12 мая "легенде оттепели" - поэту Андрею Вознесенскому исполнилось бы 90 лет
Автор «Мастеров», «Параболы», «Треугольной груши», знаменитого спектакля Таганки «Антимиры», ленкомовской «Юноны и Авось» и множества других поэтических шедевров ушел из жизни в июне 2010-го на 78-м году жизни. В те дни я позвонил поэту Андрею Дементьеву, чтобы он рассказал о своем соратнике и друге. К сожалению, сегодня уже нет в живых и Андрея Дмитриевича...
Предлагаю вашему вниманию то интервью от 1 июня 2010 года.
«СНАЧАЛА НЕ ПОНЯЛИ ДРУГ ДРУГА, А ЗАТЕМ - ПОДРУЖИЛИСЬ»
- Андрей Дмитриевич, вы были одним из ярких и активных участников творческой жизни страны знаменитой «эпохи оттепели». Помните атмосферу, «запах» того времени? Забитые до отказа стадионы, поэтические вечера в Политехе…
- Ну, конечно! Практически вся литература того времени вершилась на моих глазах. В Литературном институте я учился с будущими классиками – Юрием Бондаревым, Григорием Баклановым, Юрием Трифоновым, Константином Ваншенкиным, Юлией Друниной, Владимиром Соколовым… Словом, это была целая плеяда людей, которых я хорошо знал, мы дружили. Все были молоды, дерзки, талантливы. К тому же лекции нам читали такие «живые легенды», как Маршак, Твардовский, Катаев, Луконин… Так что вся знаменитая творческая атмосфера тех лет стала частью и моей жизни.
- При каких обстоятельствах вы познакомились с Андреем Вознесенским?
- Самая-самая первая встреча у нас была на страницах журналов и книг – я с самого начала был поклонником его таланта. Потом в 1968 году меня судьба свела с ним вплотную. Я был редактором его поэтической книги «Тень звука», выходившей в издательстве «Молодая гвардия».
У этой книги была довольно нелегкая судьба. Я тогда не очень понимал некоторые пассажи Андрея, и мы с ним даже спорили, конфликтовали на почве этих наших поэтических воззрений. Причем именно это нас потом и сдружило. В своей книге воспоминаний «На виртуальном ветру» он написал, что сначала мы как-то не очень поняли друг друга, а «потом оба распахнулись» и почувствовали единение и в поэзии, и в отношении к людям, к жизни. Так началась наша дружба, которая продолжалась 42 года. Я очень любил Андрея, и он отвечал мне такой же дружеской нежностью.
- Каким он был тогда?
- И тогда, и всегда… Понимаете, Андрей был человек очень скромный в жизни, никогда себя не выпячивал, не становился в позу такого мэтра, не давал никому понять, что он гениальный, великий. Хотя тогда уже всем было ясно, что он поэт великий, несомненно.
Он несколько раз приезжал ко мне на мою родину в Калинин (Тверь), я там вел его поэтические вечера, мы вместе колесили по области. Хорошо помню, как мы поехали под Торжок на могилу Анны Петровны Керн и там он написал потрясающие стихи. Он бывал у меня дома… В общем мы дружили как братья. Он меня так и называл – «брат».
- ?!
- Да. И это все знали. Однажды мы у него дома на Котельнической набережной отмечали его Государственную премию СССР. Там было много интересных людей, знаменитых писателей, артистов, все его чествовали, радовались за него… Он все молчал, молчал, а потом вдруг встал и сказал: «У меня были родители, к сожалению, их нет уже. У меня никогда не было брата. А вот некоторое время назад у меня появился брат Андрей. Я хочу, чтобы мы все выпили за его здоровье!» Меня это так тронуло!
Да по большому счету дело даже не в этом. Просто Андрюша был очень хорошим парнем - отзывчивым, верным в дружбе, бескрайне внимательным к творчеству других. Он ведь очень многим молодым помогал – о них говорил с трибуны писательских съездов, писал рецензии, в случае необходимости заслонял своим авторитетом. Это был человек широчайшего доброго диапазона. Аура его души распространялась на многих, все это чувствовали и, конечно, многие ему были благодарны.
МАСТЕР МЕТАФОР
- Вы 12 лет возглавляли журнал «Юность» - один из самых прогрессивных и смелых журналов своего времени. Можно сказать, что Андрей Андреевич был одним их ваших постоянных авторов?
- Несмотря на то, что некоторые его вещи (например, поэмы «Рок», «Лед», «Юнона и Авось», позже ставшая рок-оперой, и много-много стихов) вызывали большой негатив со стороны руководства и были «непроходимы» по тем временам, он печатал у нас практически все, что хотел. И не только потому что я был главным редактором и его другом. А прежде всего потому, что это была очень высокая поэзия. И наши читатели (а их тогда было несколько миллионов) были его аудиторией.
- Самое яркое воспоминание о нем.
- Каждая наша встреча была по-своему такой яркой, что забыться не могла. Я в своем двухтомнике мемуаров не обо всем, но кое о чем рассказал. Андрей в журнал «Юность» приезжал иногда чуть ли не каждый день. Мы сидели у меня в кабинете, потом спускались в ресторан «София», чтобы за едой продолжить наш разговор. Это - незабываемо.
Он ведь был невероятно образованным – я таких образованных людей как он, если честно, больше не встречал. Необыкновенно глубоким, интересным. Я у него многому учился – пониманию литературы, неординарному подходу к жизни, явлениям, фактам. Вознесенский – это явление не только литературы, но и общечеловеческое явление, явление культуры, философии. И неслучайно его поэзия такая глубокая, многогранная. Он был редчайший мастер метафор, соединял несоединимое, он как архитектор чувствовал слово очень «выпукло» - неслучайно придумывал «видеомы», занимался живописью.
Андрей Вознесенский - действительно Великий поэт, и был Великим все эти годы. И еще он мой очень близкий друг. Поэтому я скорблю и не могу смириться с тем, что его больше нет.
- Когда вы виделись последний раз?
- К сожалению, давно. Мы встретились с ним, когда президент Дмитрий Анатольевич Медведев вручал нам правительственную награду. Андрюша был уже очень болен, и, признаться, у меня перехватило горло от его вида, от его состояния. Но я знал, что он человек мужественный, невероятно влюбленный в жизнь и будет бороться. И он перебарывал в себе болезнь изо всех сил, хотел всюду чувствовать себя нужным. Я уважал в нем вот это мужество и это желание оставаться самим собой – Андреем Вознесенским. В любых условиях, в любых обстоятельствах, понимаете?
«ВАС МОЛНИЕЮ ЗАЖИВО ИСПЕПЕЛЯЛ ТАЛАНТ»
- Кто-то сказал: «поэты уходят только физически. Когда они велики, они остаются навечно». Что, по-вашему, останется для вечности из стихов Вознесенского?
- Все, кто с ним общался, его современники, конечно, будем его помнить просто чисто по-человечески. А навечно он остался – в отечественной и мировой литературе. Его стихи ведь переводились на многие языки, у него поклонники есть во всех странах. Его поэтические вечера проходили в Германии, Италии, Америке… И везде его встречали с восторгом, потому что дар у него был удивительный. Знаете, как он однажды сказал:
Колокола-гудошники…
Звон. Звон...
Вам, Художники
Всех времен!
Вам, Микеланджело,
Барма, Дант!
Вас молниею заживо
Испепелял талант».
Так вот его талант - испепелял. Но он все время как Феникс возрождался из этого пламени и еще больше нас поражал своим удивительным умением увидеть жизнь так, как никто ее не видел.
- Великие поэты уходят, новых не видно… Вам не кажется, что поэзия в постсоветской России – в том виде как мы привыкли ее воспринимать - видоизменилась, потеряла актуальность, умирает?
- Поэзия умереть не может, потому что в людях во все времена, во все века всегда жила романтика и сентиментальность. И вот это умение почувствовать время через какие-то очень точные, тонкие флюиды, идущие от человека к природе, к другому человеку, - невозможно ни убить, ни уничтожить. Только когда если – не дай Бог – земной шар весь вспыхнет, сгорит и пропадет. А так – никогда! Пока живы люди, пока жив человек. Да еще потому что такие поэты как Андрей Вознесенский не позволят, чтобы романтическое ощущение жизни исчезло. Не исчезнет!