, он следил за тем из них, кто, с его точки зрения, был в данный момент наименее защищен.
Чаще всего незащищенной оказывалась аборигенка. Почему-то некоторые другие аборигены проявляли к ней повышенное агрессивное внимание. Страж не вдавался в тонкости функционирования примитивной психики, если его не устраивало поведение аборигенов-агрессоров, он устранял их. Максимально эффективным способом, исключающим повторное нападение. Иногда доставалось тварям, не обладающим развитой способностью к мышлению. Они не трогали подопечных Стража, но порой проявляли агрессию по отношению к нему самому.
Планетка, где Стражу предстояло исполнить свою часть великой миссии, завершала полный оборот вокруг горячего желтого карлика, когда подопечный абориген неожиданно покинул маленькое селение, воспользовавшись неким громоздким, плохо отрегулированным транспортным механизмом. Несколько неимоверно долгих мгновений Страж пребывал в состоянии нерешительности, абсолютно ему не свойственной. Выбор был мучительным, особенно для существа, не знающего сомнений.
Однако проанализировав ситуацию, Страж понял, что не сможет следовать за аборигеном, который отправился в крупный населенный пункт, где скрываться от нежелательного внимания было бы гораздо сложнее. Поэтому Страж остался рядом с аборигенкой. И не пожалел. Однажды при наступлении темного времени суток в жилище его подопечной ввалился другой абориген. Как и многие из них, он дестабилизировал свою психику посредством жидкого химического соединения и после непродолжительного вербального обмена с аборигенкой перешел к агрессии. Устранить агрессора, не демаскировав себя, было невозможно, и Страж впервые показался на глаза своей подопечной.
Как он и предполагал, реакция ее была негативной, но это уже не имело значения. На войне как на войне — не зная этой формулы, Страж следовал ей неукоснительно. Разумеется, искусство дипломатии порой острее военного, но только если соперники примерно равны в своих возможностях. Во всех остальных ситуациях прав тот, кто сильнее. А сильнее тот, чье тело состоит из высокопрочных композитных материалов, внешнего экзоскелета и не нуждается в сложной пищеварительной системе для пополнения энергетического запаса.
Правда, акция устранения привлекла к Стражу нежелательное внимание представителей аборигенной власти, но действовали они с настолько ничтожным коэффициентом полезного действия, что он испытал ранее неведомое ему чувство отсутствия положительной обратной связи. К тому же вернулся подопечный, и, проанализировав его эмоциональное состояние, Страж понял, что завершение его части миссии близко. А вскоре и гравитационные, и радиоволны принесли долгожданную весть — к Земле вновь приближался звездный корабль, и теперь Страж не имел права опоздать.
Ему осталось лишь прибегнуть к необходимой, хотя и противной сущности представителя его расы процедуре. Только дикари вроде обитателей этой планетки полагают, что самое глубокое отвращение может быть вызвано физиологической несовместимостью. Куда глубже отвращение, вызванное несовместимостью психической. Тем более, когда один из партнеров вообще не имеет физиологии, а вот психикой, к своему несчастью, обладает. Однако ничего не поделаешь, в нужный момент он задавит в себе брезгливость. Зрячие и их Стражи умели эффективно преодолевать свои слабости, может быть, потому и выжили когда-то в жестокой межгалактической войне.
2
— Знаешь, лучше бы это оказались не пришельцы, — сказал Старыгин, сонно поглядывая на стеллажи с приборами, которые перемигивались разноцветными огоньками.
— Ты хотел сказать, лучше бы это оказались пришельцы? — переспросил Берестов.
— Нет, Гелий свет Аркадьевич, я сказал то, что хотел сказать...
Старыгин широко зевнул.
— То есть если все же выяснится, что это внесистемный астероид, ты будешь только рад?
— Да. Именно. А ты — нет?
Берестов сладко потянулся, сполз с вращающегося табурета, принял стойку, и нанес несколько стремительных ударов невидимому противнику. Они не спали всю ночь, не в силах оторваться от приборов, что должны были зафиксировать подтверждение сигнала, первый раз посланного ими вчера, ровно в девять часов тридцать минут по Гринвичу, и теперь повторяемого каждые тридцать секунд. Реакции не было, хотя прошло уже более семи часов. Берестов все еще не терял надежды, пусть она с каждой минутой становилась все более призрачной. Поэтому его удивила странная реакция Борьки Старыгина, который, оказывается, рассчитывает, что вся эта история с частотой и кодом окажется всего лишь бредом душевнобольного малопихтинского учителя.
— Я — нет! — наконец сказал сэнээс. — Если окажется, что это не бред сумасшедшего, а чистая правда, лично я буду непомерно счастлив.
— Слушай, а нельзя у вас где-нибудь испить кофе?
Берестов посмотрел на часы, сказал:
— Можно, наверное... Во всяком случае, буфет уже должен работать. Пойдем, заправимся?
— А как же эти твои пришельцы? — Старыгин кивнул подбородком на стеллажи. — Пока ты будешь заправляться, они фьють — и просвистели мимо...
— Не просвистят. Думаешь, мы одни бодрствуем? Как же... Эфир сейчас слушает все Ожерелье.
— Тогда пошли.
Они покинули тесную, пропахшую озоном комнату, спустились по широкой лестнице на первый этаж, где за стеклянной дверью призывно сияли огни буфета. Старшего научного сотрудника Берестова в буфете узнавали, как-никак — начальство. Не успели они со Старыгиным расположиться за высоким круглым столиком, а к ним уже спешила буфетчица Клава, гордо неся перед собой выдающийся бюст, о коем в Сырых Ключах слагали баллады. Правда, малопристойные.
— Клавочка, звездочка ты моя первой величины, нам бы кофию с бутербродами, — воззвал к ней астрофизик.
— Кофе черный? С молоком? С сахаром? — немедля осведомилась обладательница баснословного декольте.
Берестов вопросительно посмотрел на приятеля.
— Мне с молоком и с сахаром, — отозвался тот. — А бутерброды — с сыром.
— Ну а мне — как всегда.
Клава кивнула, развернулась, величественная, словно каравелла, и, чуть кренясь на правый борт, отправилась к стойке.
— Понимаешь, Гелька, — сказал Старыгин. — Тебе как ученому все эти внеземные цивилизации, пришельцы, контакты — только в радость. Еще бы! Расширение познания, возможность взглянуть на себя со стороны, и тому подобное...
— А тебе не в радость?
— Нет! — отрезал госбезопасник. — Никому из людей ответственных не в радость.
— По-твоему, я человек безответственный и не понимаю всей сложности проблемы Контакта?
— Не цепляйся к словам. Выслушай!
— Мальчики, не ссорьтесь, — проворковала Клава, возвращаясь с подносом, уставленным кофейными приборами и тарелками со снедью. — Приятного аппетита!
«Мальчики» благодарно буркнули, прожигая друг дружку взглядами. Сонливость с них как рукой сняло и без всякого кофе.
— Ладно, давай свою теодицею.
— Сложность сложности рознь, — сказал Старыгин. — Для тебя сложность в физиологических, психических, интеллектуальных различиях между нами и пришельцами, а для меня в том, что они технологически превосходят нас на несколько порядков...
— Опасаешься развития сценария по господину Уэллсу? Борьба миров и прочее...
— Во всяком случае, не могу исключить такую возможность, — не принял его сарказма госбезопасник. — Даже если намерения у них сугубо мирные, а на борту нет никакого вооружения, сам факт, что пришельцы способны преодолеть как минимум несколько парсек, несет в себе немалую угрозу для нас.
— Какую же? Поясни!
— Я не знаю, какой тип двигателя они используют, но, допустим, фотонный, о котором сейчас много пишут. Представь, что мы им чем-то не понравились и они решили нас наказать, а оружия у них, как мы условились, нет. Так вот, разворачиваются они к нам фотонным своим отражателем и стартуют прямехонько с круговой орбиты. Что тогда произойдет, товарищ астрофизик?
— Сказать трудно, но в лучшем случае мы получим чрезвычайно опасное радиоактивное загрязнение атмосферы...
— А в худшем?
— А в худшем — атмосферу нашу попросту сдует...
— Вот видишь!
— А вас, я погляжу, неплохо готовят в школе КГБ...
— Школа здесь ни при чем, — отмахнулся Старыгин. — Это я сам готовлюсь, коль уж работаю с вами, академиками.
— Я пока даже — не членкор.
— Не о тебе речь... И потом, шутками не отделаешься.
— Я и не думал. Понимаешь, вряд ли они используют фотонный двигатель, который, скорее всего, нерентабелен, слишком энергозатратная штука. По-настоящему для межзвездной навигации пригоден только гравитационный, если он в принципе возможен.
— Ну пусть — гравитационный... — проговорил Старыгин. — Дело не в конкретном типе двигателя. Представь себе, что царь Дарий пустил бы на македонцев бульдозер. Помогла бы тогда Александру вся его хваленая фаланга?
— Да откуда у тебя эта презумпция агрессивности пришельцев?! — возмутился Берестов. — Высокоразвитая цивилизация не может не изжить в себе все эти пещерные инстинкты, иначе, она просто не дорастет до межзвездных полетов.
— Цивилизация — может быть, но мы-то будем иметь место не со всей цивилизацией сразу, а с отдельными ее представителями.
— Не вижу разницы.
— Тогда вот тебе еще один пример. Вообрази... В ночь на девятое мая сорок пятого года, когда представители вермахта подписали акт о безоговорочной капитуляции, командиру немецкой субмарины, отправленной на свободную охоту куда-нибудь в Северное море, об этом забыли сообщить, и вот его гидроакустик слышит шум винтов мирного транспорта, на борту которого уже празднуют победу, и отдает команды: «Товсь» и «Пли»...
— М-да, пример, конечно, мрачноватый...
— Так вот, дружище, — продолжал Старыгин. — В том и разница между подходом к этой самой пресловутой проблеме Контакта у вас, ученых, и у нас, отвечающих за безопасность страны, да и всей планеты в целом. Вы допускаете, что будете иметь дело с представителями высокоразвитой цивилизации, этакими космическими Эйнштейнами, а мы просто обязаны допустить, что придется столкнуться с капитаном боевой субмарины, лишенного, скажем, радиосвязи с базой.
— Рациональное зерно в твоих рассуждениях есть, — нехотя согласился Берестов. — Я только одного не пойму: зачем тогда ты мне помогаешь в этой авантюре? Перед генералом заступился. Сидишь тут со мною сутки напролет... Не проще ли было все взять и запретить?
— Нет, не проще. — покачал головой Старыгин. — Прятать голову в песок — страусовая политика. Это во-первых. Во-вторых, если уж они вступят с землянами в Контакт, то уж пусть лучше с нами, чем — с американцами.
— Пришельцы — это шило, которое в мешке не утаишь, — быстро вставил сэнээс.
— Верно, но если мы успеем первыми, у нас будет весомое преимущество. Руководить процессом Контакта будете вы, наши советские ученые, ну и мы, государственная безопасность. А коли уж придется выносить сор из избы на международную арену, мы успеем дать рекомендации нашим дипломатам.
— Ох, и красноречив же ты, Борька! — восхитился Берестов. — И раз уж ты заговорил о рекомендациях, что мы будем делать, если они все же откликнутся?
— Прежде всего возьмем за жабры этого твоего знакомца, учителя из Малых Пихт. Уж коли он знает частоту и код, то, следовательно, знает многое другое. Например, язык, пригодный для общения с пришельцами.
— "Я мог бы помочь вам обрести речь..." — пробормотал Берестов, вспомнив слова своего ночного собеседника. — Да, это было бы колоссальным подспорьем. Думаешь, он все-таки пришелец?
— Или — человек, страдающий чрезвычайно редким психическим заболеванием.
— Хм... Не таким уж и редким. Знаешь, сколько таких отиралось в кулуарах Бюраканского симпозиума? Мы их «тарелочниками» называем.
— И что, все они умели читать мысли и размазываться в пространстве? — насмешливо уточнил госбезопасник.
— Нет, но вдруг Скоробогатов чрезвычайно одаренный гипнотизер? Способность к гипнозу вполне укладывается в образ редкого психа.
— Не хотелось бы тебя огорчать, товарищ пока не членкор, но о способностях гражданина Скоробогатова у меня имеются дополнительные сведения.
— И ты молчал! — не на шутку возмутился Берестов. — А ведь я тебе выложил все как на духу.
— Ну так это ваша гражданская обязанность, товарищ старший научный сотрудник...
— А вот я тебя сейчас вздую, товарищ капитан государственной безопасности! Тем паче что вы сейчас не в форме...
— Но-но, полегче, гражданин! Я не в форме, но при исполнении.
Они расхохотались. Буфетчица Клава посмотрела на них с интересом.
— Ладно, Борька, колись, раз уж начал.
— Заглянем ко мне в номер, я тебе кое-что покажу...
Допив кофе, дожевав бутерброды, они оставили Клаве щедрые чаевые и двинули прочь из буфета. Прежде чем отправиться в гостиницу, где останавливались командированные сотрудники, Берестов позвонил в радио-обсерваторию.
— Ну что, новости есть?
«Все по-прежнему, Гелий Аркадьевич!» — ответили ему.
— Ладно, — разочарованно буркнул он. — Чуть что — звоните! Я в «Пульсаре» у Старыгина.
Идти было недалеко. В научном городке Сырые Ключи все было рядом. Поднялись в номер Старыгина. Он спешно собрал раскиданные вещи, освободив единственное кресло, усадил гостя. Задумчиво посмотрел на него и предложил:
— Холодненькой минералки хочешь?
— Не откажусь.
— Тогда возьми сам. Там, на кухоньке, маленький холодильник.
— Да у тебя почти люкс — кухонька, холодильник...
— Почти.
Пока Берестов на «кухоньке» копался в холодильнике, звенел стаканами, булькал минералкой, Старыгин открыл замаскированный репродукцией «Утро в сосновом лесу» небольшой встроенный сейф, извлек из него кожаную папку и компактный импортный кинопроектор. Когда астрофизик вернулся в единственную комнату номера с бутылкой «Боржоми» и полным стаканом, Старыгин уже пристраивал проектор на тумбочке.
— Ого, кино смотреть будем?
— Что-то вроде этого, — откликнулся госбезопасник. — Пока я вожусь с этим чудом вражеской техники, ты полюбопытствуй вот этой папочкой...
Берестов отхлебнул минералки, положил папку на колени, расстегнул клапан. Полистал.
— Что это?
— Рисунки твоего знакомого пришельца. Фотокопии, конечно. Оригиналы в управлении. Кстати, пришлось изъять их у ментов. Прыткие оказались...
— У ментов? — переспросил не сведущий в уголовной терминологии сэнээс. — У милиционеров, что ли?
— Угу. Ты смотри, смотри...
— Знатно рисует, — отозвался Берестов. — Американские фантастические журналы с руками оторвали бы.
— Им только дай... Ты обрати внимание, там еще расчеты какие-то, формулы, чертежи. Сдается мне, это по твоей части.
Астрофизик отыскал нужные фотокопии. Всмотрелся, задумчиво поскреб в подбородке с трехдневной щетиной.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Старыгин. — Эти почеркушки имеют какой-нибудь научный смысл? Учти, я тебя привлекаю как ученого эксперта, иначе ты бы ничего этого не увидел.
— Учту-учту, — пробурчал Берестов. — Что касается твоего вопроса... Мне кажется, я уже видел где-то эти расчеты... Вернее, не сами расчеты, а математическую логику, положенную в их основу. Пока могу только сказать, что выглядит это все очень любопытно, но чтобы ответить более развернуто, мне нужно будет посидеть с этими, как ты выражаешься, почеркушками, денек-другой.
— Разрешаю взять с собой, товарищ эксперт, при условии соблюдения строжайшей секретности, но заключение придется составить по всей форме.
— Бюрократ...
— Кстати, товарищ эксперт, не будете ли любезны задернуть вон те шторы... которые поплотнее.
Шторы были задернуты. Застрекотал проекционный препарат. Над кроватью на белой стене замелькали кадры оперативной съемки.
Предметный столик вроде того, что используется в лабораториях. На столике статуэтка, изображающая... изображающая... Вот бы еще понять, что именно. Берестов попытался уловить момент перехода одного изображения в другое, но ему никак не удавалось это сделать, настолько плавно все происходило. Аппарат стрекотал, время шло, картинка менялась, вернее — оставалась неизменной в своих непрерывных превращениях. Ни одно изображение не повторялось. Воистину, фантазия ее создателя была беспредельной, а мастерство — сверхъестественным.
— Сколько минут длилась съемка? — спросил астрофизик.
— Минут... — хмыкнул госбезопасник. — А двадцать часов не хочешь, товарищ ученый?
— Двадцать?!
— Да, потом пришлось прервать съемку, она и так сожрала месячный запас пленки.
— И что, ни одно изображение ни разу не повторилось?
— Ни разу.
— Это прямо какие-то «Метаморфозы» Овидия.
— Вот-вот, и она назвала ее похожим словом... Метаморфа, кажется...
— Ты о ком?
— Об Альке... Пардон, о Казаровой Алевтине Вадимовне, владелице этой статуэтки.
— Откуда же она у нее?
— Казарова утверждает, что эту самую метаморфу изготовил ее муж... — Старыгин выдержал мелодраматическую паузу... — Михаил Васильевич Скоробогатов.
— Вот черт!
— Так что только твои «гости» помогут нам ответить на вопрос: пришелец ли гражданин Скоробогатов или гениальный психопат.
Дребезг телефонного звонка ворвался в монотонное стрекотание кинопроектора. Старыгин взял трубку, выслушал и протянул ее другу.
— Это тебя!
Он схватил трубку.
— Берестов!
«Гелий Аркадьевич! — закричали в наушнике юным, девичьим срывающимся голосом. — Есть ответный сигнал!..»
— Что?!
«На заданной частоте! Тем же кодом, но в зеркальном отображении... Мы ждем вас!»
Старший научный сотрудник уронил трубку. Обитатель номера едва успел ее подхватить, спросил настороженно:
— Неужели?..
Берестов схватил бутылку «Боржоми», запрокинул ее над мгновенно пересохшим ртом и, лишь напившись, ответил:
— Пока что-либо определенное утверждать нельзя, но... черт побери, Борька, ответ-то получен!
3
Выездное заседание Попечительского Совета закончилось далеко за полночь. Господа советники разошлись. В зале остался лишь Куратор. Подперев головогрудь клешнями, он меланхолично наблюдал, как робосекретари деловито собирают мнемокристаллы, разбросанные участниками заседания в пылу полемики. Записи предстояло рассортировать по категориям, разложить по полочкам и доложить об итогах наверх. Присутствуя физически, Куратор мыслями был совсем в другом месте. Ему только что сообщили пренеприятнейшее известие. Давняя история похищения прямоходящего мыслящего млекопитающего с третьей планеты системы желтого карлика стала известна Генеральному обвинителю Галактического Трибунала Ороху-ан-Ороху. Хуже того, последнему было ведомо, что к похищению причастно возглавляемое Куратором ведомство.
По требованию Попечительского Совета, Синдикат не имел права использовать в своих целях контрабандистов и прочих преступников, однако на практике выполнить это требование, как, впрочем, и многие другие, порою было невозможно. Тайные операции Синдиката представляли собой сложнейшие многоступенчатые комбинации, в которых могло найтись место для кого угодно: от мелкого торговца экзотическими растениями до заместителя министра образования Амарогролской республики. Комбинации эти выстраивались годами, постепенно втягивая в себя великое множество игроков, зачастую даже не подозревающих о своем в них участии. Тем не менее непосредственно к похищению мыслящего млекопитающего Синдикат отношения не имел.
Разумеется, его главе хорошо были известны все обстоятельства этого происшествия: во-первых, похищена была не взрослая особь прямоходящего мыслящего млекопитающего, а детеныш; во-вторых, это было и не похищение вовсе, а случайный захват бортовым рудозаборником корабля; в-третьих, контрабандисты так спешили покинуть место преступления, что не сразу обнаружили, у себя на борту разумное существо. В экипажи таких кораблей обычно входил всякий малообразованный сброд. Неудивительно, что контрабандисты могли принять похищенного за инопланетную зверушку — на черных рынках в системе Бетельгейзе экзотическое инопланетное животное можно загнать за неплохие деньги. Да и работорговлей контрабандисты не брезгуют.
На общем криминальном фоне эта история выглядела как вполне рядовое событие и само по себе не могло бы обеспокоить Попечительский Совет, если бы не ряд сопутствующих обстоятельств: а) данная планетная система закрыта для посещения; б) контакт Галактического Сообщества с расой людей еще не достаточно подготовлен; в) сей инцидент в будущем мог бы серьезно осложнить отношения человечества с Галактическим Сообществом. Зная характер Ороха-ан-Ороха, Куратор предположил, что тот не преминет свалить вину за это похищение на руководство Синдиката, дескать, не доглядели. А Попечительскому Совету, от которого зависит финансирование, только дай волю. Господа советники не упустят возможности выразить высочайшее неудовольствие и обязательно инициируют служебное расследование.
Понять господ советников Куратор еще мог. За контрабандистами числились разные штуки, но до сих пор их преступления не грозили обернуться крупным межзвездным скандалом, предотвращение коего входит в круг обязанностей сотрудников Синдиката. Следовательно, по логике Попечительского Совета, если сие ведомство не сумело предотвратить преступление в зародыше, вся тяжесть ответственности за последствия должна лечь на его главу. Другой вопрос, что и Генеральному обвинителю придется объяснять, почему Трибунал до сих пор не покончил с контрабандой, работорговлей и всякой иной нелегальной коммерцией в Галактике.
И если бы Орох-ан-Орох не был напыщенным болваном, он попытался бы договориться с Куратором, дабы расхлебывать заварившуюся кашу сообща. Ни для кого не секрет, что между Синдикатом и Трибуналом существует давняя и стойкая вражда. Генерального обвинителя раздражает малая подконтрольность Синдиката органам юстиции, а Куратора бесят любые попытки вмешательства в деятельность Синдиката со стороны Трибунала. Синдикат изначально создавался как неправительственная структура, финансируемая из отдельного фонда. Главной его задачей было выявление угроз безопасности всей Галактики. Причем — угроз неявных, подспудных, лишь намечающихся. Работа эта была настолько ювелирной и незаметной для непрофессионала, что у столь недалекого типа, каким был Орох-ан-Орох, не могли не закрасться подозрения касательно добросовестности ее выполнения. Он просто не в состоянии понять, чем, собственно, занимается ведомство Куратора.
Вот уже несколько тысячелетий Галактическому Сообществу не угрожало вторжение извне, а следовательно, как рассуждали очень многие, нет нужды ни в разведке, ни в контрразведке. А то, что именно благодаря кропотливой работе Синдиката в Галактике сейчас относительно спокойно, этих многих, включая Генерального обвинителя, нисколько не волновало. И все же, как говорят на Нимизидии, не стоит будить спящего ирихорна. Если Попечительский Совет, контролирующий деятельность спецслужб, даст Ороху-ан-Ороху добро на проведение ревизии в делах Синдиката, могут всплыть наружу обстоятельства секретной операции, проводимой по личной инициативе Куратора на той самой запрещенной к посещению планете. Придется объяснять, что да как, да почему. Разглашать, не подлежащие разглашению факты, раскрывать порой весьма специфические методы работы.
Это еще полбеды. Беда в том, что под угрозой окажется сама операция. Как объяснить этим крючкотворам-чинушам, что если в Галактике появился один Страж Зрячих, появятся и другие, что главная проблема сейчас не в нецелевом использовании средств, полученных, кстати, от частных жертвователей, а в том, что под угрозой безопасность всего Галактического Сообщества? Неужели им, господам советникам, требуется напоминать, что такое вторжение Зрячих — существ, лишенных элементарного милосердия? Хотя, может, и требуется. Много веков прошло с того самого победоносного дня, когда последняя орда Зрячих была истреблена, кровавые раны зализаны, а последние погибшие оплаканы. Сама память о страшной межгалактической войне уже поросла быльем.
В отличие от господ советников, Куратор не мог себе позволить такую роскошь как забвение давно отшумевшей войны. Особенно — когда получил многократно подтвержденное не связанными друг с другом информаторами донесение, что на третьей планете в системе желтого карлика потерпел крушение неизвестный космический корабль, судя про траектории, прибывший из внегалактического пространства. Куратор немедленно навел справки об этой планете и выяснил, что на ней обитает слаборазвитая цивилизация прямоходящих млекопитающих приматов и что сама планета пока закрыта для Контакта.
Осмыслив это донесение, Куратор немедленно вызвал одного из лучших своих экспертов. В свободное от службы время Тлу врастал в другом полушарии Ариоллы — планеты в системе звезды Альтаир, выделенную Попечительским Советом для штаб-квартиры Синдиката, — а потому бодрствовал, наслаждаясь жаркими лучами дневного светила. Однако, получив вызов, он немедленно покинул кадку, не успев отряхнуть с корненог комьев увлажненной земли, предстал перед грозными очами начальствующего квадролида. Ветвипальцы Тлу услужливо шелестели, выражая последнему всяческое почтение. Куратор же не слишком вежливо прервал велеречия подчиненного, указав клешней на ближайшую кадку. Тлу мгновенно взгромоздился на нее и, закопав корненоги в почву, приготовился внимать начальству.
Прежде чем начать, Куратор убедился, что стены его кабинета звуко-, сейсмо- и мысленепроницаемы: не хотелось, чтобы «наушники» Ороха-ан-Ороха, которых тот наверняка имел в каждом отделе Синдиката, тут же передали ему содержание разговора между главой ведомства и его экспертом. Кроме того, Куратор перешел на родное наречие Тлу. Благо сенсорные усики квадролида не менее гибки и выразительны, нежели ветвипальцы представителей расы кня. Первым делом Куратор поинтересовался, что эксперту известно о мыслящих млекопитающих.
Разумеется, Куратор мог прибегнуть к базе данных Синдиката, содержащей сведения обо всех шестидесяти шести расах Галактики, но копия любого официального запроса тут же появлялась на служебном терминале Ороха-ан-Ороха. А зачем Генеральному обвинителю знать лишнее? К тому же особенность расы кня заключалась в обладании общей памятью, простирающейся вширь и вглубь. Ходили слухи, что кня способны подключаться к памяти вообще всех растений Галактики, на какой бы планете те ни росли, но это были только слухи, ибо сами Растущие их не подтверждали, хотя и не опровергали.
Тлу, помимо всех прочих своих достоинств, обладал еще и даром красноречия. И Куратор поневоле заслушался, вернее — засмотрелся, внимая пусть и кратко изложенной, но не менее величественной и поучительной истории восхождения расы так называемых людей. От первобытной жизни на деревьях — не отсюда ли столь совершенное знание кня об этих весьма загадочных существах? — до создания технологической цивилизации, которая пока еще не вышла даже в ближний Космос. Последнее обстоятельство несколько успокаивало, правда, когда он попросил эксперта дать прогноз ближайшего развития расы людей, тот его не на шутку встревожил. Тлу предрек, что если люди додумаются до термоядерного оружия и примитивных баллистических ракет, но по причине неимоверной гордыни и неумения признавать ошибки не сумеют покончить с внутриполитическими распрями, то сии технологические достижения могут привести их к тотальному вымиранию.
Этот прогноз, в сочетании с возможным проникновением на единственную населенную людьми планету Стража Зрячих, не мог не вызвать у Куратора серьезных опасений. И он в глубочайшей тайне начал выстраивать одну из своих виртуозных комбинаций. Задача была не из легких, если учитывать, что планета закрыта для Контакта. Во-первых, требовалось понять, с какой целью Зрячие могли высадить на нее Стража. Во-вторых, обнаружить и уничтожить их посланника. В-третьих, сделать это руками самих аборигенов. В-четвертых, преждевременно не раскрыть обитателям планеты самого факта существования Галактического Сообщества. В-пятых, подготовить к грядущему Контакту одного или нескольких аборигенов, ибо по заведенной в стародавние времена традиции знакомство цивилизаций всегда следует начинать на уровне индивидуумов, а не социумов.
Были еще и «в-шестых, в-седьмых, в-восьмых», но начинать следовало с начала. Возможную цель Зрячих установить оказалось достаточно просто. Они не меняли своей тактики миллионы лет. Перед генеральным вторжением в Галактику Зрячие, как правило, старались нашпиговать ее Сообщество своей агентурой, причем агентурой, не подозревающей о своем истинном назначении. Представители слаборазвитых рас годились для этого идеально. Следовательно, Страж ищет на планете людей кого-то, кто станет в некотором смысле зародышем грядущей агентурной сети. Такого «зародыша» необходимо своевременно вычислить и перевербовать, заодно сделав его одним из первых субъектов грядущего Контакта. Сделать это непросто, тем более — не имея возможности обнаружить самого Стража и контролировать его действия. Не говоря уже — об уничтожении.
В самый разгар разработки операции, которая получила кодовое наименование «Подкидыш», и пришло сообщение о невольном похищении контрабандистами детеныша человека. Узнав об этом, Куратор почувствовал, что удача сама плывет к нему в клешни. Юный примат, воспитанный бессовестными и безжалостными космическими преступниками — это то, что нужно! Разумеется, похитители могли продать детеныша как экзотическую зверушку, но Куратор не дал им этого сделать. В конце концов, зря он, что ли, насыщал преступную среду своими агентами? Убедившись, что детеныш остался в составе экипажа корабля похитителей, Куратор начал пристально следить за его судьбой, ожидая счастливого случая.
Случай представился, когда детеныш вырос и превратился в матерого контрабандиста, закаленного в космических передрягах. Пришлось помочь ему с легализацией, которая автоматически сделала из преступника полноправного подданного Амарогролской Правящей Трибы. Пока суть да дело, амарогролы сцепились с соотечественниками Куратора. Сам он служил всему Галактическому Сообществу, и эта скоротечная война, окончившаяся полным разгромом последней в Галактике империи, вызывала в нем лишь брезгливое недоумение. Правда, оно не помешало Куратору трезво оценить открывающиеся возможности. Став подданным Амарогролской империи, прямоходящий млекопитающий по кличке «Примат» был призван в ряды ее вооруженных сил, отважно сражался и даже был награжден какими-то медалями. Погибнуть Куратор ему не позволил. Когда империя рухнула, новые республиканские власти решили выслать бывшего контрабандиста на его родную планету. Вот тут-то агенты Синдиката и вышли на Примата с предложением послужить на благо всего Галактического Сообщества. Прямоходящий млекопитающий предложение принял. Остальное было делом техники.
Куратору не в чем было себя упрекнуть. В условиях абсолютного запрета на какие-либо действия в пределах планеты людей развитие операции «Подкидыш» можно было считать безупречным. До сего дня. Покуда в дела Синдиката не влез своими грязными псевдоподиями господин Генеральный обвинитель Галактического Трибунала. Подумав о нем, Куратор почувствовал сильнейшее раздражение. А как известно, в стрессовой ситуации четырехугольный панцирь взрослого квадролида с треском раздвигается, выпуская наружу боевые, сочащиеся смертоносным ядом серповидные жала. В те далекие времена, когда квадролиды населяли только одну, но чрезвычайно суровую планету, такое преображение внушало врагам трепет, теперь же оно выглядело крайне неприлично.
Опасаясь, что вот-вот опозорится перед робосекретарями, которые, конечно, не преминут растрепать об этом по всей Ариолле, Куратор торопливо поднялся, покинул конференц-зал, стремительно пересек громадный, по счастью, пустой в это время суток вестибюль, поднялся в свой кабинет. Здесь можно было скинуть просторную хламиду, укутывающую квадролида в присутствии посторонних, и дать волю чувствам, но, оказавшись в одиночестве, Куратор вдруг успокоился. Интуиция подсказывала ему, что дело, как обычно, удастся спустить на тормозах. И даже если этот тупица Орох-ан-Орох изойдет на личинки, бывший контрабандист все равно уже на родной планете. И он должен выполнить задание.
Должен, а выполнит ли? Этот вопрос мучил Куратора с той самой минуты, когда командир патрульного корабля сообщил ему, что агент по кличке Примат высажен на третьей планете системы желтого карлика. Мучил его он и в тот момент, когда в насыщенном растворе рабочего терминала начало кристаллизоваться закодированное личным шифром Куратора сообщение. С трудом дождавшись окончания процесса, он провел по многогранной поверхности клешней, и на мгновение матерый квадролид превратился в беспомощную личинку, оказавшуюся в пасти свирепого пластуна-мимикроида.
Сообщение гласило: «Мой Соргот! По нашему недосмотру птичья клетка попала в обезьянник. Приматы возбудились. Скоро полетят перья. Таркан».
К счастью, в кабинете Куратора никого, кроме него самого, не было, поэтому никто не услышал зловещего треска его раздвигающегося панциря.
4
Ничего путного Аля не придумала ни ночью, засыпая, ни утром.
Миша, едва позавтракав, поднял тяжеленный рюкзак с привезенными из Нижнеярска железками, прихватил сломанный телевизор и уединился в мастерской. Оттуда немедленно раздался стук молотка, повизгивание ножовки по металлу, жужжание сверла. Прислушиваясь к этим звукам, Аля копошилась на кухне, с грустью думая, что не сказала вчера самого главного — о своей беременности, но не соваться же с этим сообщением к нему в мастерскую. Может, Миша починит, наконец, телевизор? Дело терпит — не завтра же рожать.
Муж работает, и жене надо. Окинув хозяйским взором дом, Алевтина обнаружила признаки запустения, которые ускользнули от нее, когда она наводила порядок накануне.
Оказалось, что работы у хозяйки невпроворот, и к обеду она не управилась. А когда убрала наконец в дальний угол тряпку, веник и совок, сообразила, что ни самого обеда, ни ужина приготовить не успела. Хороша хозяйка... Аля метнулась к рукомойнику, потом — во двор, яйца собрать из-под несушек, но пробегая мимо мастерской, удивилась тишине. И вспомнила, что уже давно не слышала, как Миша работает. Сменила траекторию, рванула дверь на себя. В тусклом свете уходящего дня отчетливо был виден верстак, заваленный металлической стружкой и обрезками цветного провода, закапанный канифолью, тускло поблескивающий серебристыми нашлепками припоя, молоток, пассатижи, отвертки, паяльник и даже — раскуроченный телевизор. Миши не было.
Аля машинально прикоснулась к кожуху паяльника — чуть теплый. Выходит, ушел муж совсем недавно и, похоже, унес с собой то, над чем трудился. Нехорошее предчувствие зашевелилось у нее в душе, хотя она прекрасно понимала, что сегодня Миша далеко уйти не может. Поход с группой школьников — это не прогулка по окрестностям, к нему действительно нужно подготовиться. Нет, предчувствие не имело отношения к сегодняшней отлучке мужа — Але не нравилась сама идея похода с кружковцами. Может быть, потому что Миша относился к нему уж слишком серьезно? Вот и в Нижнеярске пропадал почти целый месяц. Чем он там столько времени, спрашивается, занимался?
А что если он нашел в областном центре другую? Приехал в большой город по делам, встретил местную красотку и влюбился. Красотка оказалась не слишком взыскательной особой, приветила приезжего у себя и не отпускала, покуда не надоел. Картинка получилась столь анекдотичной, что Аля даже прыснула в кулак. Нет, глупости это все. Что-то иное держало Мишу в Нижнеярске, что-то серьезное — и вряд ли связанное с походом или, по крайней мере, не только с ним. Аля машинально потянула из путаницы металлической стружки жесткий завиток, и ее вдруг осенила та самая мысль, которую она тщетно пыталась ухватить со вчерашнего вечера, когда они с Мишей сидели на завалинке и смотрели на звезды.
Догадка эта была настолько страшной, что Аля закричала, словно от нестерпимой боли. Нет-нет-нет! Этого не должно быть! Он не может так поступить с нею! Она же столько ждала его. Столько вытерпела. Она сделала для него все что могла! И сделает еще больше. Отдаст ему всю себя, до последней кровиночки. Лишь бы он остался с нею. Не уходил. Не бросал ее с маленьким Вадиком — ведь это его сын! Неужели же Миша не хочет встретить ее из роддома, взять в руки крохотное тельце, прижать его к сердцу? А потом, гулять с малышом в коляске, гордо показывать знакомым, укачивать на ночь, а когда сын подрастет — рассказывать ему свои сказки о невероятных приключениях в далеком космосе?..
Первый шок прошел, боль отпустила сердце, к Але вернулась способность рассуждать более-менее хладнокровно. Если бы Миша хотел от нее уйти, он бы не вернулся из Нижнеярска. В конце концов, справка о потере паспорта у него на руках, деньги он забрал почти все, какие были в доме, — пришлось даже снять со сберкнижки. Окажись муж беглым преступником, лучшей возможности и представить было нельзя, но он вернулся. Зачем? Чтобы сдержать обещание, данное кружковцам, и сходить с ними в поход? Это на него похоже. Миша всегда выполняет, что обещал. И никогда не лжет. Он никогда не обещал, что останется с ней навсегда, а значит, не связан словом. Вот что страшно...
Надо немедленно его отыскать и вымолить, нет — вырвать у него обещание, что не бросит... Рассказать о будущем ребенке, может тогда дрогнет его сердце? Но можно ли умолить человека, видевшего собственными глазами, как скрещиваются над обреченной планетой испепеляющие лучи бортовых орудий звездолетов Амарогролской империи? Можно ли вырвать слово у того, кого рвали клыками чудовищные обитатели безводных пустошей Салахара? По силам ли ей, скромной провинциальной учительнице, остановить звездного скитальца, который пересек Галактику вдоль и поперек?
Нет, все это чепуха. Глупые бабьи надежды на силу своих слез и неодолимость любви. Не об этом сейчас нужно думать, не на это надеяться. Сейчас важно понять, зачем ему этот турпоход с малопихтинскими пацанятами. Именно в нем вся загвоздка. Спросить у самого Миши? Бесполезно. Врать он не станет, но и отвечать — тоже. А может — не спрашивать? Пойти сейчас к Корнелии Степановне и потребовать, чтобы та запретила этот поход. Все-таки она пока завуч. А если эта потомственная интеллигентка начнет либеральничать, обратиться к историчке Володиной. Пусть Пожарная Сирена проявит принципиальность, коль уж она так беспокоится об их с Мишей моральном уровне. Или еще проще — сообщить Марьину, он обязан не допустить, чтобы находящийся под следствием гражданин нарушил условия своего временного освобождения из-под стражи, или как это у них называется...
Последний вариант настолько понравился Алевтине Казаровой, что она решительно отшвырнула злополучную стружку и вернулась в дом — приводить себя в порядок и переодеваться. Тщательно умылась. Кинулась к комоду, выдергивая все ящики подряд. Потом — к платяному шкафу. Где мое новогоднее платье?.. Ага. Вот оно. А чулочки, туфельки?.. Туточки... Та-ак, эти духи, пожалуй, чересчур нежные... А вот эти — в самый раз. Теперь подвести глаза, оттенить губы... Красотка. Гоголевская панночка.
Аля не собиралась униженно умолять бравого милиционера, чтобы тот удержал Мишу в поселке, пусть этот затянутый в милицейский китель сухарь не думает, что гражданка Казарова в чем-либо раскаивается. Она намеревалась бить влет. Конечно, чтобы добраться до дома участкового, придется пройти через весь поселок, и малопихтинские кумушки потом будут месяц перемывать «учителше» косточки — ишь, вырядилась, будто в театырь — но Але было все равно. Миша должен все оставшиеся дни лета сидеть дома. И тогда уж она постарается донести до дремучего его космического разума всю серьезность положения.
Черт побери, он скоро станет отцом и должен думать теперь не о галактиках и звездных кораблях, а о жене и будущем ребенке! Понятно, что любого мужика тянет в заоблачные выси, лишь бы избежать ответственности за тех, кто рядом, но на то и существуют любящие женщины, чтобы соразмерять высокие устремления любимых мужчин с решением насущных проблем семьи. Кто-кто, а уж она это сделать сумеет. Получалось у мамы, получится и у нее. Не собирается Алевтина Казарова коротать бабий свой век матерью-одиночкой. Не для того в таежной глуши блеснул ей лучик счастья, чтобы снова остаться в беспросветности. И плевать она хотела на любые сплетни и кривотолки.
Когда Аля вышла из дому, закатное солнце едва просвечивало сквозь смолистые колонны кедрового бора, что высился на дальней окраине Заовражья. Мычали коровы, возвращающиеся с пастбища, глухо брякали боталы, щелкал пастуший бич. Але вдруг показался нелепым ее наряд, а цель вечернего вояжа — сомнительной. Она словно собиралась донести на мужа. И все-таки Алевтина не стала возвращаться и только ускорила шаг. Дом участкового стоял на противоположной стороне Малых Пихт, у дороги, ведущей к шахтам и горно-обогатительному комбинату «Красного медника». И если свернуть к оврагу и пройти малозаметной тропинкой, не придется всю дорогу красоваться на глазах у всего поселка.
Аля повернула к оврагу, огляделась — не подсматривает ли кто? Скинула туфли и сняла чулки. Босиком по вытоптанной в травянистом склоне оврага тропке бежать было легче. Фонтанчики прохладной пыли взрывались между пальцами. Обиды, страхи, переживания вдруг отдалились, растворились в вечернем воздухе. Аля словно вернулась в детство. Летние каникулы на исходе — это огорчительно, но скоро начнутся занятия, звонки к урокам, утренние заморозки. Привычный распорядок дня, привычные заботы — и никаких космических страстей. Жизнь вернется в старое русло. Она понимала, что обманывает себя, что никогда уже ничего не будет по-прежнему.
Чем дальше Алевтина уходила от своего дома, тем нелепее ей казалась собственная затея. И когда потемневшая от времени и дождей кровля марьинского дома показалась из-за других поселковых крыш, Аля твердо решила, что не пойдет она к участковому. Незачем людей смешить. Домой, правда, тоже не сразу вернется. Погуляет здесь, вдоль оврага, подышит. А если Миша ее не застанет, что ж, пусть поволнуется. Если он вообще способен волноваться из-за нее. Не слишком ли она с ним носится? Мужика надо держать в ежовых рукавицах, а не заглядывать в рот, ловя каждое слово. Нет, с этого момента жизнь у них пойдет по-другому. Или он выкинет всю эту космическую дурь из головы, или... Аля и сама не знала, что «или». О Мишино безразличие к житейским коллизиям разбивались любые «или»...
С хрустом раздвинулись кусты малины, росшие по краю обрыва, и на тропинку выкарабкалось многорукое, блестящее, лязгающее металлом создание. Аля сразу узнала его — это была кошмарная тварь, растерзавшая Владика Безуглова. Сумерки скрадывали тошнотворные подробности строения гадины, Аля лишь разглядела, что по обеим сторонам, провисающего, безобразно раздутого, похожего на мозг мешка растопырились два сложно устроенных металлических полушария. Взрыв ими глинистую почву, гадина рванулась к женщине, выбросив вперед пучок извивающихся щупалец. Алевтина и ахнуть не успела, как была оплетена ими с головы до ног. Забилась, завизжала, пытаясь оторвать от себя омерзительные липкие веревки. К счастью, она потеряла сознание раньше, чем Страж нахлобучил ей на голову некое подобие тернового венца, микроскопически тонкие шипы которого, проникнув сквозь кожу и черепную кость, добрались до коры головного мозга.
Не видела Аля и выскочившего из своего дома участкового Марьина. Старший лейтенант смотрел телевизор в теплом круге домашнего уюта, когда услыхал отдаленный истошный женский крик. Не раздумывая, он бросился к кобуре, выхватил служебный «Макаров» и как был, в майке и семейных трусах, выскочил на улицу. С минуту постоял во дворе, повертел головой, стараясь сообразить, откуда донесся вопль, и решительно повернул к оврагу. И почти сразу же наткнулся на шарообразное нечто, которое катилось ему навстречу с бесчувственной женщиной, зажатой в клубке щупалец.
— Стой! Стрелять буду! — крикнул милиционер, сделав предупредительный в воздух.
Разделенный на две половинки шар не сбавил скорости, перемалывая вращающимися частями дерн. Тогда Марьин выстрелил в упор, целясь в подобие мозга, тошнотворно колышущегося в движении. Взвизгнув, пуля отрикошетила от незримой оболочки, окружающей чудовищное создание. Третий раз участковый стрелять не стал, опасаясь задеть женщину, схваченную неведомой тварью. На свою беду, старший лейтенант Валериан Петрович Марьин не знал, что Страж расценил его действия как опасные для жизни и здоровья опекаемой им особи.
Бешено вращающееся правое полушарие на ходу ощетинилось лепестковыми лезвиями. Милиционер не успел отскочить — лезвия впились ему в ногу, с хрустом подминая все тело под чудовищную тяжесть инопланетного монстра. В следующее мгновение Страж отбросил малопихтинского участкового. Очередной абориген, попытавшийся ему помешать, был устранен максимально эффективным способом. С безвольно повисшей в его щупальцах Алевтиной, ломая кустарник, Страж сверзился в овраг. Ему нужно было немного тишины и покоя, чтобы перекачать в мозг подопечной необходимый объем информации.
Однако на этот раз удача покинула Стража. Не успел он расположиться в глухой, скрытой буйно разросшимся ивняком балке, как чуткие рецепторы его уловили приближение еще одного прямоходящего млекопитающего, коими эта планетка была слишком густо населена. Если бы Страж бездействовал, ему бы не составило труда замаскироваться. Простой абориген принял бы его за валун, тем более — в сумерках, но тот, кто крался по дну оврага, не был простым аборигеном. И в руках он держал не примитивное огнестрельное оружие.
Страж умел мгновенно оценивать обстановку и понял, что, в отличие от предыдущего, исход этого поединка заранее не предрешен. Сеанс информационного обмена с мозгом подопечной пришлось прервать. «Терновый венец» был снят, щупальца осторожно положили все еще бесчувственное тело аборигенки на мягкий суглинок. Ощетинившись всем своим боевым арсеналом, Страж ринулся в новую драку, стараясь двигаться так, чтобы все время оставаться между нападающим и подопечной особью. Он сумел подобраться к противнику вплотную. Навис над хрупким существом, на семьдесят процентов состоящим из жидкости, но не успел смять его, как давеча несчастного милиционера. Высокоэнергетический плазменный заряд сокрушил силовую защиту, разорвал полушария, спек совершенный мозг в однородную бессмысленную массу, разбросал по округе щупальца — Стражу Зрячих не суждено было выбраться с этой проклятой планеты.
Продолжение следует...
