Найти в Дзене

Десятка

Десятка

Мне кажется у всего есть своя история. Особенно вот у этого автобуса.

Почему? Потому что тут есть люди. Каждый взгляд человека в окно особенный. Поездка на автобусе наполнена слишком глубоким смыслом. Наконец-то этот двуногий замедлился, хоть и глазеет тревожно, то ли в улицу, то ли в глубину самого себя.

Подаёшь надежду, родимый. Доехать без пробок сегодня - редкая удача - Так размышлял про себя Алексей Степанович, прижимая к коленкам свой старенький чемоданчик. Он был из тех советских романтиков, которые гоняли на велосипедах вдоль кампуса МГУ с девчонкой на раме.

Это его Москва по маршруту М27. Он прищуриваются и словно по его личному желанию через переулки так красиво подмигивал закатный свет.

Куда это вы едите Алексей Степанович? - любопытствует уходящее солнце.

Усмехнувшись в пушистые усы, наш герой, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на часы. Как раз вовремя.

Таганская площадь превратилась в светофорного паука. Развязки -это его гигантские лапы, пропускают потоки машин, ползущих сквозь уставший отработавший  город.

Алексей Степанович - мужчина лет 55 на вид. Опрятный и статный, немного сутулый, что предаёт ему не столько неуверенный вид, как могло бы показаться, сколько добродушный и мягкий. Пронизанные сединой волосы вряд ли выдадут предшествующей ей светло-русый цвет завидной шевелюры. Зато блестящие голубые глаза сияют таинственной глубокой мудростью, которая ощущается даже на расстоянии вытянутого туловища автобуса.

Классический серый костюм не мог выдать социальной принадлежности этого человека, а вот мягкая кашемировая жилетка светло-коричневого цвета как будто и намекала на то, что Алексей Степанович...

  • Алексей Степанович, не выдержав, закричала я чуть ли не на весь салон.
  • Рита...

Я давно подглядывала за ним поверх спинок синих кресел. Смущению моему не было конца. Сердце уже замучилось колотиться, но оставить все как есть не было возможности.

Алексей Степанович был моим репетитором по музыке. Очень хорошим. В конце занятия мы приглашали в комнату маму и он играл, кажется забывая где находится, который час, какой сейчас год. Его глаза закрывались и в квартире не оставалось больше ничего, кроме неуловимого предвкушения касания клавиш уверенными руками. И вот полилась музыка. Ставшая частью его жизни, она была способна влюбить в себя каждого, кто оказывался в поле воздействия улыбки Алексея Степановича.

Так случилось и с моей мамой. Только вот я тогда не вынесла этой мысли...Мой преподаватель по фортепиано и мама. Мама!

О, юношеский максимализм. После той истории я не видела его больше года, а маму год.

Разругались мы вдрызг, и я съехала снимать комнатуху с близкой подругой. Вот и музицировали один на один. А точнее два на два. Я с фортепиано и Сонька со скрипкой.

Мама мне не звонила. Мама. Сложно представить, что может наговорить подросток  в порыве ревностных чувств, своего зашкаливающего эгоизма и тотального непонимания сути вещей и человеческих отношений.

Автобус резко затормозил, какофония сигналящих машин заполнила мои уши, заглушив на мгновение хороводы мыслей. Я же всегда была взрослее, чем надо. Вот и встали.

Я робко съехала со своего обзорного пункта и поплелась на эту душераздирающую улыбку, которая как маяк светила мне с противоположной части салона.

  • Добрый вечер, Рита. Как я рад тебя видеть. Как дела у десятки?

Я просияла и мурашки пробежали по всему телу. Десятка...Никто так больше не говорит. Алексей Павлович, лишь он так назвал пальцы, обучая тому или иному произведению. Словно визитная карточка, это прозвище рук означало, что рядом любимый учитель.

Любовь. Да что мне было знать об этом чуде. Год назад я 18летняя девчонка, жила вдвоём с мамой и после колледжа грезила о консерватории. Мама принимала мой фанатизм как есть и всячески поддерживала. Я же ее не замечала. Отдавала ли она больше чем могла? Да. А я? А что я. У меня амбиции всегда шли впереди всего остального. Я верила, что в консе(так мы между собой зовём консерваторию) вся моя жизнь.

Любовь....

  • Я, я отлично. Спасибо! Учусь и работаю несколько раз в месяц в детском саду. Играю с ребятами детские песни. Ну так, ерунда.
  • Что ты Рита, какая ерунда. Передаёшь дальше! Какой благой труд для музыканта. Пока так. Это же ты не на совсем.
  • Да, верно...

Вдруг зазвонил телефон, взгляд учителя изменился. В нем появилось замешательство или волнение. Я склонила голову на бок и с усилием повернула ее в окно. Вечер съедал закатное небо, завораживающими красками манящее фотографировать его до бесконечности. Потянувшись за гаджетом я конечно же кинула взгляд на Алексея Павловича, который как раз подносил к уху свой телефон.

Лидия.

Было написано на экране.

Я застыла. Автобус же наооборот поехал, снова утонув в гудящей истерии множества пыльных авто.

Лидия. Имя, которое вряд ли всплыло бы в моем сознании. Для меня эта женщина никогда не была Лидией. Она для меня мама.

Значит он едет к ней? Или это другая какая-то Лидия? Ну да, в наше время их так мало. Что, что...У меня темнеет в глазах немного. Сдвигаю брови и дрожу губой. Какое сегодня число? 17 мая. А у мамы 20 день рождения.

В ушах что ли пробки у меня, в не только у Политеха. Разговора я не слышала. Что делать. Как быть. Слёзы покапали, а шея затекла уже пялится на правую сторону, лишь бы не выдать эмоций, загнавших меня в угол.

Что ж. Момент настал, сил моих нет. Реву. В голос. А че это в транспорте в это время так мало людей. Может если бы было много я бы сдержалась, ведь я эту тему держала в укромном местечке. Это у кого-то другого до мамы глухая стена, а не мое сердце изнывает от обиды, страха и боли. Зачем? Стыдно-то как. Стыдно. Гордо всегда как-то было. А теперь вот нет. А теперь хлынуло.

Алексей Павлович давно уже укачивал меня на , а я словно лодочка плавала в его руках и своих слезах.

  • Выходим, Рита.

Я даже не думала и не спрашивала куда выходим, где. И что там дальше за остановка. Но двери голубого новенького М27 закрылись за моей подрагивающей спиной.

На улице стемнело. Но по летнему так. Воздух был приятно прохладный, тепло уходящего дня держалось за все поверхности неугомонной Москвы.

Среди стеклянных стен, парила металическая скамейка. Я не знаю как описать остановку, которая стала теперь эпицентром всех моих переживаний. Ведь среди этого творения современного человека стояла Лидия, стояла мама. Ее рука была прижата к сердцу, она тревожно улыбалась и смотрела в мои глаза.

Я шмыгала носом, чувствуя, что вся моя обида и гордость осталась среди синих шершавых сидений тёплого, но такого пустого автобуса. И с закатный солнцем ушли все эти гордые, но такие одинокие дни.

Я кинулась в объятия, щедро раскрытые мне навстречу. 

  • Мама, прости. Мне стыдно, стыдно, мама. Люби пожалуйста! И будь со мной. Будь со мной, мама. Но так как ты хочешь. Прости.
  • Ритеныш, я всегда с тобой. И ты прости меня. Какая ты красивая, родная моя.

Эту стеклянную волшебную остановку я запомню на всю свою жизнь. Там до ночи сидела я, моя мама и мой учитель. Который кажется научил меня любить. Я держала мамину руку и мне было очень тепло, это была наша с ней десятка. Наша семья.